Шевчук а за ним как чума весна

Кто круче?

Плюс один, ноль, плюс два, почернела Зима.
Расцветает январь язвой неба, ха-ха!
С юга ветер приполз, неспособный на бег,
Пожирает, дохляк, пересоленный снег.

А за ним, как чума - Весна.
А за ним, как чума - Весна.
А за ним, как чума - Весна.
А за ним, как чума.
Ох-ха-ха-ха!

А на Невский слетелася стая сапог,
А на Невском такая стоит кутерьма,
А над Невским в глазок наблюдает тюрьма,
Состоящая из одиноких мужчин,
Не нашедших причин дарового тепла.

Непонятна весьма - Весна.
Непонятна весьма - Весна.
Непонятна весьма - Весна.
Непонятна весьма.
Эх-ха-ха-ха!

А в каналах вода отражает мосты
И обрывы дворцов, и колонны - леса,
И стога куполов, и курятник-киоск,
Раздающий за так связки вяленых роз.
А культура, вспотев в целлофане дождей,
Объявляет для всех Ночи Белых Ножей
И боимся все мы, что дойдём до войны.

Виновата она - Весна.
Виновата она - Весна.
Виновата она - Весна.
Виновата она.
Ох-ха-ха-ха!

Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище
Марсово пастбище, Зимнее кладбище.
Отпрыск России, на мать не похожий
Бледный, худой, евроглазый прохожий.
Герр Ленинград, до пупа затоваренный,
Жареный, пареный, дареный, краденый.
Мсье Ленинград, революцией меченный,
Мебель паливший, дом перекалеченный.
С окнами, бабками, львами, титанами,
Липами, сфинксами, медью, Аврорами.
Сэр Ленинград, Вы теплом избалованы,
Вы в январе уже перецелованы
Жадной весной. Ваши с ней откровения
Вскрыли мне вены тоски и сомнения.
Пан Ленинград, я влюбился без памяти
В Ваши стальные глаза.

Напои до пьяна - Весна.
Напои до пьяна - Весна.
Напои до пьяна - Весна.
Напои до пьяна.
Ох-хо-хо-хо!

Plus one , zero, plus two , blackened Winter.
Blooms in January ulcer sky , ha ha!
From the south wind crawled , unable to run ,
Devours dohlyak , salted snow.

And behind him like the plague - Spring .
And behind him like the plague - Spring .
And behind him like the plague - Spring .
And behind him like the plague .
Oh ha ha ha!

And the Nevsky flocked flock boots
And the Nevsky such costs commotion ,
And over the Neva in the eye observes prison
Consisting of single men ,
Did not find the reasons of free heat .

Quite incomprehensible - Spring .
Quite incomprehensible - Spring .
Quite incomprehensible - Spring .
Quite incomprehensible .
Ah -ha-ha - ha!

And the water in the canals reflects bridges
And continuity of palaces and columns - forests,
And stack domes, and a chicken coop kiosk ,
Distributing the so- ligament dried roses.
A culture, sweating in cellophane rain
Announces to all the White Night of Knives
And we all are afraid that we reach the war .

Her fault - Spring .
Her fault - Spring .
Her fault - Spring .
Blame it .
Oh ha ha ha!

Hey , Leningrad, Petersburg, Petrogradische
Mars pasture , winter cemetery.
The scion of Russia, the mother does not like
Pale , thin, evroglazy passer .
Herr Leningrad, to the navel Overstocked ,
Fried , steamed , gift, stolen .
Monsieur Leningrad revolution labeled ,
Palivshy furniture , home perekalechenny .
With windows attendants , Lions , Titans ,
Limes , sphinxes , copper, Aurora.
Leningrad sir , you are spoiled for warmth ,
You have kissed in January
Greedy spring. Your testimony with her
I opened a vein of sadness and doubt.
Ban Leningrad, I had a crush
In your eyes of steel .

Watered to drunk - Spring .
Watered to drunk - Spring .
Watered to drunk - Spring .
Watered up drunk .
Oh-ho -ho-ho !

"История одной песни" (истории 18-20).

. - . - . - . - . Триптих: "БЕЛЫЙ ПЁС - ЛЕНИНГРАД" . - . - . - . - .
(Мини-цикл, к наступающему дню рождения города на Неве.)

Решилось так, что не будем откладывать в долгий ящик, до 27-го - песни про любимый миллионами людей, город и начнем потихонечку, уже сейчас. Перед вами, первый пост из мини-цикла (трилогии) о самых главных песнях про Санкт-Петербург в творчестве Юрия Шевчука.

Вид на город №1.
Тот город, в который невозможно больше вернуться никому и никогда.

_ - _ . _ - _ . _ - _ " Л Е Н И Н Г Р А Д " _ - _ . _ - _ . _ - _

И начнём, пожалуй, с самого бодрого и зажигательного гимна "Граду на Неве". Самая первая и самая светлая песня у Юрия Шевчука о городе, ставшим для него родным.

Год создания: 1986-й
Альбомы: "Оттепель" (1989-90), "Чёрный пёс Петербург" (1993), "Два концерта. Акустика", 1997 (2001).

*Примерно половина версий взята из аудиозаписей группы ДДТ-Раритеты, за что им большое человеческое спасибо!

*На альбоме "Оттепель" в записи трека приняли участие:

А за ним, как чума - Весна. *3
А за ним, как чума.
Ох-ха-ха-ха!

Непонятна весьма - Весна. *3
Непонятна весьма.
Эх-ха-ха-ха!

Виновата она - Весна. *3
Виновата она.
Ох-ха-ха-ха!

Напои до пьяна - Весна. *3
Напои до пьяна.
Ах-ха-ха-ха!

***
Из интервью с Ю. Шевчуком, "Комсомольская правда", 18.12.1990:

. к своему счастью, я оказался в Ленинграде. С Ленинградом я до сих пор борюсь, как с благородной, утомленной, больной, но вместе с тем светлой, с порывами красоты и счастья женщиной. Нашлись друзья, которые мне не просто показали Ленинград, а поделились своей любовью к нему.
Целый год я не мог ничего писать, я просто ходил, смотрел, смотрел. Я пытался вгрызться в эти камни, найти в них людей, себя, это небо низкое, как крыша, найти ангела, который всегда летит, всегда. И этот холод чугунный, Зимний дворец, ветер со звоном кандалов, с завыванием, с визгливым плачем; пугливый прохожий, которому смотришь в глаза, а он шарахается в другую сторону. Эти улицы, свет, цвет, запахи, которых нет. Нет в Ленинграде запахов. Эти липы, абрикосы стволов, луна - фантастика какая-то.
Честно говоря, я влюбился в Ленинград. Я понял, что это настоящий город. Я таких городов никогда не видел и, наверное, больше не увижу.

***
Прямая линия с Юрием Шевчуком, Киев, газета "Факты", 2000 г.:

Я долго искал общий язык с городом - это было не так просто: приехать откуда-то из уезда в Питер и тут же заговорить на одном с городом языке. Питер - это очень серьезный культурный уровень, этакая ватерлиния, ниже которой нельзя ничего делать. Питер - очень сложный город! Это прежде всего вертикаль. Если Москва - это горизонтальный город, там масса каких-то кружков, тусовок, то Питер - это вертикаль. Он очень академичен. Это прокрустово ложе для парня, желающего там жить, творить. Питер тебя начинает выпрямлять или, наоборот, сгибать. Почему в Питере люди сутулые? Небо низкое.
. Года за два я перезнакомился со всеми мертвецами (улыбаясь), которые до сих пор живы в этом городе, пожил в коммуналках, поподметал дворы Питера, колодцы. Что-то случилось такое - и у меня пошла песня. Помню первую свою песню: "Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище"! Это была такая радость! Какое-то понимание себя в этом городе, и город, мне кажется, криво, но все-таки ухмыльнулся и сказал: ну ладно, живи, так уж и быть! И это здорово! Этот город будет, наверное, последним в моей жизни. Мне никуда больше не хочется ехать.

***
А. Муратов (клавишник ДДТ):

Вернусь к самому началу нашего знакомства. Вот чем тогда купил меня Шевчук, так не своим, далеко не покладистым характером и отнюдь не кротким нравом, и тем более не красивыми речами - а песней "Ленинград". Человек, приехавший черт знает откуда - Уфа для меня вообще не название, - смог выдохнуть такое.
Буду говорить о вещах принципиальных. Был "Ленинград" Мандельштамовский. "Ленинград" Шевчуковский - вещь принципиально иная, но на том же уровне. На уровне усекновения реальности. Этот город нельзя сделать чьим-либо городом конкретно. Можно просто самому стать его жителем. Шевчук, конечно же, стал жителем Питера, питерским человеком, в отличие от сотен других, кто приезжает и до конца дней не может понять, где же он находится. Но, повторюсь: не Питер стал для Шевчука его городом, а Шевчук стал питерцем. Человек переделывает себя под такой город. Наверное, что-то нехарактерное в Юре для невского жителя осталось. Хотя что такое невский житель? Просто легенда. В Питере культура сохранилась, как мне кажется, за счет того, что это европейская столица. Петербург - город не российский. Шевчук это точно подметил: "Бледный, худой, ЕВРОГЛАЗЫЙ прохожий". Там скрытая игра слов. Как бы там ни было, ты будешь жителем этого города лишь в том случае, если национальность твоя не татарин, не русский, не еврей, если твоя национальность - питерский.

Аккорды к песне ( с сайта Amdm.ru):

C F
Плюс один, ноль, плюс два, почернела Зима
C G
Расцветает Январь язвой неба, ха-ха!
F C G Am
С юга ветер приполз, неспособный на бег,
F C G Am
Пожирает, дохляк, пересоленный снег.

F C G Am
А за ним, как чума - Весна.
Ох-ха-ха-ха!

In many ways Russian rock is special, with lyrics plays a far larger role than in Western rock music. Back in Soviet times rock was the only medium not under complete state control and rock musicians have long played a prominent role in Russian politics. Russia's rock musicians have always had struggled against an oppressive state and one of the rock’s functions before perestroika seen as that of assisting a civic awakening. During Perestroika, rock concerts helped the Soviet authorities, as it was an inspiring sign that rockers are no longer subjected to intimidation, which was a proof that democratic reforms had been introduced. One of t he most celebrated Russian rockers, the poet bard of the democratic opposition Yuri Shevchuk is well-known for speaking truth to power, and praised for consistently producing work that is moving and powerful, and not agitprop. His songs’ lyrics are the way of literature, sung in the style of rock. But rock critics propelled him to rock's pantheon largely because of his social activism and protest sentiment heard in his songs. Shevchuk, who had previously given concerts in Chechnya and in Yugoslavia to protest the 1999 NATO bombings there, refused to take part in the pro-Yeltsin concerts, still harshly rails against the establishment , berating prime minister at a last year televised charity luncheon and advocates the democracy in his country.

In the early days Shevchuk created one of his best songs Ленинград , trying to piece together the history of the city. The song is still widely popular today. His unique poetic style with political motifs heavily laden with imagery makes it difficult to get clear translations of his words, but there is no need to catch all the words. As for general understanding I provide the gist of what was being sung.

+1, 0, +2, почернела зима, Расцветает январь язвой неба, ха-ха! С юга ветер приполз, неспособный на бег, Пожирает, дохляк, пересоленный снег. А за ним, как чума - Весна. Ох-ха-ха-ха! А на Невский слетелася стая сапог, А на Невском такая стоит кутерьма, А над Невским в глазок наблюдает тюрьма, Состоящая из одиноких мужчин, Не нашедших причин дарового тепла. Непонятна весьма - Весна. Эх-ха-ха-ха! А в каналах вода отражает мосты И обрывы дворцов, и колонны лесов, И стога куполов, и курятник-киоск, Раздающий за так связки вяленых роз. А культура, вспотев в целофане дождей, Объявляет для всех Ночи Белых Ножей, И боимся все мы, что дойдям до войны. Виновата она - Весна. Ох-ха-ха-ха! Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище, Марсово пастбище, Зимнее кладбище. Отпрыск России, на мать не похожий, Бледный, худой, евроглазый прохожий. Герр Ленинград, до пупа затоваренный, Жареный, пареный, дареный, краденый. Мсье Ленинград, революцией меченный, Мебель паливший, дом перекалеченный. С окнами, бабками, львами, титанами, Липами, сфинксами, медью, Аврорами. Сэр Ленинград, Вы теплом избалованы, Вы в январе уже перецелованы. Жадной весной ваши с ней откровения Вскрыли мне вены тоски и сомнения. Пан Ленинград, я влюбился без памяти В Ваши стальные глаза. Напои допьяна - Весна. Ах-ха-ха-ха! + 1°, 0°, + 2° - the Winter blackened; January is blooming like a sore in the sky, (HA-HA!) Wind crawled from the South, unable to run - It scavenges on the dead and over-salted snow. And behind him like a plague - this Spring! Behind him like a plague - this Spring! Behind him like a plague - this Spring! Behind him like a plague - Oh-ha-ha! A swarm of boots gathered round Nevsky Such a mess stands on the Nevsky… The prison watches out the peep-hole on the Nevky, - It consists out of lonely men, Who didn't find a reason for such granted warmth. Quite inapprehensible is she, this Spring! Quite inapprehensible is she, this Spring! Quite inapprehensible is she, this Spring! Quite inapprehensible is she - Oh-ha-ha! Water in the canals reflects the bridges, The peaks of the palaces, forests of columns, Stacks of cupolas, and the hen-house of kiosks That give away bundles of dehydrated roses for free. Eh, the Culture, - sweaty in the cellophane of rains, Declares for all the Nights of White Knives! And we're all afraid of the war. It's all her fault, this Spring! It's all her fault, this Spring! It's all her fault, this Spring! It's all her fault - Oh-ha-ha! Eh, Leningrad, you Saint Petersburg, Peter's city - Mars' pasture, Winter's graveyard. Child of Russia, but you don't look like your mother - You're a pale, thin, Europe-eyed individual! "Herr" Leningrad, bloated with "products" - Roasted, steamed, granted, stolen. "Monsieur" Leningrad, with a revolutionary tag, With burned furniture and crippled houses: Windows, ladies, lions, titans, Lindens, sphinxes, copper, and Auroras! "Sir" Leningrad, you're spoiled with affection - Already in January you've been excessively kissed! With you greedy Spring and it's apocalypses You cut open my veins of sorrow and doubt. Eh, "Pan" Leningrad, I fell hopelessly in love With your eyes of steel. Let's drink to the end, this Spring! Let's drink to the end, this Spring! Let's drink to the end, this Spring! Let's drink to the end - Oh-ha-ha-HA!

Linear Mode
Switch to Hybrid Mode
Switch to Threaded Mode

Re: Группа ДДТ

Я завтра брошу пить

Я завтра брошу пить, вот удивится свет,
Прочту десяток книг и натяну вельвет,
Я выдавлю прыщи, я патлы остригу,
Тройной одеколон для рожи сберегу.

А после в гастроном зайду, как человек,
И корешам назло на торте выбью чек.
И с этим вот тортом пойду к себе домой.
А Клава, дверь открыв, воскликнет: "Боже мой!"

И будем чай мы пить, газетки вслух читать.
А Клава, может быть, с собой положит спать.
Ох, Клавдия моя, как я тебя любил!
От этих чувств больных должно быть я и пил.

А дальше все пойдет, как в фирменном кино:
Куплю машину я, обои и трюмо.
Общественность, завод - сам посуди, не пью,
Посадит за столом, как своего судью.

И вот на Волге я качу к себе домой.
А Клавдия-то, растолстев, все потчует икрой.
Горит ночной экран, хрустит во рте икра.
Настанет, мужики, счастливая пора!

За это же не грех сегодня выпить нам!
Налей-ка, Вась, еще мне красненькой сто грам.
Давай дерябнем, Вась, да за мою судьбу!
Да за такое дело я . белую возьму!

". Важно, чтобы форум оставался местом, объединяющим людей, для которых интересны русский язык и культура. . " - MasterАdmin (из переписки)

Re: Группа ДДТ

Лидер группы ДДТ Юрий Шевчук в программе "Особое мнение" на радиостанции Эхо Москвы 23 сентября 2008 года.
Russian veteran rock star Yury Shevchuk criticizes Russian invasion of Georgia, drawing parallels between nazi Germany and Vladimir Putin's Russia today. (с)

Re: Группа ДДТ

Юрий Шевчук напомнил о самом главном

– Юрий Юлианович, в Цхинвали вы давали концерт?

– Нет, просто ездил с центроспасовцами и читал людям свои стихи.

– Каковы самые яркие впечатления от пребывания в зоне грузино-осетинского конфликта?

– Это судьбы двух дедов, осетинского и грузинского. Осетинский показывал мне сожженные при обстреле помидоры и выл как-то внутри себя. Грузинского, 90-летнего кавалера двух орденов Славы, бравшего Берлин в 1945-м, избили мародеры… Видеть все это было просто ужасно.

Ситуация опять дошла до кровищи… Я думаю, что в духовном плане проиграли все – и Россия, и Грузия, и Южная Осетия.

– Вы считаете, что правду говорят Буш и Кондолиза Райс?

– Они тоже ошибаются.

У меня такое впечатление, что идет всеобщее понижение интеллектуального и личностного уровня мирового политического бомонда. Буш, Райс, Берлускони, Саркози – все они жутко смахивают на пройдох…

– А каких политических деятелей прошлого вы уважаете?

– Всех: Ганди, Джона Кеннеди и… Рихарда Зорге!

– А может ли вообще война быть справедливой?

– Да, разумеется! Войны за родную землю против захватчиков, а также войны на уровне идей, то есть полемика. Я принципиален, но в этом нет никакой агрессии.

не станут ли они жертвами новой кровавой диктатуры?

Питер и старый свитер

– Давайте отойдем от политики: что нового появилось в последнее время в вашем творчестве?

– Мы гастролируем и одновременно готовим новый альбом. Он должен был выйти в сентябре, но в августе разразилась война, и мы поехали в Южную Осетию. Надеюсь, что в октябре мы завершим работу над ним.

А вообще я считаю, что каждый рок-музыкант идет своей дорогой: я еду на Тибет, в Цхинвали, Константин Кинчев нашел себя в православии, Гарик Сукачев – в кабаке, Бутусов – мечется между всем этим (смеется). Я знаю, что сейчас, многие певцы собираются на гламурненькую тусовку к Рамзану Кадырову, но я – пас.

– Образ Петербурга занимает огромное место в ваших песнях и стихах. Что-то написали в последнее время о любимом городе?

– Вот строки из моей новой поэмы:

«Питер!
На мне привычные к ходьбе ноги и старый свитер,
Питер!
Мое тело сползло с дивана, вылезло из берлоги.
Питер!

Меня очень тревожит то, как относится новая буржуазия к городу.
В последние годы погибло свыше 100 исторических памятников, очень много равнодушия, агрессивности, нахрапистости… А ведь есть такое понятие, как перспектива, небесная линия Петербурга! Она может исчезнуть… Об этом я надеюсь поговорить на встрече с Валентиной Матвиенко, которая уже запланирована. Слава Богу, интеллигенция уже встрепенулась, волна пошла. Все-таки в нашей стране происходит что-то хорошее.

– Вы постоянно снимаетесь в кино. Сейчас тоже где-то задействованы?

– А новые стихотворные сборники будут?

– Можно ли в наши дни пробудить в людях тягу к прекрасному?

– Равнодушие людей к высокому искусству – трагедия современного художника. Но важно не дать народу превратиться в быдло, не допустить того, чтобы ненависть и безразличие поселились в сердцах. Потому что тогда и настанет Армагеддон. А мы поем и будем петь, внося свою лепту:

Я обожаю Россию и верю в нее. Думаю, что нас ожидают любовь и голубое небо над головами.

Беседовала Ольга ШЕМЕТОВА

Т.Е. Виноградова, 15.02.2010 ТЕКСТЫ РУССКОЙ РОК-ПОЭЗИИ И ПЕТЕРБУРГСКИЙ МИФ
АСПЕКТЫ ТРАДИЦИИ В РАМКАХ НОВОГО ПОЭТИЧЕСКОГО ЖАНРА

"Вписанность" текстов рок-поэзии Ю.Шевчука, А.Башлачева, Б.Гребенщикова в Петербургский текст русской литературы как один из критериев художественной оценки русской рок-поэзии. В качестве примера методом пристального прочтения анализируется текст композиции Ю.Шевчука "Ленинград".

Жанр рок-поэзии, игнорировавшийся до недавнего времени официальным литературоведением, является, тем не менее, фактом литературы и соотносится с эстетическими категориями, определившими метаморфозы в облике прозы и поэзии в ХХ веке (неомифологизм, карнавализация, гротеск, интертекстуальность, дегармонизация традиционных композиционных структур); к анализу данного явления могут быть применены те же категории, которые используются при анализе явлений художественной культуры ХХ века.

Рок-поэзия тяготеет к максимальной многозначности, возникающей из столкновения стихийно-природных, культурно-исторических и бытовых реалий и базирующейся, в частности, на разрушении в текстах рок-композиций традиционной композиционной структуры, на лапидарности и фрагментарности стиля, оставляющей возможность "достраивания" скрытых смыслов в воображении реципиента, а также на "размывании" границ между понятиями поэзии и прозы, являющемся одной из отличительных черт литературы ХХ века.

Одной из особенностей текста рок-композиции является широкое использование мифологических, литературных и всякого рода историко-культурных реминисценций по принципу их многократного наслоения, в результате чего происходит контаминация или столкновение сходных, но не тождественных "комбинаторно-приращенных смыслов".

Можно сказать, что рок-поэты пытаются создать свой собственный "миф о мире", который по аналогии с символистским мифом о мире, где также используются культурные реминисценции и мифологемы, "знаки — заместители целостных ситуаций и сюжетов, несущих в себе память о прошлом и будущем состоянии образов, вводимых в символистский текст" [1], можно охарактеризовать как "контркультурную разновидность постмодернистского мифа о мире", поскольку контркультура и постмодернизм соотносятся в плане общих мировоззренческих и эстетических установок, одинаково воспринимая "европейскую традицию" как буржуазно-рационалистическую и тем самым неприемлемую, а художники, принадлежащие к обеим системам, пытаются передать свое восприятие хаотичности мира сознательно организованным хаосом художественного произведения.

Петербургский текст, анализу которого посвящены работы Л.Долгополова, Ю.М.Лотмана, Д.Е.Максимова, З.Г.Минц, В.М.Паперного, Р.Д.Тименчика, В.Н.Топорова, может рассматриваться в качестве постоянно обновляющейся содержательно и формально значимой эстетической традиции. "Вписанность" в эту традицию, либо чуждость ей может служить одним из критериев художественной оценки русской рок-поэзии.

В текстах рок-композиций Б.Гребенщикова, А.Башлачева и Ю.Шевчука, посвященных Петербургу, можно проследить отражение отмеченных исследователями особенностей Петербургского текста и попытку собственного прочтения петербургского мифа.

В.Н.Топоров выделяет наиболее общие типы петербургских мифов: миф творения (основной тетический миф о возникновении города), исторические мифологизированные предания, связанные с императорами и видными историческими деятелями, эсхатологические мифы о конечной катастрофической гибели города, литературные мифы, а также "урочищные" и "культовые" мифы, привязанные к "узким" локусам города [2].

Одним из наиболее интересных аспектов проблемы является отражение в текстах рок-композиций самого устойчивого из петербургских мифов, связанного с фальконетовским монументом Петра и восходящего к поэме А.С.Пушкина "Медный всадник" и, возможно, к роману А.Белого "Петербург", где "Медный всадник представляет собой персонификацию Петербурга, интерпретируемого Белым как некоторое специфическое онтологическое состояние" [3].

Чтобы соотнести творчество рок-поэтов с традицией и оценить степень их включенности в Петербургский текст, можно обратиться к текстам рок-композиций "Дорога 21", "Пески Петербурга", "Вавилон", "Молодые львы", "Государыня" Б.Гребенщикова; "Черный пес Петербург", "Суббота", "Ленинград" Ю.Шевчука; "Петербургская свадьба" и "Абсолютный вахтер" А.Башлачева.
Ключом к пониманию той позиции, которой придерживаются в разработке темы петербургского мифа отечественные рок-поэты, может служить знаменитая фраза из "Египетской марки" Мандельштама: "Страшно подумать, что наша жизнь — это повесть без фабулы и героя, сделанная из пустоты и стекла, из горячего лепета одних отступлений, из петербургского инфлуэнцного бреда." [4]

У Гребенщикова Петербург предстает как "вечный город", подобный Риму и Вавилону; Р.Д.Тименчик упоминает в своей статье о сравнении Петербурга с Римом, Венеци¬ей и Лондоном [5]; В.Н.Топоров [6] отмечает, что сравнение Петербурга с Вавилоном и Вавилонской блудницей было распространенным. В то же время для Гребенщикова Петербург воплощает прежде всего идею Дома как сакрального пространства, но Дома погибающего. Общий мотив "пустого дома", существующего в контексте циклического времени, объединяет несколько гребенщиковских композиций. В композиции "Государыня" ("Русский альбом", 1991) Петербург не упоминается прямо. Но ее содержание можно соотнести с одним из аспектов петербургского мифа — эсхатологическим мифом о грядущем запустении города, являющегося порождением дьявола, мифе, восходящем к проклятию царицы Авдотьи ("Петербургу быть пусту"). Характеризуя в целом корпус текстов Гребенщикова, посвященных Петербургу, можно сделать вывод, что поэт прочитывает этот миф в контексте библейского мифа о падении Вавилона.

В "Петербургской свадьбе" Башлачева возникает образ города, где совмещаются временные планы, сближаются история и современность; в данном случае текст выполняет и функцию "поминального синодика", где перечисляются жертвы города. В тексте данной рок-композиции можно проследить мотивы, восходящие к ахматовскому "Реквиему", также являющемуся частью Петербургского текста, а также характерный мотив красного цвета. Подобно А.Белому и Блоку, Башлачев следует за Гоголем в восприятии Петербурга как порождения демонического сознания. Соответствующие мотивы у Гоголя — "красная свитка" в "Сорочинкой ярмарке", у Белого — красное домино Николая Аблеухова [7], у Блока мотив красного цвета как характеристики города возникает в стихотворениях 1904 г. "Город в красные пределы. ", "Обман", "В кабаках, в переулках, извивах. "

Шевчук, с одной стороны, реализует в тексте рок-композиции "Черный пес Петербург" характерную для восприятия в целом в литературе Петербурга оппозицию "божественное" — "дьявольское", когда город у этого автора предстает в образе "черного", возможно, адского, пса, мистически связанного со своим "хозяином"-демиургом, а с другой стороны, предельно антропоморфизирует облик города в тексте рок-композиций "Суббота" и "Ленинград". В двух последних композициях Шевчука возникает тема Петербурга как мертвого города, "кладбища культуры", присутствующая и в романах К.Вагинова "Труды и дни Свистонова" и "Козлиная песнь".

Рок-композиции Б.Гребенщикова, А.Башлачева и Ю.Шевчука можно считать частью Петербургского текста с теми же оговорками, с которыми рок-поэзию в целом можно считать фактом русской поэзии. Попытаемся рассмотреть правомерность данного тезиса на примере анализа текста рок-композиции Ю.Шевчука "Ленинград", вошедшей в альбом "Черный пес Петербург" (1992), но впервые появившейся в более раннем альбоме "Оттепель".

Этой композиции предпослано своеобразное стихотворное вступление "Суббота", в котором переосмысливается пейзаж го¬рода, пространственно-временные реалии переплавляются в некое универсальное единство, которое автор трактует в гротескно-ироническом плане, воссоздавая атмосферу очередного "конца века":

Суббота. Икоту поднял час прилива.
Море стошнило прокисшей золой.
Город штормит, ухмыляется криво,
Штурмом взяв финскую финку залива,
Режется насмерть чухонской водой.

Здесь мотив противоборства воды как воплощения стихии природы и камня как символа искусственного города получает новое осмысление. Лотман пишет, что "в "петербургской картине" вода и камень меняются местами (речь идет о перверсии естественной семантики камня как олицетворения неподвижности — Т.Л.): вода вечна, она была до камня и победит его, камень же наделен временностью и призрачностью. Вода его разрушает" [8]. Этот мотив берет свое начало в поэме "Медный всадник", где, как пишет Б.Томашевский, "возмущенная стихия мстит человеку, казнит народ и крушит все вокруг" [9]:

Отметим, что у Шевчука "штормит" не Неву, а сам город, то есть воспроизводится эсхатологическая ситуация гибели Петербурга от наводнения, но она отличается от классической версии. Город олицетворяется, он "ухмыляется криво", подобно живому существу, одержимому инстинктом саморазрушения. Не Нева затопляет улицы, как у Пушкина ("Стояли стогны озерами, // И в них широкими реками // Вливались улицы. " [10]), а сам город "берет штурмом" "финскую финку залива" и "режется насмерть чухонской водой". В этих строках Шевчука налицо инверсия тра¬диционных для Петербургского текста ролей города (камня) и реки (стихии воды). Город предстает у этого автора как активное и притом разрушительное начало, в отличие от традиционного представления, наделяющего этими качествами Неву.

Олицетворение города продолжает разворачиваться в следующей строфе вступления:
Серое нечто с морщинистой кожей,
Усыпанной пепельной перхотью звезд,
Стонет и пьет одноглазая рожа.
Жалко скребется в затылке прохожий
Бледным потомком докуренных грез.

Этот Петербург резко отличается от величественной и мрачной картины, нарисованной в композиции "Черный пес Петербург", но для Шевчука таковы две ипостаси одного и того же города. Использование грубой, просторечной лексики ("ухмыляется", "рожа"), сниженные метафоры ("прокисшая зола", "пепельная перхоть звезд"), нарочитый антиромантизм помогают создать образ "ус¬талого", "грязного" мегаполиса, доставшегося в наследство потомкам героев Гоголя и Достоевского. Город предстает нарочито приземленным, абсолютизируется его непарадная, изнаночная сторона. Этот Петербург состоит, кажется, исключительно из "углов".

Финал вступления к "Ленинграду" заставляет вспомнить романы "Труды и дни Свистонова" и "Козлиная песнь" "могильщика Петербургского текста" К.Вагинова. В предисловии к "Козлиной песни" Вагинов восклицает: "Петербург окрашен для меня с некоторых пор в зеленоватый цвет, мерцающий и мигающий, цвет ужасный, фосфорический. И на домах, и на лицах, и в душах дрожит зеленоватый огонек, ехидный и подхихикивающий" [11].
У Шевчука возникает тема Петербурга как мертвого города, "кладбища культуры":

Кладбище. Небо, хлебнув политуры,
Взракетило дыбом антенны волос.
Мне снится поток сумасшествий. С натуры
Пушкин рисует гроб всплывший культуры,
Медный Петр добывает стране купорос.

Тема Петербурга-кладбища задается с первых строк романа Вагинова "Труды и дни Свистонова", причем у него, как и у Шевчука, образ "города мертвых" связан с водным пространством, а сама тема смерти получает вполне будничное освещение: "Канал протекал позади дома, в котором жил Свистонов. Весной на канале появлялись грязечерпалки, летом — лодки, осенью — молодые утопленницы" [12].

В анализируемой строфе Шевчука гротескный карнавал достигает апогея. Пушкин и Петр, символы города, предстают здесь в пародийно-сниженном ключе.

"Солнце русской поэзии" становится гробовщиком культуры (эта строка вновь отсылает к тексту "Медного всадника": "Гроба с размытого кладбища // Плывут по улицам! Народ // Зрит божий гнев и казни ждет" [13]).

Высшей точкой, pointe "потока сумасшествий" становится переосмысленный образ демиурга города, "гения места", "державца полумира", обретающий в изменившейся реальности чисто утилитарное назначение. Император, гордо мечтавший "в Европу прорубить окно", занят будничным и прозаическим делом. Причем это новое призвание Петра — "добывать стране купорос" — лишь подчеркивает общий апокалиптический характер происходящего.

Мрачность вступления, однако, снимается в тексте композиции "Ленинград", где петербургская весна предстает, несмотря на все свои негативные стороны, как жизнеутверждающий символ.
В первой строфе, как и во вступлении, возникает пейзаж Петербурга, но он имеет — в сравнении с пейзажем "Субботы" — противоположный эмоциональный заряд:

А в каналах вода отражает мосты,
И обрывы дворцов, и колонны-леса,
И стога куполов, и курятник-киоск,
Раздающий за так связки вяленых роз.
Здесь мы видим традиционный образ исторического Петербурга (ср. у Пушкина во вступлении к "Медному всаднику":
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен. [14]

Однако несмотря на четкую связь с традицией, образ исторического Петербурга у Шевчука неразрывно связан с современностью, поэтому на равных с "обрывами дворцов" в его тексте существует и "курятник-киоск". Ироническая метафора "связки вяленых роз" может быть воспринят как "осовремененное отражение" пушкинской строки "девичьи лица ярче роз".
Интересно, что у Шевчука подчеркивается фантасмагоричность города, возникшего из борьбы стихии и культуры, реализованной в петербургском мифе как антитеза воды и камня. Лотман отмечает, что "петербургский камень — артефакт, а не феномен природы" [15]. Шевчук переосмысливает тему искусственного, "умышленного" города, возникшего на пустынном и ровном, лишенном особых красот природы, месте. Поэтому "искусственная", "вторая" природа в Петербурге как бы замещает собой естественную природную среду. Дворцы и колонны наделяются в тексте композиции признаками "природных", "диких" образований: дворцы становятся утесами, обрывающимися к воде, колонны предстают каменным лесом, метафора "стога куполов" неожиданно вносит в урбанизированную среду элемент деревенского пейзажа.

Образ города-призрака, города-миража возникает из столкновения двух планов бытия: с одной стороны, здесь можно "прочитать" некий "сон природы о несуществующем городе", с другой стороны — "сон каменного города о несуществующей природе". Семантика отражения, зеркальности делает эти два плана взаимопроникающими.

Композиция обильно "населена" реалиями города на Неве "С окнами, парками, львами, титанами, // Липами, сфинксами, медью, "аврорами". "

В пестром перечислении прослеживается тенденция автора к смешению различных временных планов, когда не выделяется в особенности ни один из них. В данном контексте "авроры", олицетворяющие октябрьский переворот 1917 года, мирно соседствуют с относящимися совсем к другим историческим эпохам "медью" и "титанами" (вновь "Медный всадник") и "сфинксами" (здесь возможна отсылка к блоковскому стихотворению "Она пришла из дикой дали. " и к образу России-сфинкса из "Скифов"). Неконфликтное сосуществование данных историко-культурных реалий в тексте композиции объясняется тем, что они как бы "прослаиваются" и обрамляются "нейтральными" городскими приметами — "окна", "парки", "липы".

По жанру "Ленинград" может быть отнесен к посланию, поскольку значительное место в тексте композиции занимает прямое обращение лирического героя к персонифицированному городу:

Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище,
Марсово пастбище, Зимнее кладбище.

Данное обращение можно сравнить с обращением в торжественной оде Петербургу во вступлении к пушкинской поэме ("Люблю тебя, Петра творенье. "). Несмотря на различную стилистическую окрашенность (возвышенная речь Пушкина, контрастирующая с фамильярной иронией Шевчука), в обоих текстах можно выделить черты сходства, поскольку в них упоминаются исторически значимые топосы северной столицы: и "воинственная живость // Потешных Марсовых полей" (у Шевчука — характерное ироническое переименование "Марсово пастбище"), и "царский дом" (в соответствии с шевчуковским видением города — "Зимнее кладбище"). При этом, если у Пушкина олицетворение "младшей столицы" и "старой Москвы" происходит в рамках бинарной оппозиции "новая царица" — "порфироносная вдова", то у Шевчука олицетворение строится по иной модели:

Отпрыск России, на мать не похожий,
Бледный, худой, евроглазый прохожий,

— обращается он к Петербургу, то есть здесь уже не старшая и младшая царицы, а система отношений "мать — сын". Общим в этих двух типах олицетворений является подчеркивание новизны города и непохожести его на породившую и окружающую среду.
Характерно также обращение к самому нерусскому из всех русских городов, которое используется Шевчуком в тексте композиции:

Герр Ленинград, до пупа затоваренный.
Мсье Ленинград, революцией меченный.

Сэр Ленинград, вы теплом избалованы.
Пан Ленинград, я влюбился без памяти
В Ваши стальные глаза.

Тем самым подчеркивается "европеизм" Петербурга-Ленинграда, его "экстерриториальность" по отношению к остальной части российской империи. Однако город при этом остается "отпрыском России".

В то же время петербургская весна у Шевчука предстает как типично русская разгульная стихия, что подчеркивается рефренами, завершающими каждую строфу композиции: "А за ним (за южным ветром — Т.Л.), как чума, — весна. ", "Непонятна весьма весна. ", "Виновата она — весна. " и, наконец, "Напои допьяна, весна. " Отметим, что во вступлении к "Медному всаднику" также присутствует упоминание и о весеннем Петербурге:
. взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет,
И чуя вешни дни, ликует. [16]

Характеристики Петербурга-Ленинграда у Шевчука даны с точки зрения "внешнего не-петербургского наблюдателя" (определение Ю.М.Лотмана). В уже цитировавшейся выше статье Лотман отмечает, что "ощущение петербургской специфики входит в ее самосознание. Это может быть "взгляд из Европы" или "взгляд из России" [17].

У Пушкина, как пишет Томашевский, "тема Петербурга сливается с темой Петра, с темой русской истории, с темой новой России, такой, как она сложилась в ХVIII в. и какой она вошла в ХIХ в." [18], то есть взгляд поэта можно с полным основанием назвать "взглядом из России".

Шевчук также представляет взгляд на Петербург из России, но исторически отстоящий более чем на полтора столетия от пушкинского. За этот период тема Петербурга изменилась и обогатилась новыми коннотациями. Шевчук наблюдает город в конце второго тысячелетия, а в силу того, что любой город представляет собою динамический организм, а не мертвую схему, изменения в нем неизбежны.

Однако за всеми изменениями прослеживаются вневременные черты, которые объединяют полярные, на первый взгляд, компоненты Петербургского текста — классическую поэму Пушкина и рок-композицию Шевчука.

Таким образом, в рассмотренных рок-композициях очевидно присутствие наиболее характерных атрибутов Петербургского текста. Однако, поскольку рок-поэзия создается поэтами, ориентирующимися на массовое сознание, для обозначения в ней темы Петербурга используются лишь знаки Петербургского текста и петербургских мифов. Тем не менее, "вписанность" лирики Б.Гребенщикова, А.Башлачева и Ю.Шевчука в Петербургский текст, хотя и на "низовом" его уровне, позволяет сделать вывод о том, что корни русской рок-поэзии следует искать не только в англо-американской, но и в национальной литературной традиции.

Читайте также: