Петровы в гриппе и вокруг него книга

Николай Александров о романе Алексея Сальникова

Автомеханик Петров с утра почувствовал себя плохо. Принял лекарство от кашля, в котором был такой спиртовой дух, что ехать на машине стало невозможно. Пришлось пользоваться общественным транспортом. По дороге с работы Петров встретил знакомого Игоря Дмитриевича Артюхова. Артюхов ехал в автокатафалке рядом шофером. Как ни сопротивлялся Петров, пришлось составить компанию Игорю. И пить тоже пришлось. Сначала в машине, затем у некоего философа Виктора Михайловича, к которому они приехали уже на такси. Очнулся Петров пристегнутым на переднем сиденье все того же катафалка и увидел, что Виктор Михайлович и Игорь Дмитриевич говорят с двумя милиционерами. Петров потихоньку вышел и ретировался. Уже совсем больной. Придя домой, он обнаружил свою бывшую жену Петрову (они живут раздельно, но все же продолжают встречаться время от времени), уходящего врача и сына Петрова-младшего, заболевшего гриппом.

В то самое время, когда начинаются приключения Петрова, его жена дежурит в библиотеке и ждет окончания заседания литературного кружка. (Кстати, библиотеку в своих странствиях Петров проезжает и о литературном кружке вспоминает.) Затем Петрова идет домой и готовит сыну ужин. Она шинкует овощи, и тут Петров-младший, который имеет привычку утаскивать кусочки еды во время стряпни, неосторожно протягивает руку и попадает под нож. Порез оказался несильным, но вид крови производит странное действие на Петрову. Она едва удерживается от того, чтобы сына не убить, прячет от себя нож и ножницы. Но все-таки чуть придушивает Петрова-младшего двумя пальцами.

Между главами, посвященными Петрову и Петровой, помещена интермедия. Рассказ о том, как маленький Петров-старший ходил на елку. Чувства, реакции, мировосприятие, сам поход на елку в клуб и все обстоятельства этого похода описаны очень подробно. С сюжетной же точки зрения важен один эпизод. Петров запомнил Снегурочку. Когда дети стали водить хоровод вокруг елки, Снегурочка взяла Петрова за руку, и рука ее была очень холодной.

Еще одна интермедия-ретроспекция отделяет главы о Петровой от главы, посвященной заболевшему Петрову-младшему: он, кстати, должен идти на елку, но у него очень высокая температура. Петровы волнуются. Грипп все же удается победить, и на следующий день Петров-сын и Петров-отец отправляются на новогодний праздник.

Две последние главы дают разрешение побочной и явно второстепенной сюжетной линии, связанной с Игорем и катафалком. Автору все-таки нужно заполнить лакуну и хотя бы как-то объяснить, зачем Артюхову понадобился катафалк и почему Петров очнулся в нем, пристегнутый на переднем сиденье. Сальников дает три разные версии: одну излагает жена Артюхова, другую — сам Артюхов, третья, совершенно фантастическая, об ожившем мертвеце, звучит по радио. И все они, включая последнюю, совершенно равносильны, то есть абсолютно не важны.

Ну и, кроме того, мы узнаем, что Игорь Дмитриевич Артюхов испытывает к Петрову-старшему особую благодарность. То есть не просто как сосед по даче. Он не может иметь детей. Но однажды случилось волшебное исключение. У Артюхова был роман со Снегурочкой, которую маленький Петров-старший встретил на елке. Снегурочка забеременела. И сделала бы аборт. Но вмешалась горячая рука маленького Петрова-старшего (вероятно, он тоже тогда заболевал гриппом). В том самом хороводе вокруг елки.

Это лишь некоторые примеры. Но, с другой стороны, ведь и мир, на который смотрит Петров, — одна сплошная неловкость. Если не сказать ошибка.

Что мы узнаем об автомеханике Петрове из романа?

Что ему 27 лет. Что он не только работает в гараже, но еще рисует комиксы. Вполне бескорыстно, без надежды на публикацию, но с истинной серьезностью профессионала. Что комиксы эти нравятся Петровой и Петрову-младшему.

Никакой Петровой нет — это выдумка Петрова и часть его самого. Это фантом, его раздражение, вытесненное в литературу. Не вполне азиатская внешность Петрова гротескно воплотилась в жену Нурлынису Фатхиахметовну. Чем не персонаж для комикса?

Алексей Сальников. Петровы в гриппе и вокруг него. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2018. 411 с.

О книге

«Пишет Сальников как, пожалуй, никто другой сегодня – а именно свежо, как первый день творения. На каждом шагу он выбивает у читателя почву из-под ног, расшатывает натренированный многолетним чтением „нормальных“ книг вестибулярный аппарат.

Дата написания: 2017

Год издания: 2017

ISBN (EAN): 9785171065706

Дата поступления: 07 июня 2019

Объем: 581.8 тыс. знаков

Входит в серию

Простая на первый взгляд история загрипповавшей семьи с папой-автослесарем, мамой-библиотекарем и второклассником-сыном оборачивается душевным и жутковатым больничным бредом, на который так богата наша жизнь, где новогодние театральные елки для детей - это еще один круг ада Данте, а в городском общественном транспорте полно сумасшедших. Это говорю вам я, та, к кому в автобусе как-то подошел на костылях одноногий мужик и сказал, что я загубила душу дочки, дав ей в руки мобильный телефон, а сама уже давно стала нечистью. Обещал рассказать, как очиститься от скверны, но для начала попросил отключить мобильник, чтобы демоны не подслушивали, и успел накапать на меня из пластиковой бутылки предположительно святой воды. Видимо, ожидал, что моя кожа тут же начнет пузыриться, а сама я свалюсь в корчах к его единственной ноге. Так как же мне не любить Петрову, которой иногда нестерпимо хочется схватиться за мясницкий нож, когда я сама готова была ухайдакать придурка его же костылем? Так что, если кто-то решит составлять списки фанатов Петровых (ну вдруг), запишите и меня, я с вами!

Возможно, это не совсем все-таки так. Хорошие-плохие, тут так не работает. Одна из главных интриг романа (про Петрову, ну вы поняли, ага) так и вовсе эти понятийные характеристики растворяет. Это как новый тропический фрукт попробовать, даром что из Екатеринбурга, вкусный али невкусный – ощущений то сколько все равно. Так и Сальников – написал книгу, которая сбивает с толку, но делает это приятно. Наверное, так происходит, когда богатые люди по ошибке не тот бизнес-джет покупают реактивный, с ними вот что-то такое и происходит. Если немного углубиться, то главное, и несомненно, выигрывающее у всех и вся, это язык – такой сочный и насыщенный, что мог бы быть говяжьим и лежать в тарелке Марион Котийяр в Париже. Языком Сальников скрашивает все небольшие шероховатости, присущие полноценной дебютной прозе, над которой, ко всему прочему, работал профессиональный поэт (изрядная напевность, излишний СИМВОЛИЗМ). От этого темп и ритм немного скачет, но так даже интереснее. А уж со временем и местом что иногда творится. Вещи очень занятные и, не побоюсь этого слова, постмодернисткие.

Но окончательно смысловую черту проводит Игорь. Так оно часто и в жизни бывает, но здешний Игорь – всем игорям игорь. Так точно попасть в этот полусобирательный, полумифический, но точно живой образ мог только выдающийся мастер. Опять же, являясь по сути, не героем, а частью бэкграунда (вместе с катафалком, в котором он неслучайно появляется), Игорь олицетворяет собой абсолютную силу. Бог и Дьявол. Доппельгангер, Бегущий по лезвию, Робокоп. Игорь. Убедительный образ русского духа и неимоверной силы, которая позволяет пить водку с медведями, строить ракеты и быть добрым. Ка-тет. Пелевин и Донцова. Акинфеев. Игорь. Точно, лучший герой этого века в нашей литературе. Такому только за стол сесть со всеми этими онегинами и живаго.

За всеми этими восторгами, мы подходим к итогам. У нас есть невероятная (в прямом и переносном смысле этого слова), простая и обезоруживающе обаятельная история, которая происходит в поистине монтипайтоновском Екатеринбурге. Прекрасные герои, которые иногда Петровы, а иногда – петровы (ну вы пооняли), язык, которому я уже спел не один панегирик. Все это жмет на нужные кнопки и ракеты Алексея Сальникова летят вверх. То есть, я даже не нашел, к чему придраться, что бывает очень редко. Я не буду тут бросаться громкими заявлениями (хотя статус мне теперь это позволяет), но Сальников умело ткет свое полотно из большей части классики последних пары веков, гремуче взбалтывая в своем языкастом шейкере Гоголя, Булгакова, Довлатова и иже с ними. Делает это подозрительно мастерски, сохраняя неповторимую индивидуальность (не спутаете ни с чем). Чудно и чудно (разноударяемые).

Если бы я мог (а я пока не могу и потом тоже вряд ли), я бы как перевел бы эту книгу на английский - что-то типа Eugene Sully "Petrovs with cold and behold" и на проданные за первые полгода 260.000 экземпляров купил бы Алексею Сальникову бутылку хорошего тосканского вина. Или домашний планетарий. Чтобы просто хорошему человеку было хорошо.

Пока лучшая российская книга нашего десятилетия.

Сообщить об ошибке

365 бумажных страниц

Впечатления Все

Книга отличная, кроме того, в ней спрятано много сюжетных переплетений, не поняв которых не получится понять сюжет до конца. Ниже список того, что я узнал на данный момент, с цитатами из книги.

Виктор Михайлович - брат Марины, бывшей снегурочкой у Петрова на елке. Марина родила ребенка, отучилась и уехала в Австралию.

[она попросила брата сходить за анальгином, он зачем-то накупил аспирина на шесть рублей ]

[аспирин семьдесят девятого года выпуска [. ] Я его из дома, из Невьянска привез, у меня его запас, он мне все время помогает, всю жизнь. ]

[И вот она сваливает в Австралию в разгар перестройки, вместе с сыном ]

Игорь - друг Петрова и школьник, с которым Марина занималась английским, с которым переспала и забеременела. Для Игоря это было чудом, т. к. он был стерилен. На елке маленький Петров дотронулся горячей рукой до руки Марины, "растопил ее", и она передумала делать аборт. Игорь узнал об этом и за это и, в благодарность, достал Петрову жену из царства мертвых.

Игорь - Аид, повелитель царства мертвых. Петрова, которую он достал, видимо Немезида или эриния. Петрова раньше жила в царстве мертвых. Кроме того, Игорь оживил покойника, с которым они катались.

[Игорь говорил, что Петров – неблагодарный человек, что Игорь достал ему жену чуть ли не из самого Тартара, а Петров кочевряжится. Еще он утверждал, что Петров когда-то спас его сына одним своим прикосновением, как Иисус, что он специально собрал людей, причастных к его личному чуду, в одном месте и очень им благодарен, так пускай и они хотя бы чуточку будут благодарны и ему.]

[ что сосед тоже далеко и не ариец и не финно-угр, а сам похож на уроженца северных предгорий Кавказа или какого-то грека. ]

[– Я дух-покровитель Свердловска, – ответил Игорь, – а то и всей Свердловской области.]

[Раньше, до того как она попала в это тихое место, всё вокруг нее, как она помнила, состояло именно из пламени, даже существо, которым она была, и существа, которые ее окружали, которых она считала людьми, были из огня. ]

[Петров вспомнил, что сидел в сугробе, опершись спиной на забор, что прямо перед ним стоял Игорь, а возле правой ноги Игоря сидела собака, причем фонари светили так, что у собачьей тени было три головы. ]

[Память пыталась зацепиться за что-то еще в этой картинке с сугробом, но все ускользала в какую-то небывальщину, в какую-то полную дичь, где Игорь говорил водителю катафалка, что нет никакого покойника у него в гробу, где Цербер приводил душу умершего к телу, где тело оживало и уходило домой, а Петров, не в силах унять карусель от выпитого им спиртного, сидел в снегу и вместо того, чтобы удивляться, пытался унять тошноту, хотя, возможно, это была тошнота чистого ужаса. ]

[Если бы радио было включено в тот момент в машине Петрова, он бы мог услышать от ведущих чудесную историю о том, как накануне Нового года у скорбящих родственников сначала пропало тело покойного, а потом сам покойный вернулся домой в добром здравии. ]

Петрова зовут Сергей. Учитывая, что его друга детства тоже звали Сергей, то этот самый Сергей, скорее всего, и есть Петров.

[Петрову не нравилось, что первая буква его имени выглядит так просто – как обычная загогулинка, как половина бублика. ]

Алексей Сальников

ISBN:	978-5-17-106570-6
Год издания:	2017
Издательство:	АСТ, Редакция Елены Шубиной
Серия:	Классное чтение
Язык:	Русский

Алексей Сальников родился в 1978 году в Тарту. Публиковался в альманахе "Вавилон", журналах "Воздух", "Урал", "Волга". Автор трех поэтических сборников. Лауреат премии "ЛитератуРРентген" (2005), финалист "Большой книги" и "НОС". Живет в Екатеринбурге.
"Пишет Сальников как, пожалуй, никто другой сегодня, а именно — свежо, как первый день творения. На каждом шагу он выбивает у читателя почву из-под ног, расшатывает натренированный многолетним чтением “нормальных” книг вестибулярный аппарат.
Все случайные знаки, встреченные гриппующими Петровыми в их болезненном полубреду, собираются в стройную конструкцию без единой лишней детали. Из всех щелей начинает сочиться такая развеселая хтонь и инфернальная жуть, что Мамлеев с Горчевым дружно пускаются в пляс, а Гоголь с Булгаковым аплодируют.
Поразительный, единственный в своем роде язык, заземленный и осязаемый материальный мир и по-настоящему волшебная мерцающая неоднозначность (то ли все происходящее в романе — гриппозные галлюцинации трех Петровых, то ли и правда обнажилась на мгновение колдовская изнанка мира) — как ни посмотри, выдающийся текст и настоящий читательский праздник".
Галина Юзефович

Лучшая рецензия на книгу

Мне очень интересно, каким образом был поставлен диагноз, достойный литературных премий, произведению, которое нормальный среднестатистический читатель даже читать не стал, не то что вчитываться? Откуда такая шумиха вокруг заурядного романа? Воистину, пути Господни не исповедимы …

Сальников или намеренно не хочет замечать изменений в современной России, или не видит их, поэтому его тексты напоминают бред:

И вот для того, чтобы читатель совсем не сомневался в советском ядре современной России, для большей убедительности, он вставляет в книгу два эпизода из советского прошлого. Разумеется, это поздний период СССР (помним, сколько лет автору). Один эпизод – из детства Петрова. Второй – из молодости жены друга Игоря Артюхина. И, конечно же, эти эпизоды невероятно похожи, на то, что происходит в наши дни. У читателя не должно остаться никаких сомнений. Кармическая нескончаемая круговерть смерти и возрождения души – сети сансары, из которых ВЫХОДА НЕТ.

Честно говоря, примерно к середине романа, я настолько была измучена чудовищно излишней детализацией, подробностями, пахнущего нафталином (опять же антураж СССР), советского быта, что хотелось только одного: скорее разодрать, расшвырять эти непролазные дебри, вылезти из засасывающей топи и дочитать. Пишет Сальников тяжело, растянуто и неловко. В повествовании увязаешь, словно в трясине. Чтобы разобраться во всём, нужно приложить усилия. Нужны терпение, внимание и время. А критики его хвалят.

Галина Юзефович в аннотации и на второй обложке книги сообщает:

О свежести первого дня творения и речи нет.

В книге встречаются моменты, которые наводят на размышления о том, что автор в какой-то степени отождествляет себя со своим персонажем. Писатели, особенно начинающие, так иногда поступают (главное, чтобы этот персонаж не был идеальным). Петров любит Довлатова, знает Замятина, Платонова. Он вообще любит читать. Одной из любимых книг Петрова с детства была книга о фокусах. Автор романа – это тоже тот ещё фокусник. Читателю предстоит убедиться в этом. Если, конечно, он дочитает…

Уважаемый читатель, если честно, мне жаль потраченного времени на книгу. Его и так не много остаётся. Зато так много интересных книг! Все не перечитаешь!

Уважаемый читатель, наверно каждый из нас задавался вопросом: зачем я читаю художественную прозу? Не важно какого жанра. Даже нон-фикшн в той, либо иной… Развернуть

Есть такая профессия — ведущий книжных презентаций. Вернее, не профессия, а такая подработка. По ходу презентации ведущие задают какие-то дежурные вопросы авторам книг, чаще всего вокруг да около, а иногда просто мешают дискуссии автора и литературного критика (если он присутствует).

Потом после презентации ведущие дружно идут пить.

На презентации “Петровых в гриппе” был как раз один такой ведущий. Он все спрашивал Сальникова про семью Петровых, про гриппозное состояние, про уральскую повседневность и все такое прочее — типичная рецензия на книгу с лайвлиба от комментаторов, которые прочли только первую главу.

Пожалуйста, не верьте им.

“Петровы в гриппе” поначалу прикидываются такими новыми “Дублинцами” на материале Екатеринбурга нулевых, ну или Дмитрием Даниловым в большом формате. Но в действительности это только первый слой романа, к тому же не самый вознаграждающий, а как мы помним, чтобы по-настоящему оценить вещь, следует задержать дыхание и нырнуть поглубже в пространство текста.

И вот там открываются сюжетные схемы, достойные Линча: за деталями быта героев внезапно обнаруживаются скелеты в шкафу, а сходства и совпадения к концу книги все больше не кажутся совпадениями и сходствами, и ты уже не понимаешь, что именно читаешь: нечто даниловско-реалистичное, или новый магический реализм, или психологический роман, или вообще русскую версию “Американских богов” Геймана. “Петровы в гриппе” затягивают, потихоньку наполняя тебя тревожным ожиданием, когда едва заметная ниточка скрытых сюжетов приведет тебя к разгадке, но… Этого не происходит.

Благодарность сарафану и критикам, что обратили внимание на этот роман.

И да, черт возьми, вот это действительно заслуженная премия за новую словесность и национальный бестселлер.

На обложке книги Сальников изображен выступающим на какой-то сцене, с микрофоном на стойке. Как если бы он читал свои стихи со сцены или выступал со стендапом. И так текст, в общем, и звучит: метафоричный, насыщенный образами, он тем не менее уверенно плывет по какому-то внутреннему полупоэтическому-полупрозаическому ритму, в которой очень легко “вплыть” и не факт, что вас выбросит обратно до того, как книга закончится. На “Кольте” жаловались на тяжеловесность стиля, но я бы сказал, что дело не в его тяжеловесности, а в своеобразии: сейчас попросту так не пишут. Играя с инструментарием реализма, Сальников посылает шаблоны и проверенные способы рассказывать историю к чертовой матери, и при этом это все равно приятно читать.

Стиль Сальникова гибок, поэтичен: “Петровы”подтверждают старую мысль Брэдбери — чтобы избавиться от речевых шаблонов, нужно больше читать поэзии.

“Стоило только Петрову поехать на троллейбусе, и почти сразу же возникали безумцы и начинали приставать к Петрову. Был только один, который не приставал — тихий пухленький выбритый старичок, похожий на обиженного ребенка. Но когда Петров видел этого старичка, ему самому хотелось подняться со своего места и обидеть старичка еще больше. Вот такое вот его обуревало дикое, ничем не объяснимое чувство, тесная совокупность мохнатых каких-то дарвиновых сил с достоевщиной”.

Важным приемом Сальникова становится поток сознания. Его героев постоянно куда-то уносит, любая деталь становится поводом вспомнить историю из детства или недавнего прошлого, рассказать о жизни в Екатеринбурге или еще о чем-то вроде бы узнаваемом, но с помощью сальниковской магии раскрывающим свою потаенную сторону.

“Петров невольно вспомнил, что тот же Паша — по замашкам этакий мелкий уголовник из палаты мер и весов, объяснял, почему он не кричит на своих детей и ни разу их даже не шлепнул. Во-первых, конечно, Пашина жена все с успехом делала за обоих родителей, а во-вторых, как Паша говорил, — из всех этих воплей на детей и их битья и произрастает потом взрослое чувство вины за то, что тебя избили в подворотне, потому что ты не так говорил с правильными пацанами, вообще, что жертва насилия сама спровоцировала это самое насилие, — это, типа, чувство из детства, когда тумаки и вопли получали только за дело. Такая дрессура. Условный рефлекс, остающийся на всю жизнь”.

Грипп Петровых на самом деле больше, чем грипп, — герои погружаются в полубредовое галлюцинаторное состояние, больше всего похожее на описание гипнотического транса. В нем пребывает не только Петров, но и все, что его окружает, и чем дальше углубляешься в текст, тем больше понимаешь, что грипп — не просто инструмент связать воедино семейство Петровых, как уверял Сальников в интервью “Российской газете”.

Эксперимент над формой и содержанием, потайные ходы и коридоры, которые открываются навстречу увлеченному читателю и виртуозное жонглирование жанрами — от Алексея Сальникова после “Петровых в гриппе” и “Отдела” ожидают большого будущего, и совершенно не напрасно.

Петровы в гриппе и вокруг него

Язык написания: русский

Жанры/поджанры: Реализм | Магический реализм( Современный )
Общие характеристики: Семейно-бытовое | Психологическое | Ироническое
Место действия: Наш мир (Земля)( Россия/СССР/Русь )
Время действия: 21 век | 20 век
Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
Возраст читателя: Для взрослых

Лингвистический анализ текста:

Приблизительно страниц: 308

Активный словарный запас: низкий (2606 уникальных слов на 10000 слов текста)

Средняя длина предложения: 144 знака — на редкость выше среднего (81)!

Доля диалогов в тексте: 8% — на редкость ниже среднего (37%)!

Награды и премии:

лауреат	Литературная премия "НОС", 2017 // Приз критического сообщества
лауреат	Национальный бестселлер, 2018 // Национальный бестселлер

Номинации на премии:

номинант	Большая Книга, 2017
номинант	Литературная премия "НОС", 2017

Доступность в электронном виде:

Дальше пошло чуть более терпимо, хотя и непонятно, зачем. Ну то есть вот есть семья Петровых, мама-папа-сын. Екатеринбург, дело под Новый год и все хором болеют гриппом с высокой температурой. Петров-старший при этом умудряется жестко бухать и ввязываться в какие-то приключения в стиле 90х типа катания на катафалке с покойником. Петрова работает библиотекарем и подрабатывает местным Чикатилло. Петров-младший хочет (и идет в итоге) на елку в ТЮЗ. А больше в романе ровно ни черта не происходит.

Решил посмотреть за что же выдают сумму эквивалентную 10 000 долларам США. Прочтитав роман я так и не понял за что.

За оригинальность замысла? Ни капли, — легион таких жизнеописаний простых/маленьких людей на русском и не только, знает мировая литература.

За образность и легкость стиля? Но стоит только познакомиться хотя бы с такой выдержкой из текста :

то становится понятным, что текст труднопроходим.

За привлекательные, живые образы персонажей? Ну, может кому-то Петровы и покажутся рельефными, но я не увидел в них ничего, кроме сплошной плоской равнины, как в песне Стинга, упоминающейся в романе.

За увлекательный, запоминающийся сюжет? Но ведь книга-то ни о чем. Вот и отзыв-то пишу сразу после закрытия романа, иначе уже завтра и не вспомню на что потратил свободное время трех дней.

Не понял я как можно серьезно относиться к произведению наполненному такими построениями:

Короче говоря, вместо действительно значимого явления литературы (каким и должен быть лауреат НацБеста) я получил неинтересный роман о неинтересных людях, к тому же написанный корявым языком, имеющий структуру аморфной массы.

Убогие герои, убогие мысли, убогие события. Если роман о Петровых попал в число лучших, то что же делается с рядовой отечественной литературой.

Впрочем, с отзывом тут у нас небольшая проблема — что ни напиши, все будет спойлером. В аннотации есть намеки на то, что нас ожидает магическая проза, но магичность тут дело десятое или даже двадцть пятое. Как бы так сказать, чтобы никого не обидеть. а, собственно, никто и не обидится, поскольку текст совершенно уникальный и другие штучные работы с ним никак не пересекаются. Кроме одной, но назвать её не могу, потому что спойлер, опять же. Хотя там, кажется, есть на неё оммаж, вплоть до имени проходного персонажа — но, может, мне прочто почудилось.

Говорить надо о двух различных аспектах, так что по отдельности —

В общем, удовольствие, близкое к сексуальному.

Второе, композиция. Тут удовольствие проходит по, миль пардон за выражение, верхним чакрам, причем не слабее первого, но затейливей — приход начинается на последних страницах и длится, когда книга дочитана, заново открыта и перечитываются соответствующие места, те, которые приход требует перечитать. Очень необычно; то есть не то чтобы необычно, в свое время Палп Фикшен очаровал такой игрой в паззлы и вообще прием потихоньку проникает в массы, — но подобного совершенства конструкции до сих пор не встречала. Голливуд по автору плачет, просто рыдает.

UPD от мая 2019.

Взяла почитать в библиотеке эту книгу, которую только ленивый не похвалил. Почему-то ожидала чего-то забавного и ироничного. Начала читать. Первые 50 страниц — просто унылая чушь. И надежд (исходя из стиля автора) немного, так что время тратить жаль.

По прочтению романа даже немножко растерялся. Тем более, что прочитано было на работе, что несколько отвлекало от размышлений о прочитанном ))

Вы думаете, я сарказмом побрызгиваю? Да, так может показаться. Но — нет. Ибо даже если бы всё было так просто, уже было бы хорошо. Удержать читателя весь роман и дать наслаждение романом одним лишь бытописанием — уже Талант. Но это лишь первый слой. Первое впечатление.

Тем не менее, я отлично понимаю, за что роман получил премии. Вижу, чем хорош роман. И получил от чтения изрядное удовольствие.

Шикарный авторский язык. Масса интереснейших точных деталей взаимоотношений и ситуативного поведения людей. Концентрированная шизофрения окружающей нас с вами повседневной реальности. Большинство персонажей, начиная с самих Петровых, вокруг нас. А то и кто-то из нас. Я, вот — Иванов. Ну чем не Петров.

Букв будет много – книга заслуживает.

Получилось ровно наоборот.

Где-то слышал мнение, что уральцы просто пищат от романа, вызывающего узнавание. Когда-то я был лучшим выпускником спецкласса и должен был поступать, как минимум, на физфак Ленинградского университета (но лучше бы в МФТИ или Баумана); однако судьба хмыкнула и, обернувшись инструктором ЦК ЛКСМЭ, выписала мне комсомольскую путёвку в Свердловское военное училище. И я прожил в столице Урала четыре года.

Первые впечатления были ужасными: барак при заводе, а не город. И это после великолепного Ленинграда, в котором я родился, после неповторимого Таллинна, в котором вырос.

Однако очень быстро я понял: Свердловск/Екатеринбург не пытается влюбить в себя, понравиться; ему вообще на тебя плевать. Он работает, выживает, кашляет грязными испарениями в серое небо; ты либо становишься своим, либо сбегаешь – и тебе даже не посмотрят презрительно в спину, потому что презрение – это тоже эмоция, а на эмоции здесь не особо размениваются.

Возьмём, например, водку. Что может быть проще? 60% воды, 40% дешёвого химического продукта; состав примитивен, каждый мог бы догадаться, но сумел только Менделеев. И каков эффект!

Сальников не использует сложных ингредиентов; язык его – это язык обычных людей. Но каков эффект!

Это совершенно волшебная, алхимическая, колдовская книга; она затягивает, топит, реанимирует – и совершенно непонятно, как она это делает.

Если не боитесь, что изменитесь навсегда – читайте.

Если же пойти на поводу своей склонности приклеивать ярлычки, то можно сказать, что это такой скандинавский детектив шиворот-навыворот. (На самом деле — нет, замес покруче:))

Необычная книга. В ней есть всякое-разное, от чего мурашки бегут по спине. Что-то такое, непонятно чем тревожащее.

P.S. А если возникли вопросы по прочтении, можно перечитать первую главу. :)

Начну с того, что роман мне понравился. Практически всем, хотя этот тот случай, когда основную массу впечатлений приносит концовка, а не сам процесс. Вернее — не сама даже концовка, а скорее окончательное понимание и осознание того, что же действительно в книге произошло, о чем она на самом деле была. Именно в этот момент понимаешь, насколько все в романе взаимосвязано, насколько все переплетено и все те детали, которые казались лишними, выстраиваются в четкую картинку общего смысла.

Внезапно оказывается, что все ответы на твои вопросы уже были в книге, что ты их уже прочитал, просто не понял, тогда еще не понял, или даже пропустил мимо ушей (или глаз, что точнее), но концовка ставит все на свои места, и тебе приходится лезть в самое начало книги (и не только) и перечитывать уже прочитанное. Только тогда все окончательно становится ясно. При том, что трактовок сюжета здесь может быть несколько, хотя лично мне нравится только одна, к которой я больше всего и склоняюсь.

Язык — замечательный. Он словно течет одним неспешным потоком, слова и предложения перетекают одно в другое, глазу просто негде споткнуться, отчего остановиться читать очень сложно. Порой возникало ощущение, что Сальникову не нужны даже знаки препинания — настолько текст плавный и текучий, что все эти знаки его как будто даже и тормозят.

Отдельно хочу сказать про аннотацию к книге. Она ужасна. Серьезно. Будто бы человек, который ее писал, книгу не читал вообще, хотя на самом деле скорее всего читал, конечно, но от того еще более не понятно, почему написал именно такое. Какая развеселая хтонь и инфернальная жуть? Что это вообще и где оно там? Книга до самой последней главы читается как обычный реализм, но и даже после осознания сюжета все равно никакой хтони и жути не лезет. Про какое выбивание почвы из под ног у читателей нормальных книг идет речь? У читателей, которые сложнее Колобка ничего не читали? Пишет Сальников интересно и здорово, но абсолютно доступно для читателя любого уровня. Даже детям дай — они и то прочитают без проблем, разве что, может, итоговый смысл не постигнут, так сказать. И это хорошо, на самом-то деле, это плюс, но вопрос в том, зачем писать в аннотации непонятную чушь?

Первая глава — это трэш, я читала, стены в комнате дрожали. Смеялась, потому что узнавала. У кого есть знакомые, умеющие пойти вынести мусор и вернуться поздно, пьяным и не одним, тем тоже будет весело. И вся первая половина книги — череда случайных событий, каких-то историй, людей. У героев грипп, поэтому что-то кажется температурным бредом, что-то галлюцинацией, потом им начинаншь верить и немного ужасаться, а потом принимаешь их правду, и не вешаешь никаких ярлыков. Интересно, оторваться не можешь, но не понятно. Тебя накрывает волна, и чем внимательнее ты читаешь, тем сильнее она бьет, во второй части, когда все случайности становится неслучайными.

Как пишет Алексей Сальников, каждый писатель старается расширить список смертных грехов. Но не он. Он работает с тем, что есть. А еще туго связывает сегодняшнюю Россию с древней Грецией, размышляет о политике, профессионализме, родительстве. Сальников использует красивый язык, чем-то похожий на набоковский (но как аме же зовут того Петрова-Лужина мы так и не узнем), мастерски работает с крупными планами и детализацией частностей. Мне всегда нравится цикличность в книгах, и здесь ее не могу не отметить: сын повторяет отца, события повторяются с промежутком в 20 лет. Экскурсии по Ё-бургу заслуживают отдельных слов! Теперь и я знаю, где стоит объехать большую яму, а где можно перекусить, и куда идет 7 троллейбус.

Книга многогранна, наспойлерить здесь сложно. Каждый читатель сделает свои акценты. Мне лично очень понравились состояния стыда, удивления и родительской усталости. Все мы люди, все у нас очень похоже, но таких слов о своих эмоциях я еще не читала. Очень метко!

Довольно шизофреничная книга о бытовухе. Достойный продолжатель Достоевского.

1) Те, кому они почему-то нравятся,

2) те, кому не нравится содержимое книги, но они считают, что иногда такие вещи _нужно_ и _полезно_ читать; они вроде как обличают то, что в них описано,

и 3) те, кому они просто отвратительны и всё.

К группе (3) отношусь и я, поэтому, если писать отзыв, он неизбежно выйдет ругательным. Ругаться тут легко: невыносимо затянутые описания, абзацы в несколько страниц, всепоглощающее уныние и отсутствие сюжета, вялое.

стоп. Именно этого я решил не делать. Глупо придти в обсуждение какой-нибудь фэнтези и раздражаться на эльфов и гномов. Не нравится — не читай. Так же и здесь: не нравится бытовуха — не плюйся ядом, а просто найди почитать что-то ещё.

Однако я хотел заострить внимание на двух моментах в этой книге, которые меня очень сильно напрягли и были крайне нездоровы, а автор пишет о них так, словно это — нечто нормальное.

Первый — это когда

Это абсолютно ненормально. Если подобное случается в реальной жизни, от такого человека с ножом надо уходить как можно быстрее. Это очень серьёзно, я настаиваю на этом, и мне крайне не нравится, как книга это подала.

Второй, похожий — это когда

Это безумие. Если в реальности друг будет просить вас убить его и совать пистолет, вы ни в коем случае не должны и не имеете права это делать. Более того, вы должны его отговаривать, чего Петров не делал. В самом-самом плохом случае — раз может и хочет, пускай застрелится сам, уж точно не с вашей помощью.

Не знаю, что автор хотел этим сказать, был ли это какой-то странный литературный приём или он действительно считает такое нормальным, но это ненормально. Совсем.

Я категорически против цензуры, но если бы она существовала и я был цензором — то, честное слово, из-за этих двух моментов я бы книгу завернул.

Довольно сложно оценивать эту книгу или сказать о ней что-то определенное. Понравилась ли она мне? Затрудняюсь ответить. С одной стороны, написано здорово, Сальникову очевидно не откажешь в таланте составлять слова друг с другом. С другой стороны — книга вообще ни о чем. Зацепившись за факт эпидемии гриппа в одной отдельно взятой семье, автор умудрился поговорить? прочитать монолог? рассказать? посмеяться? сразу обо всем, что приходит на ум. Так, обычная необычная жизнь обычных необычных людей (из провинции? не понял) — возможно именно это и цепляет, так как получившееся в результате произведение заметно больше суммы биографий трех разнополых и разновозрастных людей, связанных родственными узами. Вся книга — хождение по кругу и хождение по мукам,

как будто взяли весь хлам, копившийся на антресолях годами и осторожно, с любовью и любованием, разобрали. Все эти обрывки, обмылки, осколки для рассказчика — манифестации определенных историй, памятных и важных, сцепленных друг с другом, все это занятно, но все равно хлам и мусор. Из книги мог бы получиться полифоничный (полифонический?) роман, но не получился, и возможно, у автора не было такой задумки. Литературный эксперимент, что ли? Я слишком стар консервативен для такого дерьма.

Слепленный в один аморфный ком сборник полубаек-полуисповедей на переломе СССР/РФ, написанный увлекательно, живо и убедительно, однако бесцельный и бес/конечный, с каким-то туманным нрзб намеком на мистику и странную связь между персонажами. Чем закончить, автор то ли не знал, то ли сроки поджимали, в результате пропали и Петровы и грипп. Не жалею, что прочитал, но советовать другим не буду.

Это было по-странному прекрасно. Невообразимо увлекательно, тягуче, обволакивающе, как тот самый грипп в острой форме, который сначала проявляется легкими симптомами, но к пику переходит в жар и горячечный бред, а ближе к концу выздоровления ты чувствуешь облегчение и пакостное желание пойти начихать на кого-нибудь здорового, поделиться бактериями aka эмоциями от прочитанного. Книга на первый взгляд кажется кирпичом из неуемной графомании с практически полностью отсутствующими диалогами. Сплошные мысли, авторские колкости и остроумные подмечания, совершенно бытовушные действия и бесконечные повторения известной русской фамилии. Кстати, только фамилии, имена из автора приходится вытягивать буквально как трехметровую аскариду из задницы пациента, жрущего суши на завтрак, обед и ужин: то Сальников сошлется на ребус с частью первой буквы имени героя, симметричной своему отражению, то впервые адски непроизносимое имя представит как невразумительный набор букв, оказывающийся зеркальным отражением ровно столь же стремно звучащего имени, так что разница между их написаниями практически нулевая в плане запоминания. Еще у каждого Петрова есть некий кровавый пунктик: кровавые помыслы, наиболее яркие в воспаленном от гриппа сознании, или, наоборот, полное безразличие к крови, а то и вовсе целый эпизод посвящен кровотечению из носа или из порезанного пальца. А некоторые кровавые подробности подаются настолько ненавязчиво и одномоментно, что можно запросто их пропустить, как, например, мимолетное упоминание автором Храма-на-Крови или что кровь по ч/б телевизору была серой, или эпизод в прошлом Петрова, где тот, будучи ребенком, сравнивает цвет маминых сосков с пятнами высохшей крови. И вот, кажется, из таких мини-ребусов, игр с читателем в западающие в память сценки (последняя глава книги намеренно повторяет некие уже упоминавшиеся события от другого лица, и вообще все заворачивается в какой-то пространственно-временной хтонический рулет с легким налетом мистического трэша и совпадений, что даже не раздражает, а наоборот – забавляет) и показушного владения русским языком где-то на грани лютого выпендрежа и состоит вся книга. По стилю построения сюжета – если так можно назвать связь отдельных сценок! – и описанию бытовухи это больше всего ассоциируется с чернухой и беспросветностью Данихнова, написанной метким колким языком Пелевина или Задорнова, что мигом расцвечивает всю тьму, унылость, прозябание, болезненность и грязь в жизнях Петровых, словно включенная гирлянда на полностью опустившей лапы, оставшейся почти без хвои ёлке, которую так и не убрали до мая. Жалкое, но вместе с тем какое-то по-ироничному легкое и смешное зрелище обшарпанности, разбавленное кленовым сиропом или мишурой для придания безуминки и жизненной силы. Живости. Жизнеутвердительности. На подобных контрастах, метафорах, авторских подмечаниях интересных вещей, совпадающих с жизнями миллионов таких же семей, и высасывающей мозг бытовухе вся книга и строится. И заканчивается она будто в традициях русского народа что-то строить до поры до времени, а потом забухать и все свернуть.

Сложно давать оценку этой книге. С одной стороны, я ее дочитал и не жалею. С другой — не очень понял, что мне это дало ) Сюжета здесь нет, все строится на конкретных сценках и их описании. Если не знаете, стоит ли читать — просто откройте в любом случайном месте и прочтите пару абзацев. Вся книга будет точно такая же. Ровная как стол. Не будет ни кульминации ни развязки.

Про мистическую изнанку произведения и его тайные намеки: ну знаете, мне кажется это настолько всем тут по фигу, настолько это не имеет значения, как пытаться определить вкус гомеопатического зелья от прыщей, может даже интереснее. Я либо не понял, либо понял не так, либо автор вообще ничего не хотел сказать. Ну абсолютно фиолетово, как можно видеть в этом какие-то пророчества и откровения? Совершено непонятно.

А вот когда книга кончилась, я долго смотрел на последний абзац и не мог поверить, что это все. Такой резкий грубый конец, словно последнюю пару глав автор сжег в память о Гоголе. Ощущение недосказанности, незаконченности буквально висело в воздухе. Хотя в принципе генерировать такое чтиво можно до бесконечности, ведь оно не привязано ни к каким незаурядным событиям и персонажам. Просто автору нравится играться словами, собирая их именно таким образом, а про что именно — не так уж и важно, повод всегда найдется.

Читайте также: