Священник умер от туберкулеза
 |
| О. Алексей |
Родился 15 февраля 1869 году на хуторе Ново-Александровский Мосальского уезда Калужской губернии (ныне Спас-Деменский район Калужской области) в семье священника. В 1891 году окончил Калужскую духовную семинарию.
13 октября 1891 года епископом Калужским и Боровским Виталием определён в село Плохино Жиздринского уезда в псаломщики.
С 1882 года - законоучитель церковно-приходской школы.
9 августа1894 года епископом Александром рукоположен на должность священника.
Служил в храме Николая Чудотворца села Плющаны Сухиничского района Калужской области. Женился по настоянию родителей на Марии Сергеевне Кобелевой. 28 июля 1895 года у них родилась дочь Соня. Мария Сергеевна умерла от туберкулёза, в браке они прожили всего 3 года. Со 2 октября 1914 года Соня работала учительницей в Плющанской школе. Она вышла замуж за учителя Зверева Семёна Владимировича. У них родилась дочь Алевтина в апреле 1921 года.
С 1911 года избран депутатом на общеепархиальный съезд и членом ревизионного комитета при Мещовском духовном училище.
В феврале 1923 года дочь Соня умерла от родовой горячки, ее дочка Тонечка жила сутки. Так как родители рано умерли, Алевтина была на иждевении дедушки и няни Федосьи. Федосья помогала священнику не только по дому, но и в церкви (убиралась, пекла просфоры).
3 апреля 1924 года о. Алексий был лишён избирательных прав.
В 1931 и 1932 годах был осужден Сухиничским нарсудом. Обвинение при осуждении "Вырубка фруктовых деревьев в своем саду, эксплуатация наемного труда". Приговор - 10 руб. штрафа.
С 1932 года о. Алексей был благочинным Сухиничского округа.
У о. Алексея был красивый голос, он хорошо пел романсы и играл на гитаре. Отец Алексей часто ездил на собрания в Смоленск (ведь до 1944 года Калужская область была Смоленской). К нему в дом приходили священники из многих сёл. У о. Алексея были дневники, в которые он записывал свои мысли о Боге, о вере и многое другое, но увы, их сохранить не удалось. Они были украдены в 1942 году при странных обстоятельствах. Воры забрали только дневники, старые Библии и денег 10 рублей. Золотые украшения, хранившиеся с дневниками и Библиями, воры не взяли. В деле хранятся письма священника Павла Ильюшина и Александра Цветкова к о. Алексею, и другие письма и бумаги.
В 1937 году к нему приходили домой, заставляли собрать народ и прилюдно отказаться от Бога. После этого о. Алексей стал соблюдать строгий пост. Он ел только черные сухари и пил воду. Его спрашивали: "Зачем Вы это делаете, батюшка"? На что о. Алексей отвечал: "Бог готовит мне испытания, там страшнее будет".
Люди которые его знали, помнили его и любили. Говорили, что даже внешне он был очень похож на Николая Угодника. Был очень добрым и скромным человеком, очень не любил фотографироваться, поэтому и осталась одно фото. Он более 40 лет прослужил в церкви в Плющанах. Если человек был беден, он церковные требы исполнял бесплатно. Он был уже старенький, весь седой, когда его арестовали. Из дома уходил с валенками, хотя был июль, и со всеми прощался.
Был арестован 27 июля 1937 года. Сначала его отправили в тюрьму в Калуге. А потом перевезли в Сухиничи. Один раз его отпустили под конвоем домой попрощаться. Он просил няню Федосью Матвеевну забрать иконы, Библии и его дневники и уйти из дома. Самая большая просьба была, чтобы Федосья сберегла его Аличку. Федосья Матвеевна выполнила просьбу священника, она всю жизнь прожила с Алей. Вырастила её детей. Алевтина Семёновна считает её своей матерью. Умерла Федосья Матвеевна в марте 1973 года. Это она рассказала Але, что дедушка умер в тюрьме.
В 1946 году в дом к Федосье Матвеевне пришёл человек. Он пришёл ночью, не назвав ни имени ни фамилии, и ушёл на рассвете. Он рассказал, что о. Алексей умер. И ещё он сказал, что у него было плохо со здоровьем, в туалет он ходил кровью, поэтому и умер. Остаётся только догадываться, как брали показания у 70 летнего старика! О том, что дедушку расстреляли Аля узнала только в 2006 году.
Из протокола допроса:
Из материалов дела:
28 августа 1937 года был осужден тройкой при УНКВД СССР по Западной области за "контрреволюционную деятельность" к расстрелу (ст.58-10,58-11 УК РСФСР) [2]. Содержался в пересыльной тюрьме в городе Сухиничи.
 |
| Памятный крест на месте расстрела священников под Сухиничами 7 сентября 1937 |
Награды
- за ревностное участие в деле школьного образования приходских детей и ведения вне богослужебных собеседований 5 июня 1892 года получил одобрение епархиального начальства,
- Преосвященнейшим Макарием за доброхвальное служение и усердие к церкви в 1897 году награждён набедренником,
- 26 февраля 1898 года за ведение вне богослужебных собеседований с прихожанами преподано архипастырское благословение с выдачей свидетельства,
- в 1900 году за отлично усердную и ревностную службу награждён скуфьёй,
- в 1908 году преподано архипастырское благословение с выдачей установленного свидетельства,
- в 1911 году за отлично усердную и ревностную службу награждён камилавкой,
- в графе "сведения благочинного для епархиального начальства о поведении священнослужителей с их семейством" указано, что священник Лебедев поведения "отлично хорошего (весьма хорошего), взысканиям не подвергался, под следствием и судом не состоял".
Публикации
- Из бездны небытия: книга памяти репрессированных калужан. Т. 1-4. Калуга. 1993-2003.
- Воспоминания его внучки Зверевой Алевтины Семёновны
Использованные материалы
- БД ПСТГУ "Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви"
[2] Архив УФСБ по Калужской обл. Д.П.-6019 (групповое дело). По делу проходило 17 человек. 11 из них были расстреляны, остальные получили по 10 лет ИТЛ.
[3] Про овраг рассказал конвоир, точное место расстрела неизвестно.
[4] На кресте написано и имя Новикова Николая Матвеевича (родной брат Федосьи Матвеевны, няни). Это он в 1937 году заступился за о. Алексея. Тогда ему было сказано: "Следующим сядешь ты". Николай Матвеевич был арестован в 1942 году. Он погиб в лагере г. Тавды (Свердловская обл.) 25 декабря 1944 года. Были арестованы родственники о. Алексея. Его родная сестра Вера (по мужу Пятницкая), муж (Василий Пятницкий) и сын (Александр Пятницкий). Все они были расстреляны. Все эти люди реабилитированны посмертно.
Русская православная церковь подала в Арбитражный суд иск к Департаменту городского имущества Москвы. Причина – отказ передать церкви помещения в Московском научно-практическом центре по борьбе с туберкулезом на улице Стромынка. В Московском патриархате ссылаются на Федеральный закон Российской Федерации №327 "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения", принятый в 2012 году.
Корреспондент Настоящего Времени разбирался, принадлежало ли это здание церкви и что будет с больницей, если РПЦ добьется своего.
"Это не диспансер, это храм"
Здание, в котором сейчас располагается тубдиспансер, – это бывшая богадельня, построенная братьями-купцами Боевыми в конце XIX века напротив здания Бахрушинской больницы. Большую часть денег выделил благотворитель Николай Боев, а архитектором выступил Александр Обер. Комплекс строений в псевдорусском (его еще называют русско-византийским) стиле расположился вдоль улицы Стромынка, а улицы по соседству получили название в честь купцов – 1-ая Боевская и 2-ая Боевская.
Главное здание богадельни имело два этажа, а в середине центрального корпуса находился домовой храм Святого Николая с приделами Св. Петра и Св. Елизаветы. Изначально церковь предназначалась только для живущих в богадельне людей, но потом Боев решил открыть ее для всех желающих, и площадь храма увеличили. Он вмещал около 100 человек.
В самой богадельне одновременно жили около 300 "бедных лиц обоего пола, неспособных к труду". Содержал их купец Боев на свои деньги, а здание находилось в ведении Московского городского управления. Кроме центрального корпуса неподалеку располагались еще несколько построек, относившихся к богадельне: дома с бесплатными квартирами для бедных семей и начальное училище. В строении по адресу улица Барболина, 3 (через квартал от тубдиспансера, ближе к метро Сокольники) был храм в честь иконы Божией Матери "Утоли моя печали".
В советское время богадельню упразднили, храмы закрыли. В основном здании на Стромынке, 10 стала работать туберкулезная больница. С крыши домового храма сняли крест, внутреннее помещение разбили на два этажа и тоже отдали под медицинские нужды. Храм на Барболина переделали в морг.
Глава юридического отдела РПЦ игуменья Ксения (Чернега) утверждает, что у церкви есть все права на данные сооружения, согласно федеральному закону Российской Федерации "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения". "Это не здание диспансера, это храм. Эти здания строились как храмы. Поэтому мы запрашиваем эти объекты и будем добиваться их передачи. Это объекты религиозного назначения, они строились для культовых целей", – заявила Ксения в комментарии корреспонденту Настоящего Времени.
Она подчеркнула, что ФЗ-327 не содержит указания о том, что церкви могут передавать только те здания, которые принадлежали церкви до революции. Главное – для чего они, согласно архивным данным, использовались. "Данные здания строились для совершения богослужений", – настаивает игуменья.
Можно ли договориться?
В 2001 году церкви выделили в здании Московского городского научно-практического центра по борьбе с туберкулезом города Москвы на Стромынке небольшое помещение, в котором в дореволюционное время была алтарная часть храма. Настоятель храма отец Алексей Тимаков говорит, что это всего лишь 1/10 от былой площади домовой церкви. Игуменья Ксения подтверждает факт выделения больницей помещения для богослужений, но настаивает, что этого мало: о "достойной площади для совершения богослужения" договориться не получается.
"Службы там проходят во время обедов и завтраков. Это ненормально, когда богослужение идет под стук столовых приборов!" – говорит матушка Ксения.
В 2014 году РПЦ зарегистрировала подворье Московской патриархии при центре по борьбе с туберкулезом. А в январе 2019 года настоятель храма священник Алексей Тимаков обратился в Департамент городского имущества правительства Москвы с просьбой о передаче нежилых помещений. В мэрии отказали, сославшись на то, что не знают точных площадей, которые занимали храмы, поскольку те не являются отдельной недвижимостью и не поставлены на кадастровый учет.
По словам юриста больницы Кирилла Плаксина, речь идет о 7,5 тысячах квадратных метров в здании по улице Стромынка и 1,1 тысяче квадратных метров на Барболина. Согласно кадастровой карте, стоимость участка на Стромынке составляет 681 млн рублей, а весь участок на Барболина оценивается в 1,9 млрд рублей.
После отказа мэрии передать здания РПЦ решила судиться. В мае 2019 года Арбитражный суд города Москвы открыл производство по иску патриаршего подворья. В комментарии Настоящему Времени настоятель храма отец Алексей Тимаков сказал, что иск не подавал, его подала патриархия. Однако в судебных документах Тимаков Алексей Владимирович все же указан – как настоятель религиозной организации-заявителя.
Отдать здание церкви, а больницу выселить
На вопрос корреспондента Настоящего Времени, каким он видит разрешение ситуации, священник ответил: "Предложение одно – вернуть здание церкви, найти инвестора и построить отдельный комплекс для больницы". Аргументов для подобного предложения у отца Алексея несколько.
Во-первых, на этом месте в конце XIX века был освящен престол храма – а это, по мнению священника, делается навечно, следовательно, в этом месте всегда должен быть храм.
На самом деле в православном вероучении нет такого однозначного правила, и история знает случаи переноса и перестройки храмов: например, Сретенский собор Московского Кремля был разобран в начале XIX века, а через несколько десятилетий на его месте построили Большой Кремлевский дворец. Или деревянный храм святителя Николая 1686 года постройки, который в 1909 году разобрали и перенесли в деревню Зачатье из Емейского острога в Архангельской области (в 1914 году его успешно воссоздали по чертежам, храм существует в наши дни).
К тому же в собственности у РПЦ есть немало заброшенных, разрушенных храмов, которые Московская патриархия не спешит восстанавливать, говорит представитель движения "Архнадзор" Андрей Новичков. Взять хотя бы храм Дмитрия Солунского в Можайском районе Московской области, стоящий в руинах, или возведенную в 1680-е годы церковь в Лыткарино, или другие усадебные и провинциальные церкви в аварийном или полуразрушенном состоянии.
Второй аргумент священника Алексея Тимакова состоит в том, что функционирование туберкулезного центра в центральной части города опасно, поэтому больницу нужно переселить. (Формально район Сокольники – это не центр города, а Восточный административный округ Москвы, однако это действительно один из находящихся вблизи от центра районов, известный одноименным парком).
И, наконец, в-третьих, продолжает отец Алексей, из-за закрытого режима работы медицинского учреждения людей в церковь приходит мало: "Пока там будет туберкулезный центр, этот храм не может быть открыт для горожан. Если там будет больница, будут 3-4 человека туда ходить".
Священник мечтает: если больницу выселят, то храм можно будет открыть для всех горожан. Правда, в юридическом отделе РПЦ про полное выселение пока ничего не говорят: церковь претендует только на центральный корпус, но не на примыкающие к нему боковые. И утверждают, что после передачи помещений храмы продолжат функционировать в закрытом режиме, то есть будут предназначаться для пациентов больницы и персонала.
Что касается прихожан с прилегающих к тубдиспансеру улиц, то сейчас в радиусе километра от Стромынки, 10 для них открыты четыре православных храма Московского патриархата: церковь Ризоположения Пресвятой Богородицы на Рубцовско-Дворцовой улице, храм Благовещения Пресвятой Богородицы на Матросской Тишине, патриаршее подворье Храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках в Колодезном переулке и храм Воскресения Христова в Сокольниках на Сокольнической площади.
Морг закрыть, в церкви отпевать умерших
Помимо того, что оспариваемые помещения больница использует (на Барболина – морг, на Стромынке – лечебный корпус), у представителей тубдиспансера есть сомнения, что восстановить там церкви позволят санитарные правила. В морге лежат тела людей, которые умерли от туберкулеза, а в центральном корпусе лечатся люди с открытой формой этого заболевания.
"Потребуется тщательная санитарная обработка, три года консервации помещения, рекультивация почвы вокруг и еще одна обработка, что, впрочем, вряд ли полностью решит вопрос с потенциальной угрозой эпидемии туберкулеза", – считает представитель больницы в суде Кирилл Плаксин.
Настоятеля больничного храма это не пугает. Священник утверждает, что до переделки церкви в морг в храме располагалась усыпальница братьев Боевых – основателей богадельни, то есть фактически тоже морг. Игуменья Ксения также убеждена, что "санитарные нормы не могут запретить гражданам отправлять религиозные обряды, участвовать в совершении богослужений".
"Там находился храм с анатомическим театром до революции. В этом храме проводились отпевания усопших. Морг предназначен для размещения в нем тел тех, кто скончался от туберкулеза. Я не понимаю, почему в этом здании не могут совершаться отпевания и панихиды в отношении этих лиц?" – рассуждает игуменья.
Что будет дальше?
В судебных документах по иску РПЦ к мэрии упоминается некое "постановление об отказе от возбуждения исполнительного производства № 50023/19/299807-ИП от 24.04.2019". Религиозный портал Credo.Press со ссылкой на телеграм-канал 403.press утверждает: это свидетельствует о попытке юристов РПЦ наложить арест на недвижимость еще до завершения рассмотрения иска по сути.
Отец Алексей сетует, что даже при положительном решении суда на реализацию иска будет выделено целых пять лет: то есть вопрос не решится одномоментно и РПЦ не сможет сразу выселить больницу.
Глава юротдела РПЦ игуменья Ксения рассказала, что перестраивать отчужденные в пользу церкви храмы (если иск удовлетворят) будет государство. "Поскольку храм является памятником культурного наследия, то субсидии на реставрацию будет выделять государство, а за коммунальные услуги будет платить церковь", – пояснила она.
Решение Арбитражного суда по делу еще не вынесено, очередное заседание состоялось 6 августа 2019 года. Дело рассматривает судья Динар Гилаев, ГБУЗ "Московский городской научно-практический центр борьбы с туберкулезом" присутствует на рассмотрении в качестве "третьего лица".
Протоиерей Сергий Киселев, старший священник СИЗО-1 УФСИН России по городу Москва:
Протоиерей Сергий Киселев
В начале нулевых мы построили в СИЗО домовый храм в честь Воздвижения Креста Господня, где еженедельно совершаются богослужения. Сюда мы приводим желающих прикоснуться к Таинствам Церкви. Если люди по разным причинам не имеют возможности посетить храм, но хотят участвовать в Таинствах, священник идет в камеру или отдельно отведенное место и там исповедует, причащает. Мы причащаем всех желающих независимо от их болезней.
На Божественной Литургии мы всех причащаем из одной Чаши со Святыми Дарами одной лжицей, а потом эти Дары потребляем. То же самое происходит, когда мы с запасными Дарами идем в больничные камеры к тем, кто не может прийти в храм. После этого так же потребляем Святые Дары. Мы верим, что Святое Причастие никогда не передает ничего, кроме Благодати Божией.
У меня 7 детей, 10 внуков, и четверть века я несу послушание тюремного служения. И таких среди нашего тюремного духовенства много.
В то же время, нужно отметить, что не каждый священнослужитель может выдержать нагрузку этого непростого служения, поэтому возникали случаи, когда некоторые не смогли его продолжить. В заключение хочется сказать, что данное служение держится и осуществляется только с твердой верой.
Протоиерей Евгений Милешкин, настоятель храма св. бессребреников Космы и Дамиана при Национальном институте рака в Киеве:
Протоиерей Евгений Милешкин
— Одно из моих служений — окормление детской городской туберкулезной больницы Киева. Там я служу уже около пяти лет.
До этого туда приходили только волонтеры. Они как-то попросили причастить детишек. Мы договорились с руководством больницы, для богослужений специально выделили комнатку и оборудовали ее под храм. В этом храме мы служим, совершаем литургию, причащаем там детей.
Особенность детской туберкулезной больницы заключается в том, что детей с открытыми формами туберкулеза изолируют в боксы. Пациенты с закрытой формой не являются передатчиками палочки Коха. Кроме того, в больнице постоянно совершается дезинфекция и соблюдается санитарный режим. Поэтому концентрация туберкулезной палочки там не выше, чем в метро или в любом другом общественном месте.
Если родители или сами дети, которые находятся в боксах, просят их причастить, мы делаем это, веруя, что причащение есть жизнь. Причащаем там именно индивидуально, а потом употребляем все содержимое Чаши.
Некоторое время назад причащал в боксе мальчика, который до больницы пономарничал. Он — церковный человек, который хотел причаститься. Сейчас он еще лечится, но уже не в боксе, так что на богослужения, которые проходят раз в две недели, приходит в храм и молится со всеми.
В этой больнице много детей с туберкулезом костей, они лежат в палатах, — обездвиженные, на растяжках — довольно долго, годы. И мы к ним постоянно приходим, чтобы их причастить.
Литургия — это самое самое важное, что может дать священник. Дети через ту особую молитвенную обстановку, которая создается только в храме на Литургии, и таинства причащения, прикасаются к иному, Горнему миру, становятся восприимчивы к Нему. Потому многие с радостью приходят на службы.
В туберкулезной больнице я служу два раза в месяц, основное мое служение — храм при Национальном институте рака. Понятно, что никак службы в этих больницах не пересекаются. Причем, туберкулезная больница находится в километрах 20 или 25 от Института рака. Так что риска, если даже я вдруг был в боксе у ребенка с открытой формой туберкулеза (что бывает не так часто), для пациентов Института нет. Если я чувствую себя неважно, даже если это признаки банальной простуды, прошу второго священника меня заменить — не хочу быть распространителем инфекции, тем более, для детей с ослабленным иммунитетом.
Да, наверное, когда мне в первый раз предстояло пойти к ребенку с открытой формой туберкулеза, по человеческой немощи было немного страшно. Но я понимаю, что священник — это тот, кто должен нести крест со всеми. Это моя обязанность, мое послушание, моя ответственность и я не могу избирательно приходить к людям.
Если Господу будет угодно меня сохранить в качестве этого служения, то Он меня сохранит. Если не угодно — то не здесь, так в любом другом месте легко можно приобрести какую-нибудь болезнь. В том же метро ее получить гораздо легче…
Священник Алексей Тимаков, настоятель храма свт. Николая при Центре борьбы с туберкулезом (ЦБТ), настоятель храма свт. Николая на Преображенском кладбище:
Священник Алексей Тимаков
— В нашем храме свт. Николая при Центре Борьбы с Туберкулезом литургия, как правило, служится дважды — среди недели и в воскресенье. Приходят и пациенты, и бывшие больные, для которых храм стал родным, и медсестры. Обычно я исповедую по окончанию богослужения, а потом все, кто желает — причащаются.
Я не спрашиваю у людей справки, не интересуюсь, какая у них форма заболевания, — все подходят к Чаше по очереди, в которую выстраиваются сами. На службе на этой неделе было человек 12 — 6 пациентов и 6 постоянных прихожан. Двое пациентов причащались впервые. Так бывает, человек заболеет и начинает по-другому относиться к жизни, к своему стоянию перед Богом. После того, как верующие подойдут к кресту, я в алтаре потребляю все, что остается в Чаше.
Иногда меня вызывают в реанимацию. Опять-таки, какая у человека, нуждающегося в причастии, форма туберкулеза: открытая или закрытая, меня не интересует. Я иду к нему с походной Чашей. Если в ней осталось содержимое, я приношу в алтарь и — тоже все потребляю. И когда иду причащать детей, не интересуюсь формой заболевания.
Я по светской профессии — врач, окончил медицинский институт, проработал 18 лет на скорой помощи реаниматологом. И хорошо понимаю, что такое вирусные и инфекционные заболевания и как они передаются. И, если бы через Святые Дары можно было бы заразиться, то я бы уже точно заразился, да не только я.
Представьте себе, сколько людей приходит на богослужение в храм в спальном районе? Скажем, в 70-80-е годы, когда храмов было немного, они заполнялись до отказа. В те времена мой отец служил в храме святителя Николая в Кузнецах, там Великим постом было до 1500 причастников. Представляете, стоят два-три священника с Чашами, на каждого примерно по 450–550 прихожан. А потом все, что осталось, потребляют дьяконы и священники. А уж сколько народу приходит на патриаршие службы!
Думаю, среди этого множества людей, пришедших в храм, немало тех, кто болен какой-либо инфекцией, и причащается! А потом священники и дьяконы, не смущаясь, потребляют все, и я не помню, чтобы кто-то заболел. Для меня это как раз доказательство того, что там, в Чаше — Тело и Кровь Христовы.
Литургия, пусть и в чем-то меняясь со временем, установилась 1700 лет назад святителями Василием Великим и Иоанном Златоустом. Вот уж 1700 лет священники причащают народ в любую невзгоду, в любую болезнь. Если бы инфекции передавались через Чашу, священники просто под воздействием инфекции исчезли, как биологический вид.
То, что они остались здоровыми и не умерли, иначе, как чудом, я объяснить не могу. Со всем своим скептицизмом и некоторым цинизмом, которые присущи, наверное, всем медикам.
Установлена и документирована дата смерти Н. В. Недоброво
Подарок всем поклонникам А. А. Ахматовой сделала в 2012 году ялтинский историк и краевед Зинаида Георгиевна Ливицкая. В результате многолетних поисков она выявила в Государственном архиве в Автономной Республике Крым метрическую книгу ялтинской Свято-Успенской церкви, которая располагалась в нижней Аутке, с записью о смерти и похоронах близкого друга Анны Ахматовой – Николая Владимировича Недоброво (1882-1919).
Предлагаем вниманию читателей электронную копию этой записи (ГА АРК, ф. № 142, оп. № 1, д. № 1120, лл. 288-289):
Упомянутые священнослужители были в высшей степени достойными людьми, которым выпала яркая и трагическая судьба. Имя отца Сергия (Сергея Николаевича Щукина, 1872-1931 гг.) не раз встречается на ялтинских страницах жизни и творчества А. П. Чехова, обитателя верхней Аутки, с которым священник был в многолетних дружеских отношениях. Протоиерей Щукин пользовался необыкновенной популярностью среди ялтинцев, что не раз спасало его во время арестов после революции. Он продолжал служить в Свято-Успенской церкви вплоть до 1930 года, когда она была закрыта, а вскоре после этого и разрушена. Отец Сергий уехал в Москву, где жили его дети. Там он продолжал служить священником вплоть до своей скорой смерти, завоевав авторитет и у новых прихожан. 8 октября 1931 года, в день его ангела, он был сбит на улице грузовым автомобилем и умер через два-три часа не приходя в сознание [12].
Вернемся, однако, к Н. В. Недоброво.
Новонайденная запись в метрической книге кладет конец этой разноголосице. Кстати, запись в книге имеет номер – 118. Это только мужчины. Для женщин в книге велась своя нумерация. Нетрудно посчитать, приняв во внимание количество церквей в Ялте и трагические обстоятельства неоднократной смены власти в Крыму в 1919 году, насколько богатым на смерти был уходящий год только для православных верующих в этом небольшом южном городе! А к этому надо добавить жертвы из числа верующих других конфессий, погибших на поле боя, бессудно расстрелянных и утопленных в море…
Отдельно стоит сказать о самом Аутском кладбище. Некогда оно было одним из самых почетных в Ялте. В августе 1901 года там похоронили популярного писателя-народника Г. А. Мачтета. 9 июня 1918 года здесь нашла свой последний приют жена Ф. М. Достоевского – Анна Григорьевна, в январе 1919 года мать А. П. Чехова – Евгения Яковлевна, а в феврале 1920 года – выдающийся строитель и великолепный исследователь Крыма генерал-майор А. Л. Бертье-Делагард. Список этот можно продолжать и продолжать.
После революции кладбище начало приходить в запустение. Если О. Э. Мандельштам в августе-сентябре 1923 года (уточнение года подсказано нам З. Г. Ливицкой), отдыхая в Гаспре, разыскал могилу Н. В. Недоброво, то А. А. Ахматова, посетившая, по некоторым предположениям, Аутское кладбище в сентябре 1929 года (отдыхала в той же Гаспре), ее уже не нашла [10, с. 97; 2, c. 234].
Этой истории можно предложить объяснение. Памятник на могиле, как известно, устанавливается через год. На могиле Н. В. Недоброво его, судя по всему, не было. Поэта похоронили 5 (18) декабря 1919 года, а с октября 1920 года началась массовая эвакуация из Крыма, которая закончилась 3 (16) ноября уходом последних пароходов из Керчи. В числе покидавших родину были и Л. А. Недоброво с Ю. Л. Сазоновой-Слонимской. Обе они эмигрировали в Италию, где Любовь Александровна вскоре умерла от туберкулеза [2, с. 10].
Следовательно, на могиле Н. В. Недоброво мог быть только деревянный крест, устанавливаемый во время погребения. В 1923 году О. Э. Мандельштам его, видимо, еще разыскал. В 1929 году креста уже не было.
В конце января 2013 года мы бродили со старейшей сотрудницей Дома-музея А. П. Чехова в Ялте А. В. Ханило по скверу-кладбищу, расположенному на улице Чернова. Новейшие власти уже не раз старательно чистили его от фрагментов надгробий, но опять мы видели эти фрагменты, забетонированные в дорожки и опорные стенки. В одной из таких стен зацементирована вверх ногами часть могильной плиты с надписью на греческом языке и годом смерти покойника – 1893…
Прах Н. В. Недоброво не попал ни в число вывезенных из Крыма, ни в число перенесенных на другое кладбище. Его могила, как и многие другие, на сегодняшний день утрачена. Твердо мы знаем одно: поэт продолжает лежать в земле Аутки, ставшей для него последним пристанищем.
Теперь, когда одни загадки ушли в небытие, на повестку дня встают другие: где же все-таки Н. В. Недоброво умер? Почему в церковной метрической книге отсутствует запись о том, кто его соборовал и причащал перед смертью? Почему так существенно расходятся данные метрической книги о дате его смерти и свидетельства его родных?
В разрезы желтые, в скалистый брег
Впустило море синие зализы.
Над самым морем белый дом. Чинар
И лавровых кустов сплошная стая
Теснится у крыльца. За домом – кверху
До первого шоссе раскинут лысый,
Каменьями усеянный пустырь.
Приют корявых пробковых дубов
И высохшей полыни. Над шоссе
Полого поднимаясь площадями,
Уходит виноградник. Между двух
Таких квадратов, глиняной дорожкой
Я проходил на дачу, на веранду,
Где на кушетке, под мохнатым плэдом
В чахотке умирал Недоброво.
Мой бедный друг. Я помню, как сейчас,
Той золотистой осени прохладу
Стихотворение М. А. Струве свидетельствует, что Н. В. Недоброво осенью 1919 года живет какое-то время в Гурзуфе, где его и навещает автор стихов. Мало того, из дальнейшего текста следует, что М. А. Струве был уверен – его друг покоится в том же Гурзуфе:
Я вам завидую. Моим скитаньям
Конца не видно, и земля родная
Для нас, осколков рухнувшей державы,
Закрыта. Вам спокойнее. Вы – спите
В Тавриде сладостной. Гурзуфский ветер,
Которым некогда дышал и Пушкин,
Трепещет над холмом могильным. Волны
Его встречавшие могучим гулом,
Шумя протяжно, пестуют ваш сон,
Вздымают кипарисы черный пламень
В лазурный воздух. И щебечут птицы
На русском языке.
Воображаемая картина эта, конечно же, ошибочна. Она говорит только о том, что сам М. А. Струве не был свидетелем ни смерти, ни похорон Н. В. Недоброво. Эти события не имели широкого резонанса в то трудное время. Показательно, что О. Э. Мандельштам, вернувшийся в северную столицу из Крыма, не мог сообщить А. А. Ахматовой даже точную дату смерти поэта – только месяц и год [6, т. 5, с. 36].
С приходом зимы супруги Недоброво снова в Ялте. Сначала они живут в своей прежней комнате по улице Аутская, 69. Потом Л. А. Недоброво находит другое жилье по улице Княжеской, 8 [9, лист 14; 8, лист 5]. Дом этот уцелел до наших дней. Именно в нем поэт и скончался. Отсюда Николая Владимировича повезли отпевать в ближайшую церковь – Свято-Успенскую. Ялтинские краеведы собираются установить на этом доме доску, посвященную памяти поэта.
Но это предположение неверно. Человек дореволюционного воспитания не мог перепутать церковь и часовню. Ю. Л. Сазонова-Слонимская имела в виду, конечно, Свято-Успенскую церковь, где отпевали Н. В. Недоброво. А кладбище действительно находилось достаточно недалеко от нее – в 200-300 метрах.
Не бойся; подойди; дай руку; стань у края.
Как сдавливает грудь от чувства высоты.
Как этих острых скал причудливы черты!
Их розоватые уступы облетая,
Вон, глубоко внизу, орлов кружится стая.
Какая мощь и дичь под дымкой красоты!
И тишина кругом; но в ветре слышишь ты
Обрывки смятые то скрипа арб, то лая?
А дальше, складками, долины и леса
Дрожат, подернуты струеньем зыбким зноя,
И море кажется исполненным покоя:
Синеет, ровное, блестит – что небеса…
Но глянь: по берегу белеет полоса;
То пена грозного – неслышного – прибоя.
Эту свою отвагу – в последний раз – он доказал своей смертью.
1. Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой: 1889-1966. – Изд. 2-е, испр. и доп. – Москва: Индрик, 2008.
2. Орлова Е. И. Литературная судьба Н. В. Недоброво. – Томск-Москва: Водолей Publishers, 2004.
3. Кравцова И. Г., Постоутенко К. Ю. Недоброво Николай Владимирович // Русские писатели: 1800-1917: Биографический словарь. Т. 4. – Москва: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 261-262.
4. Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества: 1917-1932. – СПб.: Алетейя; Симферополь: Сонат, 2007.
5. Кралин М. Победившее смерть слово // Нева: Журнал. – Ленинград. – 1988. – №7.
6. Ахматова А. А. Собрание сочинений. В 6 т. – Москва: Эллис Лак, 1998-2002; Т. 7 (дополнительный). – 2004.
8. РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 1072. (сообщено Е. И. Орловой).
9. РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 873. (сообщено Е. И. Орловой).
11. Доненко Н. Претерпевшие до конца: Священнослужители Крымской епархии 30-х годов. – Симферополь: Таврида, 1997. – 62 с.
12. Ливицкая З. Г. Из ялтинского окружения: Отец Сергий Щукин // Крымские Пенаты: Альманах литературных музеев Крыма. – Симферополь. – 1998. – № 5. – С. 93-98.
Читайте также:
