Степан холера село и люди

Приближался покос, рожь зацветала. Надо было допахивать пар. Парину, ее только возьмешь сошником, покудова дождичек держит. А дожди перепадали, и проса всходили травными: с пыреем да ключевой травой, переплетались вьюнками. Надо было полоть и полоть. Овсы тоже: в силу вошли, а сами пополам с куколем, молочаем цветут. И яровое кишело бабами, девками. Шла горячая полка.

Зато озимое добрело в безлюдье. Рожь цвела, ровно б окуталась инеем, только не хрустким и снежным, как в первозимье, а золотистым, пахучим, шелковым. И бежит поле без начала, без конца, волнуется на ветру, шуршит соломой, весну догуливает. Ежели б каждый год такая нива была! Ого-о!

На первых порах деревенской жизни я каждый день уходил ко ржи. Это было мое любимое поле. Оно клином подходило к селу, убегая верст за семь, взбиралось на изволок к старому синему лесу. И поле и лес зовут у нас Воровским. Когда-то, говорят, Пугачев стоял лагерем здесь, оттого и название повелось.

Среди поля, ближе к лесу, вздыбился широкий одинокий холм, Суркомар, наполовину распаханный, наполовину зеленый. На него-то и взбирался я. Прежде и Суркомар был под лесом. Там и сям торчат по склонам полусгнившие необхватные пни дубов и берез, меж ними кустится живучая поросль неклена, дубняка, бересклета.

Лягу ничком на траву, где вид пошире, откуда даль кажется сказкой, и замечтаюсь, задумаюсь. Порой засну и вижу во сне все пережитые ужасы ожидания холеры, всю тоску городской неуверенной жизни. Проснусь потный, измученный, придавленный кошмарными видениями, перед глазами лужок, а по лужку брызнуто желтым, росисто-седым, малиновым, голубым. То смеются, перемигиваясь с солнышком, лютики, незабудки и клевер. Пчелы и шмели, коротко подгудывая, бегают и прыгают по просвиркам цветка, тычутся хоботками в гнездышки, точно считают их. Наверху синее, белесое небо, а на небе облака сияют; родятся где-то за лесом и плывут незаметно, поднимутся в самый зенит, распадутся по перушку, растают. За облаками ничего нет, но хочется глядеть туда: где-то ведь там переливается жаворонок и ласково свиристит коршун.

Но пришли все-таки слухи, доползло беспокойство и сюда. Приехала из города лавочница, за товаром ездила. Первым делом объявила всем, что вздорожало все втридорога.

— Нет привозу! Заставы стоят везде и всяческую всячину духом серным обкуривают. И-и-и! Цены не божьи. А народ супротив того бунтуется.

Лавочницыны вести никого по виду не тронули. Говорили:

— Мелет себе баба, чтоб мороки нагнать на людей да цену поднять на все. Ну да ведь мы без чаев-сахаров промаемся! Дал бы господь хлебца всласть.

После этого все-таки стали досужей порой поговаривать о холере. За завтраком ли в поле, дома ли за ужином, иль в воскресный день по дороге из церкви возьмут да и вспомнят ее. Потом забеспокоились власти. Бумага пришла, чтобы приняты были меры. Меры! Шутка сказать.

Село было большое, заурядное, как большинство земледельческих сел черноземного края. В глаза бросался навоз, ненужный, лишний совсем по здешним землям, по трехпольному способу хозяйничанья. И потому навоз был везде. Вдоль села, деля его на две половины, вилась и путлялась добрая речка. Из нее брали воду. И речка эта похожа была на сплошное свалочное место.

В одном месте плотина сдерживала напор широкого многоводного пруда. Она была вся из навоза, пахла стойлом и посылала вниз по теченью бурые струйки пахучего настоя. И мельник, озабоченный тем, чтобы плотину не смывало после дождя, всеми мерами заманивал мужиков, чтобы везли к нему под мельницу новые груды отбросов. Кому поднесет стаканчик-другой водочки, кого мучкой поманит.

Ниже через речку было перекинуто три-четыре моста. Они были сплошь из навоза. И так как их сносило каждую весну полой водой, то каждую ж весну, по спаде воды, мосты настилали вновь, вновь заваливали свежим навозом. И он гнил, гнил без передышки. В тех местах, где речка промывала себе новые ходы, ее унимали тоже навозом, каждый год свежим. Навозом ровняли рытвины, ухабы, водомоины по оврагам, ямы от старых погребов и овинов. Словом, везде был навоз. А начальство распорядилось: убрать его!

— Легко ли? — жаловался староста, бегая по селу.

И было не только не легко, но просто немыслимо исполнить приказ. Потому самые послушные из домохозяев, выбрав подходящее времечко, сделали все, что могли, то есть очистили свои дворы, выкинув нечистоты на речку или под мельницу.

Бабы потужили-потужили — нечего делать, без конопли не обойдешься. Повытаскали из пруда, из речки, стали мочить в родниках, откуда брали для питья воду, и жаловались:

— Пути нет этому становому! Сам не носит посконное, ну и придирается. И так неколи, неколи, до зарезу неколи, а тут еще без времени с коноплей возись.

Своих лугов было немного, убирались с ними в два-три дня. Главный покос бывал на стороне: кто ходил косить соседнему барину из двух пятых долей, кто снимал луга за деньги.

Мои родные косили в этом году съемную траву в казенном лесу, за тридцать пять верст, в соседнем лесистом уезде.

Большой семьей, веселым обозом в пять подвод выехали мы на работу, заранее радуясь трудовой жизни в палатках под тенью могучих сурских дубов и пахучих медовых липин, цветущих как раз в эту сочную пору года.

И без того было весело дорогой, а тут еще в каждом селе при въезде и выезде припасли нам даровую забаву. Оказывается, только мы в хлопотах и сборах забыли про грозную, бунтующую в городах холеру, а начальство бдило. По околицам сел и деревень возле дорог были расставлены караулы. Как на войне: по трое-четверо очередных мужиков с дубинами, с рогатками и со строгим приказом в оба глядеть, не пускать холеру. Нас останавливали грозным окриком:

— Стой! Что за люди?

Сенокос проходит не менее весело, чем дорога. Трава была вольная, не знавшая никаких потрав, сочно, послушно ложилась в ряды под острой поющей косой, быстро сохла на жарком июльском солнце, пахла бодрящим запахом лета. Рядом был лес, нетронутый, вековой, с ровной прохладой для послеобеденного отдыха, а в лесу — грибы. Грибы явились таким нежиданным подарком для всей артели-семьи, что радость не унималась в течение нескольких дней. Целый год ели картофель и просо, во всех видах: и хлеб просяной с картошкой, и каша пшенная с картошкой, и блины с картошкой. Из всех хлебов только и уродились в прошлом году эти два. Плохо уродились, но все же кормили народ. Про настоящий хлеб, про разные приправы к еде, казалось, забыли все, и вдруг — грибы. Ели их и в кашице, и жареными, и как-то еще по-особому с разными съедобными травами. Ели, хвалили и радовались.

Но от грибов же пришла и тревога. Однажды, кажется, уже в конце четвертого дня, после ужина, почувствовали себя плохо женщины, девки и я. Сначала таились, убегали подальше в глубь леса, сами же над собой подшучивали, потом стало невтерпеж от мучительных болей в животе, и встревожились. Долго не догадывались о причине сразившей нас болезни. Была похожа она на холеру, но никто не знал путем, как холера действует на человека.

Я в то время кончил свое образование и считался среди родных и знакомых знающим парнем. Взаправду: я хорошо умел доказать Пифагорову теорему, знал, в каком году происходил съезд удельных князей в Любече, о чем тужила Пенелопа, под каким градусом северной широты расположен Норд-Кап, как попадали стены Иерихона от трубного звука и т. д. и т. д., — все это знал я, я не знал только, какой болезнью захворали мы, поевши грибов.

В двух верстах от нашего села вверх по течению речки над самой вершиной красавца пруда стояла деревня Новая. Приходом была она к нам и на нашем же кладбище хоронила своих покойников. Однажды утром около позднего завтрака с колокольни послышался похоронный перезвон. Мы сидели со старухой Авдотьей, караулившей в рабочую пору ребят со всего курмыша, и пили чай из обливного горшочка. Авдотья считалась знахаркой в округе, умела заговаривать кровь, превосходно правила вывихнутые в кулачных боях пальцы, была повитухой, а теперь лечила меня от грибной отравы разными настоями трав. И, надо сказать, лечила удачно.

— Что это? Покойник, никак? — встревожиласъ она, прислушиваясь к перезвону: — Чтой-то не слыхать было. не хворал никто.

Глянули в окно. Увидали обоз. Ленивым, медленным шагом переступают по наезженной пыльной улице лошади, точно идут каким-то особым мертвым маршем под печальную музыку перезвона:

— Блям! Бим-би-блям! Бу-ум!

— А ведь это из Новой народ! — догадалась Авдотья. — Как же это не слыхать было? И весточки не дали.

В ней, видно, было оскорблено чувство знахарки.

Обоз с гробами тихо, медленно прополз мимо нас, повернул к церкви. Кроме малых ребят, глядевших на небывалое зрелище с острым птичьим любопытством, никого не было на улице. Перезвоны затихли, а мы со старухой все еще были под впечатлением тупого страха, надвинутого на нас восемью новыми, обструганными до золотого блеска гробами.

— Не холера? — сказал я вслух свою догадку.

— Ну! Господи помилуй! — окрестилась Авдотья. — Откуда холере быть. И слухов не было.

Через минуту прибежал церковный сторож Филипп звать к могилкам отпевать покойников. Псаломщика не было дома: уехал на покос в Узинскую пойму, батюшка прислал Филиппа за мной.

Покойников не вносили в церковь, прямо привезли на кладбище, здесь отпели, не открывая гробов, и зарыли в общей широкой могиле. Старик-священник густо кадил ладаном, издали обходил гробы, стараясь стоять на ветру, ни до чего и ни до кого не дотрагивался, даже денег не взял за требу:

— Хорошо, хорошо! За вами будет, за вами. — сказал мужикам и торопливо, слишком торопливо для своих старческих лет пошел к дому.

Это была холера.

На другой день, в ту же самую пору под тот же режущий сердце перезвон провезли к нам на кладбище не восемь, а двенадцать гробов. Гробы уже не блестели на солнце, как вчера. Они не были так тщательно обструганы и пригнаны, и форма их была уродливая.

Все село мучительно встревожилось. Многие мужики побросали работу, несмотря на горячее время, и без пути бегали по селу, не зная в тоске, что делать, куда идти.

И тут же на грех узнали все, как действует на человека холера. У многих от страха схватило животы, стало тошнить без причины, сводить судорогой ноги.

Старуха Авдотья рассказала, как занесли холеру в Новую.

Мужик из Новой был в городе, на похоронах брата. Привез домой осиротелую семью и раздал на помин души все, что оставалось от покойника: рубашки, штаны, рукавицы, валенки.

Такая раздача в обычае наших крестьян, считается она душеспасительным делом. Все, получившие подарки, на другой день заболели животом, а на третий день умерли. Заболели другие, но деревня все еще не догадывалась, что болезнь — холера. После того только, как увидали, как брезговал батюшка, отпевая, призадумались.

Церковь Рождества села Высокая Гора и храмоздатель ее Степан Суслов

Г.Ф. Соколова
Церковь Рождества села Высокая Гора и храмоздатель ее Степан Суслов

Предлагаемая статья опубликована в очередном выпуске Раифского альманаха, вышедшего из печати в начале февраля текущего года. Сразу должна оговориться, что некоторые фрагменты данной статьи знакомы постоянным читателям моего блога. Однако, в качестве статьи в печатном издании данный материал представлен впервые.

В предпоследнее воскресенье августа 2010 года оказались мы в селе Высокая Гора, расположенном примерно в 20 км от Казани на автомобильной дороге Казань-Пермь (Сибирский тракт). Целью поездки было посещение церкви Рождества Пресвятой Богородицы.

Давно не приходилось бывать в этих местах. В памяти сохранилось видение разоренного храма без куполов, в самом плачевном состоянии. Высился он на крутом взгорье. Мимо пролегало шоссе, по которому проносились машины. Поселок стремительно разрастался. И на эту суетную жизнь взирал с высоты крутояра черными проемами окон поруганный храм, без куполов и крестов, с зигзагами трещин в добротной кирпичной кладке, с поврежденной кровлей. Умели наши предки выбрать место для храма. Столетия прошумели невзгодами, но и сегодня лучшего места не отыскать в округе.

Церковь Рождества с. Высокая Гора. 60-е годы прошлого века

Но все меняется со временем. Вот он – храм-красавец красного кирпича стоит на фоне пасмурного неба. Будто плывет! Однажды пришло мне такое сравнение на ум при взгляде на другую церковь, что далеко от наших мест красуется. Облик собора в Угличе захотелось сравнить с корветом. Наша Высокогорская церковь навеяла мысль о ладье. Стройная, строгих очертаний с изящной колокольней-парусом устремляется она в новые времена. Вся ладная, будто умытая недавним дождем, красуется свежей кладкой. Праздничность облику придают высокие арочные окна, обрамленные наличниками из белого кирпича. Арочные проемы колокольни оформлены килевидными наличниками с такой же отделкой белого кирпича.

Церковь Рождества с. Высокая Гора. Фото автора. 2010 г.

До постройки каменной церкви в 1882-1886 гг. по сведениям Клировых ведомостей 1841, 1866, 1875 гг. Рождественская церковь была деревянной на каменном фундаменте, с деревянной колокольней, без каменного фундамента, перестроена в 1835 г. [10]

И вот теперь эта гранитная плита у храма. Мало сказать, что она явилась большой неожиданностью для меня. Это было своего рода открытие, одно из тех незаметных для окружающих, но столь важных для себя лично. И как истинное открытие, оно повело за собой, заставило задуматься, над судьбой этой купеческой семьи, волей обстоятельств породнившейся с моими предками по линии мамы. Захотелось узнать что-то о судьбе их, выяснить, какими были эти люди. В исследованиях, посвященных казанскому купечеству, довелось встретить лишь несколько упоминаний вскользь Степана Суслова и сына его Федора. И тогда я обратилась к архивным документам. Около года потребовалось, чтобы ответить на самые важные, существенные вопросы. [14]

Степан Суслов занимался переработкой в крупчатку (мука тонкого помола) пшеницы, поступавшей в Казань с низовьев Волги, на принадлежавшей ему мельнице в Каменке. [17] В Казани владел каменным домом (ул. Малая Проломная, ныне Профсоюзная, д.13/16) и городской усадьбой (ул. Георгиевская, затем Свердлова, 58; ныне Петербургская, не сохранилась). В здании двухэтажного флигеля этой усадьбы, арендованного городом, размещалось шестое городское начальное училище, в котором в 1882-1885 гг. учился Ф.И.Шаляпин. [18] Несомненно, Суслов мог слышать пение мальчика Феди Шаляпина в хоре Духосошественской церкви, прихожанином которой был. Ведь его усадьба на Георгиевской располагалась на углу напротив этой церкви. Прихожанами церкви купец С.Суслов избирался на трехлетие 1860-1862 года старостой этой церкви.

Патриархальное воспитание, полученное будущим купцом в крепкой крестьянской семье, общие нравственные устои, свойственные этому сословию, и особенно приверженность православию отразились в благотворительной деятельности купца Степана Суслова, областью приложения было избрано им духовное ведомство, как наиболее близкое и понятное. Следует согласиться с авторами, полагающими, что не одни только меркантильные интересы (получение почетного гражданства, медалей, орденов) были главными мотивами купеческой благотворительности. Здесь сложное сочетание нравственных, православных устоев этой среды, понимание отчасти и греховности своей, требующей покаяния. Не случайно храмоздательство стало весьма распространенной формой благотворительности русского купечества в XIX веке, своего рода формой стремления к спасению души, весьма свойственной именно провинциальному купечеству.

Степан Сергеевич Суслов будучи купцом в первом поколении, не получивший гимназического образования, овладевший азами грамотности, возможно, под руководством приходского дьячка, избрал именно эту форму благотворительности: денежные вклады в разные церкви Казани и губернии, в Раифскую и Седмиезерную пустыни. Духовное правление Казанской епархии не оставляло без внимания благотворительность купца С. Суслова. Он неоднократно был отмечен благодарностями Епархиального начальства. За пожертвования в обитель Раифской пустыни Степану Суслову была пожалована Золотая медаль на Станиславской ленте, представленная при свидетельстве от Казанской Духовной Консистории 3 февраля 1887 года.

У Степана Сергеевича и жены его Анны Борисовны было трое детей: сын Федор (1834-до 1889), дочери Александра (1835-?) в замужестве Орешникова и Елизавета в замужестве Рынина (1841-1921). Федор Степанович Суслов состоял в купеческом обществе Казани. Известно, что им был пожертвован самый большой колокол весом в 506 пудов в Седмиезерную пустынь на только что построенную там колокольню. Федор Степанович Суслов по выбору прихожан состоял старостой Духосошественской церкви, был членом Экономического общества, членом попечительского совета Третьей гимназии с 1882 года, а так же членом соревнователем Общества приказчиков.
Его сын и внук Степана Сергеевича Федор Федорович Суслов (11.09.1878-?), был женат на моей двоюродной бабушке Елене Ефимовне урожденной Ригберг. Был членом купеческого общества Казани. О нем известно, что увлекался редким в то время делом – фотографией. В семейном архиве сохранились явно любительские фотографии.

Елизавета Степановна Рынина (ур.Суслова). Из архива Т.Л.Фефиловой

Церковь порохового завода

1 Ефрем Михайлов до 1786 г.;
2 Андрей Иванов 1786-1788 год;
3 Тихон Федотов 1788-1789 г.;
4 Петр Александров 1789-1801 г.;
5 Никита Сергеев 1801-1837 г.;
6. Петр Васильев Шумковский 1837-1856 г.;
7. Стефан Петров Шумковский 1856-1882 г.;
8. Николай Иванович Сельский 1882-1912 г.;
9 Алексей Николаевич Сельский с 1912 года по настоящее время.

1 Петр Афанасьев 1786-1790 г.;
2, Алексей Афанасьев 1792-1806 г.;
3 Степан Матвеев 1806-1810 г.;
4 Петр Андреев 1810-1825 г.;
5 Александр Семенов Альбинский 1825—1845 г.;
6 Рафаилъ Тихонов Милов 1889-1893 г.;
7. Василий Васильевич Смирнов 1893-1896 г.;
8 Прокопий Иванович Черкасов 1896 г.;
9 Гавриил Николаевич Кремков 1896-1899 г.;
10 Николай Петрович Сузгин 1899-1905 г.;
11 Анатолий Александрович Бакулевский с 1905 года по настоящее время.

1 Иван Феодоров до 1787 г.;
2 Никита Сергеев 1790-1793 г.;
3 Степан Матвеев 1797-1806 г.;
4 Никита Никитин Высогорский 1814-1820 г.;
5 Николай Петров 1820- 1831 г.;
6 Иван Евграфов Листов 1842 г.;
7 Владимир Яковлев Никольский 1843-1849 г.;
8 Алексей Иосифов Митропольский 1849-1857 г.;
9 Алексей Иванов Маргаритов 1857- 1866 г.;
10 Михаил Васильев Фиалковский 1866-1873 г.

1 Сергей Андреев до 1786 г.;
2 Никита Сергеев 1788-1790 г.;
3 Иван Степанов 1792-1810 г.;
4 Яков Васильев Шумковский 1815—1820 г.;
5 Петр Васильев Шумковский 1827-1834 г.;
6 Диакон на пономарской вакансии Зиновий Егоров Зиновьев 1834-1857 г.;
7 Диакон на пономарской вакансин Иоанн Петров Кафаров 1857-1867 г.;
8 Димитрий Иаковлев Алфеев 1867-1871 г.;
9 Евлампий Димитриев Алфеев 1871-1873 г.

1 Михаил Васильев Фиалковский 1873-1885 г.;
2 Иаков Михайлов Виноградов 1873-1876 г.;
3 Сергей Евграфов Горский 1885-1888 г.;
4 Рафаил Тихонов Милов 1888-1889 г.;
5 Нил Тимофеев Строителев 1889-1894 г.;
6 Иван Иванов Чернов 1894-1899 г.;
7 В сане диакона Димитрий Аверкиевич Троянский 1899-1907 г.;
8 Пантелеймон Михайлович Богородицкий 1907-1911 г.;
9 Александр Димитриевич Дикунов – с 1911 г. по настоящее время.

После революции церковь была закрыта и использовалась не по назначению, как это было широко распространено в богоборческое советское время. В августе 2011 года довелось побывать на Высокой Горе вновь и побеседовать с одной из прихожанок Рождественского храма Ниной Ивановной Савельевой в числе шести жителей села начинавшей дело восстановления полуразрушенного храма в далеком 1994 году. Вот что рассказала мне Нина Ивановна.

Май 1994 года можно, вероятно, считать началом восстановления церкви и приходской жизни на Высокогорской земле, которая, судя по историческим документам, зародилась здесь около 400 лет назад в 80-е годы XVI столетия. Настоятелем восстановленного прихода в 1995 году стал иерей Иоанн Державин. Его труды и молитвы влились в общие усилия жителей поселка по восстановлению храма. Воссоздание храма потребовало значительно больше времени, чем первоначальное его строительство. Вторичное освещение церкви состоялось 21 сентября 2006 г. в праздник Рождества Пресвятыя Богородицы, ровно через 120 лет после завершения строительства и первого освящения в далеком 1886 году. Сегодня приход возглавляет сын о. Иоанна иерей Иоанн Державин.

***
Разумеется, меня интересовал вопрос о сохранности захоронения под папертью храмоздателя Степана Сергеевича Суслова. Вот что рассказала мне одна из прихожанок. Когда приступили к восстановлению церкви, вскрыли склеп под церковной папертью. Здесь в соответствии с завещанием должен был покоиться прах храмоздателя. Останки Степана Сергеевича были обнаружены, извлечены и перезахоронены у церковной стены справа от крыльца. Над новым местом упокоения его установили найденную в склепе гранитную плиту с его именем. Рядом с останками Степана Сергеевича была найдена икона Тихвинской Божией матери. Она вся была покрыта толстым слоем грязи. Когда стали снимать грязь, та осыпалась сама, икона полностью очистилась. По словам собеседницы в склепе были найдены и иные останки, которые захоронили перед церковью и установили над ними крест.

По окончании двухклассного училища Скитальца на целый год оставили при училище помощником учителя с жалованьем пять рублей в месяц. В августе 1884 года, блестяще выдержав конкурсный экзамен, Скиталец поступил в Самарскую учительскую семинарию. Живя на десятирублевую месячную стипендию, он почти не прибегал к помощи отца, у которого было еще три сына и две дочери. Вскоре Скиталец вошел в нелегальный кружок самообразования. Семинаристы читали Маркса, Чернышевского, Писарева и вели беседы революционного характера.

В семинарии Скиталец много занимался литературой, писал фельетоны, рассказы, стихи. В большинстве это были стихи о крестьянской нужде, забитости и бесправии, о тяжелой доле деревенской женщины.

В Самару Скиталец вернулся в 1897 году. Тогдашний облик Скитальца ярко воспроизвёл А.Н. Толстой, встретившийся с ним в летнем театре Струковского сада. «Он был одет необычайно, несмотря на жаркий день, — в широкий резиновый плащ, широкополую черную шляпу — под итальянского разбойника, и в охотничьи сапоги…

У него было решительное, угловатое лицо с жесткими черными усами.

— Скука, приятель, — пробасил он. — Мещанская канитель… Хорошо бы сейчас выпить водки… Ты меня никогда не слышал? Хорошо, приходи ко мне, я тебе сыграю на гуслях… Скучно, брат, сидеть по уши в стоячем болоте… Простору нет… Погоди, я скоро уйду… Все брошу к чертям собачьим, одни гусли возьму с собой… Уйду на Днепр к М. Горькому, он меня давно ждет…

Кстати, его брат Аркадий Петров был тоже причастен к литературе. Он писал рассказы. В связи с этим Горький написал Петрову письмо. Оно ярко характеризует заботу Горького о начинающих писателях из народа, его литературное наставничество, равного которому нет ни в одной литературе мира. Вот это письмо:

Вы написали недурную вещицу и, судя по ней, видимо, сможете написать вещи более значительные по содержанию и обработке. Язык у вас почти выработался, красоту природы вы чуете.

Нет ли у вас еще чего написанного? Пришлите брату или мне.

Затем по весне будем хлопотать о том, чтобы перетащить вас сюда, если вы ничего не имеете против этого.

Литература—святое дело, и я рад, что вы с братом взялись за него серьезно.

Всего хорошего! Пишите еще что-нибудь. Пишите проще — красивее будет. Пишите коротко — будет содержательно.

Желаю от души встретиться с вами.

Вскоре появились и другие произведения Скитальца, и имя его сделалось известным в широких кругах читателей.

Исследователи его творчества считают, что на литературное развитие Скитальца огромное идейное и творческое влияние оказал А.М. Горький, который помог Скитальцу стать писателем.

Показывая различные социальные группы села, Скиталец с особенной любовью рисует крестьян вожаков революционного движения, незаурядных людей из народа, их неизменную жажду социальной справедливости.

«Противно нам идти с твоей наемной свитой

И голос отдавать — не людям, не борьбе,

Не песням радости и битвы, а тебе —

— А наплевать мне на ваши заработки! — отвечает Захарыч на приглашение опять идти в хор. — Ты посмотри только отсюда на Волгу, на горы! Здесь душа от всей вашей скверны покой находит, а там она мятется попусту.

«Струны порваны! Песня, умолкни теперь!

Все слова мы до битвы сказали.

Снова ожил дракон, издыхающий зверь,

И мечи вместо струн зазвучали.

Тихо стало кругом; в этой жуткой ночи Нет ни звука из жизни бывалой.

Там — внизу — побежденные точат мечи,

Наверху — победитель усталый.

Одряхлел и иссох обожравшийся зверь.

Там, внизу что-то видит он снова,

Там дрожит и шатается старая дверь,

Владимир Ильич был знаком и с беллетристическими произведениями Скитальца. Еще в 1902 году в письме к матери он сообщал, что Горького, Скитальца получил и читал с очень большим интересом 14 .

Такая ограниченность творчества вытекала из неустойчивых идейных позиций писателя, стоявшего далеко от революционной борьбы пролетариата.

Критики считают, что лучший период литературной деятельности Скитальца — 1905 год. В это время революционно-демократические мотивы особенно громко звучали в стихах и рассказах писателя, чему в сильнейшей степени способствовало идейное влияние Горького.

После отъезда за границу писателю понадобились более десяти лет прожить в Харбине, чтобы с помощью А.М. Горького он понял Октябрьскую революцию и признал свои ошибки. В 1934 году Скиталец приехал в Советский Союз. В Москве Скиталец встретился с Горьким, который посоветовал писателю побольше поездить по стране для сбора литературного материала.

Летом 1936 года Скиталец приехал в Куйбышев, заболел и почти месяц лечился в местной клинической больнице.

В 1938 году писатель два раза (зимой и летом) приезжал в Куйбышев собирать материал для романа-хроники, над которым он начал работать.

Весной 1939 года Скиталец снова на родине. Он съездил в Царевщину, где беседовал с колхозниками, расспрашивал стариков о 1905 годе, проходившем здесь особенно бурно.

Эта поездка Скитальца на малую родину оказалась последней. 25 июня 1941 года Степан Гаврилович скончался в Москве и был похоронен на Введенском кладбище (рис. 6).

2 С. Скиталец, Сквозь строй, стр. 11.

3 С. Скиталец, Воспоминания, стр. 5.

4 С. Скиталец, Воспоминания, стр. 105.

5 Там же, стр. 141.

6 С. Скиталец, Воспоминания, стр. 103.

7 Сборник статей и воспоминаний о Горьком. ГИЗ, М., 1928, стр. 130—131.

10 М. Горький, Материалы и исследования, т. III, изд. Акад. наук, 1941, стр. 44.

13 В. И. Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 10, стр. 194.

При подготовке данной публикации были использованы материалы книги: К.А. Селиванов. Русские писатели в Самаре и Самарской губернии. Куйбышевское книжное издательство, 1953 год.

Авторизация через социальные сервисы:

Читайте также:

• Лечение лямблиоза у кошек народными средствами
• Одновременно две прививки от полиомиелита
• Salmonella enterica serovar paratyphi
• Серологическое исследование на листериоз
• Можно ли купать ребенка после прививки от полиомиелита капли

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.