Была ли чума в военное время в советском союзе

Опасную болезнь в Москву привез в 1939 году врач-микробиолог Абрам Берлин из Саратова. Проводя опыты на животных, он использовал живой возбудитель чумы и был обязан соблюдать жесткий карантин.

Почувствовав себя очень плохо, нулевой пациент был госпитализирован с ошибочным диагнозом крупозной пневмонии. Немалая заслуга в том, что эпидемию удалось вовремя остановить, принадлежит дежурному врачу клиники 1-го Московского медицинского института Симону Горелику.

Определив у больного легочную чуму, Горелик незамедлительно сообщил об опасности начальству и изолировался вместе с Берлиным. Он знал, что они оба обречены - чуму тогда лечить не умели.

В результате эпидемию чумы удалось остановить в зародыше. От смертельной болезни погибли только трое: Горелик, Берлин, а также стригший его парикмахер.

Виктор Чернов/Sputnik, Григорий Веил/TAСС

Натуральная, или черная, оспа прибыла в столицу СССР в декабре 1959 года вместе с художником Алексеем Кокорекиным, вернувшимся из Индии. Во время своей поездки он подцепил опасную болезнь, когда присутствовал на церемонии сожжения брахмана.

Страдая от лихорадки, сильного кашля и боли по всему телу, Кокорекин обратился за медицинской помощью. Врачи ошибочно поставили ему диагноз грипп, хотя больной покрылся несвойственной для этого заболевания сыпью.

О том, что в Советский Союз попала черная оспа, стало известно спустя две недели после смерти художника. Несколько контактировавших с ним человек начали испытывать схожие симптомы.

Когда диагноз подтвердился, все московские медицинские службы, отделения милиции и КГБ были подняты на борьбу со смертельной опасностью. Сотрудники правопорядка отлавливали и помещали в карантин всех, с кем контактировал Кокорекин, с кем общались члены его семьи, кто получил сувениры из Индии.

Больница, где находился зараженный, попала в карантин. Для тысяч запертых сотрудников и больных даже вскрыли неприкасаемый государственный запас постельного белья, предназначавшийся на случай войны.

Однако главной мерой стала поголовная вакцинация всех жителей Москвы и Московской области, не имеющая аналогов в истории. Работая круглые сутки, врачи привили более 9 миллионов человек всего за неделю.

Всего опасное заболевание в Москве было обнаружено у 45 человек, трое из которых скончались. Через 19 дней после ее обнаружения и начала слаженной работы столичных служб больных чумой в городе не осталось.

Проникшая на территорию СССР из Ирана, холера охватила в 1970 году все советское черноморское побережье. Эпидемия пришлась на пик курортного сезона, когда в приморских городах было полно отдыхающих.

Постепенно болезнь распространялась по всей территории страны, включая Москву и Ленинград. Этому способствовали ошибочные действия местных властей, которые в первые дни на пляжах объявляли по громкоговорителям, что в городе холера и людям следует в спешном порядке его покинуть.

Центральная власть в свою очередь действовала быстро и решительно. К борьбе с распространением болезни подключили не только тысячи врачей, но также армию и флот.

Крупные очаги распространения инфекции, такие как Одесса, Батуми и Керчь, попали в карантин. Выезд из них разрешался только после тщательного бактериологического обследования. К городам подошли десятки кораблей и поездов, превращенных в передвижные лаборатории.

Среди тысяч туристов, запертых в городах, началась паника. Многие пытались обойти или даже прорваться через военные кордоны. Ситуация успокоилась только когда Совет Министров СССР распорядился продлить командировки и отпуска с сохранением заработной платы всем вынужденно находящимся в зоне карантина.

К ноябрю 1970 года эпидемия холеры в СССР была окончательно ликвидирована. Власть сделала правильные выводы из произошедшего - на черноморском побережье, в бассейнах рек Поволжья и Урала началось массовое строительство водоочистных сооружений.

Вспышка сибирской язвы на Урале в апреле 1979 года остается самой загадочной эпидемией в истории Советского Союза. По разным данным, она унесла жизни от 60 до 100 человек.

Ежедневно в инфекционные отделения города Свердловск (современный Екатеринбург) поступали по 5-10 человек в состоянии мощного инфекционно-токсического шока.

Когда выяснилось, что причиной смерти людей стала сибирская язва, в городе организовали спецотделение для больных, началась масштабная вакцинация жителей, а также дезинфекция территорий города, по неподтвержденным данным, даже с помощью вертолетов. К июню эпидемия была остановлена.

Согласно официальной советской версии, причиной вспышки опасного заболевания стало мясо зараженного скота. Однако существует иная версия событий - эпидемия могла быть вызвана случайным выбросом спор сибирской язвы из военно-биологической лаборатории военного городка № 19, расположенного в одном из районов города. Рассматривался даже вариант диверсии западных спецслужб, стремившихся дискредитировать СССР накануне московской олимпиады 1980 года.

На данный момент сведения о трагедии остаются засекреченными и могут быть обнародованы только спустя 75 лет после инцидента - в 2054 году.

Сегодня почти каждый в курсе, что в СССР засекречивали любую информацию о катастрофах, в том числе, об эпидемиях коварных средневековых болезней, которые вполне могли выкосить население советской столицы и других городов. В этом есть доля правды.

Передовицы отечественных газет не кричали об угрозе распространения опасных заболеваний, как сегодня. Лица первых дикторов телевидения не предвещали беды. Границы не нужно было закрывать. Они и так были вполне надёжно заперты на выезд и въезд. Но, открыв YouTube, можно убедиться, что о вспышке чёрной оспы в Москве в 1959-1960-м годах не только не умолчали, но и сняли художественный фильм.

Это никакой не коронавирус, а чёрная оспа. Болезнь, уносившая в минувшие века в небытие целые города. Никаких прощаний, рыдающих родственников и любовниц, не говоря уже о смертельно опасных поцелуях в лоб. Гроб поскорее в печь!

И вот она — кропотливая работа седобородого эпидемиолога чеховского типа, возглавившего штаб по борьбе со страшным заболеванием, и его команды. Им предстоит совершить невероятное: найти в огромном городе и водворить в карантин тех, кто был в контакте с заражённым. Кто-то выживет. А кому-то суждено умереть в считанные дни и часы.

Алексей Алексеевич был авторитетным создателем агитационных плакатов. На них были изображены красивые волевые лица советских воинов, крестьян и рабочих, задорным взглядом ободрявших население нашей страны.

За самоотверженный творческий труд, вселявший уверенность в правильности избранного курса и политики партии, Кокорекин поощрялся преференцией, которую мало кто имел. Речь о возможности выезда за рубеж. В декабре 1959 года он побывал… в Индии.

Маленький нюанс: борт с художником Алексеем Кокорекиным, приземлился ровно на 24 часа раньше времени, которое он анонсировал для своей семьи. Какое это имеет значение? В этих предлагаемых обстоятельствах – катастрофическое.

Утром Кокорекину стало совсем худо. И он умер. Врач, проводивший вскрытие, пригласил к секционному столу Николая Краевского, заведующего кафедрой, патологоанатома, академика, который позвал любопытствовать своего коллегу — работавшего ещё при царизме доктора из Ленинграда. Едва взглянув на труп, пожилой доктор произнёс:

Последние зафиксированные эпизоды заболевания относились к 1930-м годам, когда со страшной и коварной болезнью удалось покончить путём массовой вакцинации. И вот – на тебе! – дважды лауреат Сталинской премии доставляет из Индии заразу к вящему ужасу советских врачей.

Заболевание стремительно распространялось. Ситуация осложнялась тем, что и жена, и любовница Кокорекина цветастым индийским презентам предпочли советские денежные знаки. Женщины понесли заражённые подарки в комиссионку, где их охотно лапала чуть ли не половина Москвы.

В зоне охвата были тысячи человек. Работники КГБ, МВД и, в первую очередь, врачи в отсутствие современных средств коммуникации проделали колоссальную работу, выискивая в самых разных уголках столицы и ближнего Подмосковья потенциальных носителей оспы и – невзирая на чины и ранги! – помещая их в стационар. Пришлось немало попотеть, чтобы найти новых хозяев купленных в комиссионке индийских тканей.

Боткинская больница в одночасье стала цитаделью ужаса. Там оказались заперты не только пациенты, но и находившиеся с ними в непосредственном контакте врачи, не имевшие права покидать пределов медучреждения.

В столице действовали законы военного времени. Были закрыты выезды и въезды, блокировано железнодорожное сообщение, отменены авиарейсы, перекрыты дороги. По Москве круглосуточно курсировали тысячи медицинских бригад, которые в тандеме с сотрудниками милиции поднимали из постелей людей, полагавших, что после сравнительно короткого перерыва вернулся 1937-й год. В инфекционных стационарах не хватало коек, чтобы разместить людей, возможно, заражённых художником Кокорекиным.

Что можно сказать о количестве заражённых и числе жертв? Масштаб развёрнутых противооспенных мероприятий был колоссален. В считанные дни успели вакцинировать 7 млн жителей Москвы и приезжих. И вспышку чёрной оспы удалось локализовать. Заболело страшным недугом 46 человек. Трое из них скончались.

А через месяц в противооспенном штабе констатировали окончание эпидемии. Из Москвы снова вылетали самолёты, шли вереницы поездов, ехали машины. Они увозили из столицы людей, намеривавшихся весело встретить в сердце советской страны Новый год и новое десятилетие.

Существуют две клинические разновидности чумы – бубонная и легочная. Первую можно заполучить от укуса блохи. Вторая представляет собой осложнение бубонной чумы. Легочная чума передается, как грипп, и вызывает стопроцентную смертность. Если в ближайшие два дня поставить верный диагноз заболевшему бубонной чумой, то есть надежда на благополучный исход. Если это случится позже, то человек умирает от интоксикации – при введении активных антибиотиков токсичные микробы погибают, выделяя токсин в организм человека. Легочная чума может привести к смертельному исходу уже на второй день. И умирают люди чаще всего потому, что местные врачи в большинстве своем не могут поставить точный диагноз и принимают чуму за грипп, менингит, пневмонию.

Пока СССР дурил ВОЗ, медики боролись с эпидемиями чумы. Перечислим лишь некоторые из них: 1939 г. – Москва; 1945 г. – юг Волжско-Уральского региона, Средняя Азия; 1946 г. – Прикаспийская зона, Туркмения; 1947–1948 гг. – Астраханская область, Казахстан; 1949 г. – Туркмения; 1953, 1955, 1958 гг. – Средняя Азия; 1970 г. – Приэльбрусье; 1972 г. – Калмыкия; 1975 г. – Дагестан; 1979 г. – Калмыкия; 1980 г. – Прикаспийская зона; 1981 г. – Узбекистан, Казахстан.

С 1920 по 1989 год чумой заболели 3639 человек, умерли 2060. Но если до войны от чумы умирали сотни, то с середины 40-х годов, когда начали лечить людей сульфидином, противочумной сывороткой и синькой, смертность исчислялась десятками, а с конца 50-х, когда стали использовать стрептомицин, – единицами. Жертв чумных эпидемий было бы неизмеримо больше, если бы не деятельность сотрудников противочумной службы. Деятельность, которая постоянно секретилась. Чумологи не имели права рассказывать о своей работе даже родственникам. В 60–70-е годы за нарушение подписки о неразглашении запросто увольняли по статье. Нередко о месте и целях командировки люди узнавали только в аэропорту.

На второй день после прибытия нашего эпидотряда поступил сигнал о наличии больных и умерших в одном из аулов. На подъезде к месту, примерно за километр, мы заметили оцепление из солдат. Две черные юрты одиноко стояли среди степи. Подошли военные врачи, офицеры. Рассказали, что, по их сведениям, в ауле умерли шесть человек. Несколько женщин с детьми разбежались и пока не найдены. Ни у кого не вызывало сомнения, что это – чума. Однако требовалось бактериологическое и патологоанатомическое подтверждение диагноза.

Нагруженные инструментами, канистрами с дезраствором и другим необходимым снаряжением, мы медленно брели по раскаленной почве к пораженному заразой аулу. Наша одежда состояла из комбинезона, двух халатов, надетых друг на друга, белой косынки, медицинской шапочки, толстого ватно-марлевого респиратора, очков-консервов, похожих на мотоциклетные, резиновых сапог, клеенчатого фартука и двух пар резиновых перчаток. В этом одеянии мы были похожи на космонавтов, неуклюже передвигающихся по поверхности Луны. Солнце палило нещадно, и пот струями стекал вниз, скапливаясь в резиновых сапогах.

Откинув полог юрты, мы заглянули внутрь. Перед глазами предстала страшная картина. Трупы мужчин и женщин в беспорядке лежали на кошмах и земляном полу. Чума обезобразила их лица, а кожа казалась черной. Запах тления проникал даже через толстый слой респиратора. Мы сделали поверхностный осмотр и описание погибших. Затем вытащили трупы наружу и произвели вскрытие. После обработали раствором лизола юрту и одежду, распылили дуст по кошмам и коврам для уничтожения блох и засыпали трупы хлорной известью. Вернувшись в лагерь, я не смог удержаться от соблазна немедленно посмотреть под микроскопом сделанные на месте мазки. Увиденное потрясло меня. казалось, вся ткань умершего состояла из чумных бацилл. Утром следующего дня половина персонала нашей экспедиции была занята неприятным, но необходимым делом сжигания трупов умерших от чумы. В условиях безлесной пустыни это мероприятие оказалось далеко не простым. Одни грузовые машины воинской части откуда-то издалека привозили дрова, другие – собранный в округе саксаул. Огромные костры горели целый день. Когда кончились дрова, выяснилось, что трупы до конца не сгорели. К вечеру подъехала цистерна с нефтью, и солдаты направили толстые шланги в недогоревшие костры. Пламя вспыхнуло с новой силой.

Несчастные, испуганные родственники и соседи умерших от чумы в панике разбегались подальше от очага заболевания. Они знали, что их будут искать, и поэтому прибегали к любой хитрости, чтобы избежать помещения в карантин. Поиски и выявление контактных иногда напоминали детективные истории с погонями и захватом.

Описанные события происходили в 1949 году, но с тех пор чума не стала краше.

С 20-х годов советские специалисты неоднократно боролись с чумой в Монголии, Китае, Корее, Афганистане, Вьетнаме. Несмотря на закрытость советских НИИ, занимавшихся особо опасными инфекциями, на Западе имели представление о работах наших ученых и весьма высоко их ценили. В войну появление на фронтах известных советских чумологов приводило порой к неожиданным последствиям. Летом 1942 года в Астрахань для организации борьбы с эпидемией туляремии в войсках прибыл И.И.Рогозин – начальник управления противоэпидемических учреждений Наркомздрава. Водитель рогозинской автомашины, работавший до войны в ставропольской противочумной лаборатории, упросил отпустить его домой для эвакуации семьи. Но выбраться из Ставрополя он не успел, в город вошли немцы. Их сразу заинтересовала машина с московскими номерами, и они допросили водителя. Тот сознался, что привез в Астрахань Рогозина. Известие об этом быстро дошло до высокопоставленных фашистских медиков. Те переполошились. Рогозин был известен им своими работами в области профилактики чумы, следовательно, на юге России вполне может бушевать эпидемия. Тут же весь личный состав немецких соединений, продвигавшихся на юг, был привит от чумы, что вызвало панику среди фашистов. Наши разведчики, в руки которых попали документы об этой акции, передали их командованию. Советские медики, предположив возможность проведения немцами бактериологической диверсии, также провели вакцинацию бойцов Красной Армии.

«Хотя служба создавалась как противочумная, но заниматься ей пришлось и другими особо опасными инфекциями – холерой, сибирской язвой, бруцеллезом, туляремией, – рассказывает профессор Сучков. – Если верить официальным данным, до 1965 года холеры в СССР не было. (Информация о холерной вспышке в Сталинграде в 1942–1943 годах была засекречена. Тогда холеру признали занесенной немцами. Правда, опытные врачи прекрасно понимали, что это – бред, у немцев не было больных холерой.) В 1965 году – одновременно начинаются эпидемии холеры в Афганистане и в Узбекистане – в Кара-Калпакии заболели 560 человек. Местные врачи на призыв включиться в борьбу с холерой заявляли чумологам: вы специалисты, вот и занимайтесь, нас этому не учили и мы не хотим заразиться. Патологоанатомы наотрез отказывались вскрывать трупы умерших. Так что бороться с холерой пришлось одним чумологам. Хорошо, что служба заранее подготовила для себя специалистов широкого профиля – они могли выявить источник эпидемии, провести лабораторную диагностику, лечение, вакцинирование. На охрану карантинной зоны власти направили девять тысяч солдат, милиционеров и дружиников. Вынос холеры в центральные регионы был предотвращен. Но в район Хорезма и прилегающие к Кара-Калпакии районы Туркмении холера все-таки была занесена торговцами наркотиков.

В самом начале этой эпидемии врач Туркменской противочумной станции Д.В.Жеглова выделила из воды реки Кушки холерный вибрион Эльтор. Получалось, что холера – местного происхождения. Но республиканской санэпидстанции дурная слава была ни к чему. И ее сотрудники накатали заявление на Жеглову, дескать, она, взяв холерный вибрион из музея живых культур противочумной станции, заразила им воду Кушки. Врача обвинили в совершении диверсии и завели на нее уголовное дело. Этим вопросом целый месяц занималась специальная комиссия, и Жеглова была реабилитирована. А холеру в Кара-Калпакии все-таки признали завезенной из Афганистана.

К 1991 году в ведении Главного карантинного управления Минздрава СССР находилась мощная противочумная система, куда входили шесть научно-исследовательских институтов (Саратов, Ростов-на-Дону, Ставрополь, Иркутск, Волгоград, Алма-Ата), 21 противочумная станция, 52 отделения и более двухсот эпидотрядов, где работали грамотные, специально подготовленные люди. Все противочумные отделения и эпидотряды следили за ситуацией в природных очагах.

Знакомясь с мемуарами ветеранов-чумологов, я не уставала удивляться. Каждый день эти люди имели дело с разнообразной заразой в лабораториях, большую часть жизни занимались ловлей чумных блох, мышей и сусликов. Месяцами они работали в районе эпидемий в жутких условиях. В Гадруте (Карабах), например, им пришлось дежурить на кладбище и отнимать у местных жителей чумные трупы. Аборигены пытались есть внутренности покойников, веря, что тогда болезнь их не коснется. В Баканасе (Казахстан) врачи собирали по домам тела умерших (всего их было 250) и складывали вдоль улицы в штабеля, тут же производили и вскрытия. А каково было сутками находиться в воняющих лизолом палатах, где пол и стены в кровавых плевках, где буйные больные в любой момент могли сорвать с тебя маску, очки, и вот уже ты – чумной. Но, несмотря на все эти ужасы, трудности и тягости, большинство чумологов влюблены в свою профессию и гордятся ею. И слава Богу, что такие фанатики были и есть. Только вот с каждым годом их становится все меньше.

В 1995 году Всемирная организация здравоохранения сообщила нам об эпидемии легочной чумы в Индии. Тогда в Москве были развернуты карантинные госпитали, в которых выдерживали и проверяли всех, кто прилетал из Индии. А как вы думаете, что случится, если эпидемия легочной чумы вспыхнет (не дай то Бог!) в той же Чечне, где нет не только противочумной станции, но и обычных врачей раз-два и обчелся? Только люди, посвятившие борьбе с чумой десятки лет, осознают, какой ужас ожидает всех нас.

Два года назад в письме к помощнику президента А.Я.Лифшицу ветераны-чумологи популярно объясняли, к чему приведет недофинансирование противочумной системы. На какое-то время положение улучшилось, а потом деньги снова перестали выделять. В 1997 году чумологи не выдержали и написали письмо в Минздрав России. Если государство не может, как раньше, финансировать противочумную службу, то давайте проведем разумную реорганизацию. Вот вам ее план, где учтено все. Новая служба будет способна обеспечить эпидемиологическое благополучие России и обойдется ей не дороже, чем в 1996 году. Письмо подписали известные ученые – академик И.В.Домарадский, профессора М.И.Леви и Ю.Г.Сучков, доктора наук Н.Н.Басова, Л.А.Ряпис, Е.В.Ротшильд, бывшие руководители Главного управления карантинных работ и отдела особо опасных инфекций Л.М.Марчук, К.А.Кузнецова, Г.Д.Островский, сотрудники, проработавшие в противочумной системе десятки лет, – Р.С.Зотова, И.В.Худяков и другие. Ответить им никто не соизволил.

Господа чиновники всех рангов и мастей, от которых зависит судьба противочумной службы! Контроль за чумой и иной заразой утрачивается не по дням, а по часам! Мы не знаем, где и когда может вспыхнуть эпидемия. В природных очагах, там, где еще работают противочумные станции, специалисты постоянно выделяют у грызунов культуру чумного микроба. Прививки против чумы у нас делают по строгим показаниям лишь тем, кто работает в опасных зонах. К тому же вакцина не спасает от заражения, а только облегчает течение болезни. Так что подхватить чуму народу – раз плюнуть! Учитывая же общее состояние отечественного здравоохранения, можно предсказать наше будущее. Если в ближайшее время не укрепить противочумную службу, то месть чумы будет жестокой. И вполне вероятно, что в 2000 году россияне начнут вымирать, как мамонты.

Пригодится ли опыт наших дедов

19.03.2020 в 20:19, просмотров: 9716

Трудно приходилось жителям многих других стран. В Швеции и Дании, где зараза подкосила до 80% населения, случались перебои в работе телеграфной и телефонной связи. В Англии обезлюдели на какое-то время многие правительственные учреждения, была закрыта часть фабрик. На территории США правительство почти на год, пока буйствовала смертельная болезнь, отменило все массовые мероприятия. Канадцам в 1919-м из-за гриппа пришлось прервать популярнейший чемпионат Национальной хоккейной лиги.

Виноват случай. И спас — тоже случай.

Диагноз должны были уточнить результаты вскрытия. Благодаря счастливому стечению обстоятельств как раз в это время в больнице оказался гость из Ленинграда — опытный пожилой патологоанатом. Он-то и определил, что пациент скончался от черной оспы.

Практически сразу стало понятно, что процесс распространения завозной инфекции в Москве стартовал. На вторые сутки после смерти Кокорекина признаки заболевания оспой были выявлены у одной из сотрудниц медперсонала больницы, которая контактировала с художником при его поступлении в медучреждение, а также у дежурного врача, проводившего первичный осмотр пациента. Третьим заболевшим стал мальчик, лежавший в палате как раз этажом ниже Кокорекина: ему инфекция передалась через расположенное над кроватью отверстие общей вентиляции. А следующим в этой компании занедуживших стал один из технических сотрудников больницы, который и вовсе только прошел мимо открытой двери в палату, где лежал художник.

Круг потенциально инфицированных расширялся в геометрической прогрессии. Например, одна из приятельниц художника, успевшая, на свою беду, посетить его после прилета, работала преподавателем в вузе и принимала зачеты и экзамены у нескольких групп студентов. Пришлось отправить на карантин и ее, и еще около 200 парней и девушек.

Чекисты докопались и до приватной встречи художника по прилете в Москву. Эту даму тоже отправили в отдельную больничную палату, но вот с индийскими сувенирами и подарками, полученными ею от художника (а они ведь являются потенциальными переносчиками инфекции!), возникла дополнительная проблема. Женщина некоторые не приглянувшиеся ей импортные вещи успела отнести в комиссионку. Сотрудники спецслужб в кратчайшие сроки выявили всех новых хозяев этих вещей. Неудачливые посетители магазина были отправлены в больницу, а купленные ими индийские вещи сожгли.

Всех потенциально инфицированных отправляли в Боткинскую больницу. Это огромное медицинское учреждение работало отныне в особом режиме. Выход за пределы территории не только пациентов, но и медперсонала был строжайше запрещен.

Все эти экстренные и жесткие меры дали желаемый результат. Вспышку черной оспы в Москве и ее дальнейшее распространение удалось затормозить. А через месяц и вовсе ликвидировать. В общей сложности за этот период в столице было выявлено 46 человек, заразившихся оспой, трое из них скончались.

Когда самочувствие ухудшилось, Берлин вызвал врача. Первый осмотр не дал повода заподозрить что-то серьезное. Однако доктор все-таки решил отправить саратовского ученого в больницу на обследование. Берлина госпитализировали в клинику 1-го мединститута. А там поставили страшный диагноз: легочная чума. Дежурный врач Симон Горелик, обследовавший пациента, принял незамедлительные и очень правильные меры, чем фактически спас столицу от разгула эпидемии.

Очень серьезные противоэпидемические меры пришлось предпринимать властям в 1979 году на Урале, где возникла реальная угроза развития эпидемии сибирской язвы.

Вероятнее всего, заражение территории под Свердловском произошло из-за инцидента в военно-биологической лаборатории, расположенной на территории засекреченной зоны Свердловск-19. В этой лаборатории специалисты занимались тогда экспериментами, связанными с разработкой советского бактериологического оружия. По вине нескольких сотрудников были не соблюдены правила техники безопасности, и, минуя фильтры, в атмосферу вырвались споры сибирской язвы. Их облако накрыло не только сам военный городок, но и его окрестности, где располагались керамический завод и зона для заключенных.

На Урал прибыла государственная спецкомиссия во главе с академиком Петром Бургасовым, а также группа военных медиков.

С 21 апреля началась поголовная вакцинация населения этого района от сибирской язвы. В общей сложности через процедуру прошло 60 тысяч человек (по другим источникам — 200 тысяч). Врачам помогали студенты-старшекурсники Свердловского мединститута. Кроме того, все въезды-выезды перекрыли милицейскими и военными кордонами. Район изолировали от соседних.

Чтобы избавиться от страшной заразы, пришлось провести масштабные дезинфекционные работы. Специальные бригады военных в костюмах химзащиты поливали крыши и стены домов дезинфицирующим раствором. Мыли асфальт, а кое-где даже снимали верхний его слой, также в отдельных наиболее опасных местах удаляли верхний слой земли. Все это вывозили для захоронения. Квартиры, в которых жили заразившиеся, обрабатывали раствором хлорной извести.

Заголовок в газете: Изоляция, вакцинация, расстрел
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28221 от 20 марта 2020 Тэги: Кризис, Грипп, Смерть Организации: Правительство РФ Места: Россия, Москва, Париж, Берлин, Индия