Есть ли разум у вирусов

— Почему в Европе именно Италия стала страной с наибольшим числом заболевших? Может быть, в этом можно поискать какие-то предпосылки к восприимчивости к вирусу — в географическом положении, в климате, в образе жизни?

— Это вопрос сложный, однозначного ответа у меня нет. Для меня это распространение пока загадка. Я все-таки полагаю, что это вирус локальный. В XXI веке это повторяется уже не впервые. В 2002 году в Китае был вирус SARS, потом был MERS в 2015-м, все это тоже коронавирусы.

— MERS был на Ближнем Востоке, все-таки не в Китае.

— Да, теперь эндемический очаг опять в Китае. Вообще, коронавирусы открыты полвека назад. Среди респираторных вирусов они занимали свое место, процентов десять от общего числа, и не рассматривались как какие-то особо опасные. В основном они вызывали заболеваемость среди детей, и регистрировалось это весь год, а не сезонно. Симптоматика была не тяжелая, болели в большинстве школьники, до смертей не доходило. Сейчас, наоборот, дети как раз не болеют. Смертность много ниже, чем при гриппе. Но у гриппа есть терапия. А здесь специфической терапии нет, вакцина еще неизвестно когда появится. Поэтому важны защитные мероприятия, о которых много говорят. Они все эффективны, здесь есть богатый опыт. Пугаться, я думаю, не надо, месяца через два эпидемия закончится.

— Откуда может быть опыт, если разновидность коронавируса новая? Вы сами говорите, что это загадка.

— Я как раз это и пытаюсь вам сказать: это не новый вирус. Все это уже было, хоть и не в таком варианте, как сейчас. Этот мутант ведет себя действительно как особо опасный вирус, но при этом все равно остается локальным.

— Почему тогда в Европе именно Италии так досталось?

— Для меня это загадка. Европейская страна с высоким уровнем культуры. Боюсь, что точно на этот вопрос сейчас никто не ответит. Если говорить о гриппе, то его заразность настолько высока, что в метро один человек чихнул — вокруг тридцать заразились. А здесь? Сколько зараженных китайцев летало в самолетах, пока не ввели запреты? Самолет — замкнутое пространство. Если бы вирус распространялся по сценарию особо опасного, заболевал бы весь салон.

К тому же инкубационный период странный: до двух недель. У гриппа это часы. А здесь человек еще вроде бы здоров, но уже служит источником инфекции для окружающих.

— Думаю, что климат имеет значение. Мы видим, что для северян вирус не так опасен. Время покажет.

— Почему тогда вы говорите, что через два месяца эпидемия закончится? Как раз лето наступит, вирус в северных странах разгуляется.

— Все это мы с вами домысливаем, никаких доказательств пока нет. В науке я верю в эксперимент, а тут эксперимента пока нет.

— Ничего себе — нет эксперимента: в ста странах больше ста тысяч заболевших, 62 тысячи человек выздоровели, 3879 умерли. Можно же данные о них как-то использовать?

— Ну и что? Вы говорите о климате. Но в Испании и Португалии климат примерно такой же, как в Италии. И что? Я думаю, что говорить надо все-таки об источнике распространения. И повторяю: это все-таки эндемичная инфекция. То есть привязанная к месту распространения.

Фото: Reuters

— Конечно, в Италии нет той чистоты и стерильности, как в Германии. Но я думаю, что здесь все-таки работают какие-то политические и экономические факторы. Например, экономические связи с Китаем у Италии теснее, чем у других европейских стран. В любом случае это заболевание эндемичное, привязано к Китаю. С гриппом ведь тоже все начиналось оттуда. Значение имеют не только климатические условия, но и вот эта китайская многолюдность. У нас поэтому условия для распространения вируса не очень подходят, плотность населения низкая.

Почему это важно

Поделиться сообщением в

Внешние ссылки откроются в отдельном окне

Общее число заразившихся коронавирусом 2019-nCoV в Китае приближается к двум тысячам. Растет и количество смертельных случаев - их уже больше 80.

Тип вируса, вспышка которого наблюдается сейчас в Китае, хорошо известен врачам.

Он принадлежит к семейству так называемых коронавирусов, которые ранее вызвали вспышки нескольких заболеваний - например, эпидемии тяжелого острого респираторного синдрома (Sars) (также известен как атипичная пневмония) в 2003 году, а также ближневосточного респираторного синдрома (Mers) в 2012-м. В случае первого вируса умерли 9% всех инфицированных, а во время второй эпидемии - 35% заболевших.

Мы рассказываем, почему вспышки этих вирусов происходят внезапно и почему они так опасны.

Откуда появляются опасные коронавирусы?

Переносчиками вирусов, которые вызвали вспышку Sars, Mers и коронавируса 2019-nCoV, как считается, были не люди, а животные. Они являются носителями многих опасных для человека вирусов, но случаи заражения человека напрямую от животных, к счастью, довольно редки.

"Чаще всего есть так называемый видовой барьер, и для вируса он обычно непреодолим", - говорит Эндрю Истон из Уорикского университета.

"Но в случае, если у кого-то ослаблен иммунитет или есть какой-либо еще фактор, позволяющий вирусу перейти от животного к человеку, может произойти этот редкий случай заражения", - говорит ученый.

Опасность чаще всего связана с необычной мутацией вируса.

"Как правило, вирус должен определенным образом измениться, чтобы у него была возможность жить и расти в новой, непривычной, среде", - говорит ученый.

В редких случаях, когда коронавирус передается человеку, дело может принять крайне серьезный оборот.

Стоит помнить, что далеко не все коронавирусы очень опасны: человек постоянно сталкивается с их менее агрессивными разновидностями. Но те, которые передаются от одного вида другому, могут нести большую угрозу.

Почему "межвидовые" коронавирусы так опасны для человека?

"Когда вирус передается от одного вида другому, невозможно предсказать, как будут развиваться события. Нет ничего необычного в том, что вирус находит нишу в новой среде. И на первых стадиях этого процесса вирус может быть очень сильным", - говорит Эндрю Истон.

Дело в том, что когда вирус неожиданно переходит от животного к человеку, иммунная система человека не готова к борьбе с этим конкретным вирусом, поскольку никогда ранее с ним не сталкивалась. И человек перед такими вирусами очень уязвим.

Похожая проблема наблюдается, когда различные типы вирусов гриппа начинают передаваться от одного вида другому.

Самая смертоносная пандемия гриппа произошла в 1918-19 гг. Как считается, человек заразился этим типом гриппа от птиц. Тогда жертвами "испанки" стали до 50 млн человек.

Нет никаких явных свидетельств, что нынешний коронавирус может вызвать настолько тяжелую эпидемию, однако предыдущие случаи заражения человека от животных заставляют врачей быть настороже.

Может ли коронавирус распространиться очень быстро?

Хорошая новость в том, что на начальных стадиях после передачи от животного человеку вирус не может быстро распространяться от человека к человеку. "Это еще один барьер, еще одно препятствие, которое вирусу нужно преодолеть", - говорит Эндрю Истон.

Однако затем вирус может передаваться очень быстро, и если это происходит, ситуация становится крайне серьезной.

"Вирусы, в том числе коронавирусы, мутируют с довольно высокой скоростью", - подчеркивает ученый.

Дальнейшие мутации вируса могут позволить ему распространиться среди людей очень быстро - это означает, что эпидемия может охватить большую территорию за довольно короткое время.

Так произошло с нынешней вспышкой коронавируса в Китае, поэтому необходимо как можно быстрее принять меры для предотвращения его распространения.

"Если им заразится человек с ослабленным иммунитетом, причина может быть в том, что у него есть заболевание, которое сделало его более уязвимым. При этом здоровый человек может и не заразиться. Некоторые вирусы передаются очень быстро, а некоторые, напротив, очень медленно. Один из вопросов, на который надо дать ответ, к какому именно типу принадлежит этот новый коронавирус", - говорит профессор Истон.

Что делать при распространении вируса?

Плохая новость в том, что распространение вируса далеко не всегда можно остановить при помощи лекарств. "Эффективных антивирусных препаратов очень немного", - предупреждает эксперт.

Есть ряд других довольно простых и эффективных мер - таких как мытье рук и использование медицинских масок.

"Основные правила гигиены очень полезны. Они помогают защитить себя и других от многих болезней, и в данный момент это, возможно, единственное доступное и эффективное средство борьбы, поскольку в самом ближайшем будущем у нас не будет никаких лекарств от этого вируса", - говорит ученый.

Очень важно и то, каким образом лечат тех, кто уже заразился.

"Еще один важный аспект - нужно как можно быстрее выявить зараженных людей, чтобы им можно было помочь и таким образом попытаться снизить вероятность распространение инфекции", - говорит Эндрю Истон.

К счастью, после вспышек коронавирусов Sars и Mers были разработаны механизмы действий на международном уровне по предотвращению распространения заболевания.

"Мы уже наблюдали такие случаи несколько раз, и теперь, когда нужно принять определенные решения, это происходит быстрее", - говорит Эндрю Истон.

Врачи надеются, что благодаря выводам, сделанным после предыдущих коронавирусов, нынешняя вспышка - и все последующие - будут менее опасными для жизни и здоровья людей.

Общение, кооперация, маскировка и другие вещи, на которые способны возбудители болезней

Дальнейшие исследования показали, что вирусы способны принимать и более сложные решения. Они могут жертвовать собой во время атаки на иммунную защиту клетки, чтобы обеспечить успех второй или третьей волны наступления. Они способны скоординированно передвигаться от клетки к клетке в транспортных пузырьках (везикулах), обмениваться генным материалом, помогать друг другу маскироваться от иммунитета, кооперироваться с другими штаммами, чтобы пользоваться их эволюционными преимуществами.

Велика вероятность, что даже эти удивительные примеры – лишь вершина айсберга, считает Ланьинь Цзэн, биофизик из Техасского университета. Изучить скрытую социальную жизнь вирусов должна новая наука – социовирусология. Речь не идет о том, что вирусы обладают сознанием, оговаривается один из ее создателей микробиолог Сэм Диас-Муньос. Но социальные связи, язык коммуникации, коллективные решения, координация действий, взаимопомощь и планирование – это признаки разумной жизни.

Сознание – более высокий уровень переработки информации. Тонони называет это интеграцией. Интегрированная информация – нечто, качественно превосходящее простую сумму собранных данных: не набор отдельных характеристик предмета типа желтого цвета, округлой формы и теплоты, а составленный из них образ горящей лампы.

У аниматов одно преимущество перед вирусами: они умеют самостоятельно передвигаться. Вирусам приходится перемещаться от носителя к носителю на пассажирских местах в слюне и других физиологических выделениях. Но шансов повысить уровень φ у них больше. Хотя бы потому что вирусные поколения сменяются быстрее. Оказавшись в живой клетке, вирус заставляет ее штамповать до 10 тысяч своих генетических копий в час. Правда, есть еще одно условие: чтобы интегрировать информацию до уровня сознания, нужна сложная система.

Насколько сложной системой можно назвать вирус? Посмотрим на примере нового коронавируса SARS-CoV-2 – виновника нынешней пандемии. По форме он похож на рогатую морскую мину. Снаружи – сферическая оболочка из липидов. Это жиры и жироподобные вещества, которые должны защищать его от механических, физических и химических повреждений; именно они разрушаются от мыла или санитайзера. На оболочке – давшая ему название корона, то есть шиповидные отростки из S-белков, с помощью которых вирус проникает в клетку. Под оболочкой – молекула РНК: короткая цепочка с 29 903 нуклеотидами. (Для сравнения: в нашей ДНК их больше трех миллиардов.) Довольно простая конструкция. Но вирусу и не нужно быть сложным. Главное – стать ключевым компонентом сложной системы.

Но зачем вообще вирусам это надо: жертвовать собой, помогать друг другу, совершенствовать процесс коммуникации? Какова их цель, если они не живые существа?

Как ни странно, ответ имеет прямое отношением к нам. По большому счету вирус – это ген. Первостепенная задача любого гена – максимально копировать себя, чтобы распространиться в пространстве и времени. Но в этом смысле вирус мало чем отличается от наших генов, которые тоже озабочены прежде всего сохранением и тиражированием записанной в них информации. На самом деле сходство даже больше. Мы сами немного вирусы. Примерно на 8%. Столько вирусных генов в составе нашего генома. Откуда они там взялись?

Что реликтовые вирусы делают сейчас? Одни никак себя не проявляют. Или нам так кажется. Другие работают: защищают человеческий эмбрион от инфекций; стимулируют синтез антител в ответ на появление в организме чужеродных молекул. Но в общем миссия вирусов гораздо значительнее.

Мы оказываем друг на друга эволюционное влияние не просто как факторы среды. Наши клетки непосредственно участвуют в сборке и модификации вирусных РНК. А вирусы напрямую контактируют с генами своих носителей, внедряя свой генетический код в их клетки. Вирус – это один из способов общения наших генов с миром. Иногда этот диалог дает неожиданные результаты.

История нашей жизни с вирусами рисуется бесконечной войной или гонкой вооружений, пишет антрополог Шарлотта Биве. Этот эпос строится по одной схеме: зарождение инфекции, ее распространения через глобальную сеть контактов и в итоге ее сдерживание или искоренение. Все его сюжеты связаны со смертями, страданиями и страхами. Но есть и другая история.

Например, история о том, как у нас появился нейронный ген Arc. Он необходим для синаптической пластичности — способности нервных клеток формировать и закреплять новые нервные связи. Мышь, у которой отключен этот ген, не способна к обучению и формированию долговременной памяти: отыскав сыр в лабиринте, она уже на следующий день забудет к нему дорогу.

Чтобы изучить происхождение этого гена, ученые выделили белки, которые он производит. Оказалось, что их молекулы самопроизвольно собираются в структуры, напоминающие вирусные капсиды ВИЧ: белковые оболочки, защищающие РНК вируса. Затем выделяются из нейрона в транспортных мембранных пузырьках, сливаются с другим нейроном и выпускают свое содержимое. Воспоминания передаются как вирусная инфекция.

350-400 миллионов лет назад в организм млекопитающего попал ретровирус, контакт с которым привел к формированию Arc. А теперь этот вирусоподобный ген помогает нашим нейронам осуществлять высшие мыслительные функции. Может, вирусы и не обретают сознание благодаря контакту с нашими клетками. Но в обратную сторону это работает. По крайней мере, сработало один раз.

Биологи из института Вейцмана нашли свидетельства того, что вирусы обладают некой формой коллективного разума и умеют распознавать “метки”, которые оставляют в клетках их конкуренты и родичи, и руководствоваться ими при принятии решений, говорится в статье, опубликованной в журнале Nature.

“Эти бактериофаги (вирусы, поражающие бактерий), содержат в себе две программы поведения. Одна заставляет клетку производить огромное количество своих копий и запускает в ней программу самоуничтожения, а при включении второй он интегрируется в ее ДНК и уходит в “глубокое подполье” с возможностью возрождения в будущем”, — объясняет Нонья Париенте (Nonia Pariente), молекулярный биолог и редактор журнала Nature Microbiology.

Солдаты вечной войны

Болезни и инфекции не являются чем-то, чем страдает только человек и другие многоклеточные существа – между бактериями и вирусами уже несколько сотен миллионов лет идет беспрерывная война на выживание. Следы этой войны можно встретить повсеместно – в каждом миллилитре морской воды содержится до миллиарда “боевых вирусов”-бактериофагов, и примерно 70% морских микроорганизмов заражены ими.

За миллиарды лет эволюции вирусы научились обходить внимание защитных систем микробов, а последние – разработали своеобразный генетический “антивирус”, систему CRISPR-Cas9, которая находит следы вирусной ДНК в геноме микроба и заставляет его совершить суицид для защиты соседних бактерий. Вирусы ответили на эти меры “эволюционной обороны”, создав анти-антивирус, подавляющий CRISPR-Cas9, и биологическая гонка вооружений продолжилась.

Генетик Ротем Сорек из Института науки Вейцмана в Реховоте (Израиль) и его коллеги нашли еще один крайне интересный пример “оружия”, изобретенного вирусами, изучая то, как работает бактериофаг phi3T, заражающий обычных бацилл (Bacillus subtilis).

Изначально ученые пытались понять совсем другую вещь – то, как микробы оповещают друг друга о присутствии вируса и готовятся к отражению его атаки. Как считали ученые, зараженные бактерии выделяют в окружающую среду специальные сигнальные молекулы, которые сигнализируют другим микробам в их колонии об опасности.

Для проверки этой Сорек и его коллеги вырастили колонию бацилл, заразили их phi3T, после чего отфильтровали жидкость, которую выделяли микробы во время заражения колонии. Часть этого раствора биологи добавили в новую колонию бактерий, предполагая, что те сигнальные молекулы, которые их погибшие товарки выделяли в питательную среду, подготовят их к новой атаке вирусов и защитят от заражения. Реальность оказалась совершенно иной.

Тайные сигналы

Выяснилось, что короткие белковые молекулы arbitrium, которые биологи выделили из этого раствора, на самом деле были предназначены для общения вирусов друг с другом, а не бактерий, и их “авторами” были не микробы, а их непрошенные гости.

Эти молекулы, как показали эксперименты израильских генетиков, заставляют вирус “переключиться” с одной программы размножения на другую. В присутствии arbitrium вирусы “уходят в подполье”, встраиваясь в ДНК бактерий вместо того, чтобы бурно размножаться в них и уничтожать клетки.
Переключение программы происходит по той причине, что arbitrium блокирует работу вирусного белка AimR, отвечающего за запуск процедуры размножения вирусной ДНК и растворения стенок бактерии.

Зачем это нужно вирусам? Подобная система сигналов, как объясняют ученые, работает как своеобразная форма коллективного разума вирусов, который позволяет им гибко координировать свое поведение. Когда вирусов мало, им выгоднее активно размножаться, заражая новых бактерий и убивая их, однако со временем их становится слишком много и бактерии начинают коллективно реагировать на заражение, или же число бацилл падает до крайне низких значений.

В этот момент вирусы переключаются на альтернативную программу заражения, используя сигналы, подобные arbitrium, и “скрываются в толпе”, выжидая новый удобный момент для заражения. По словам Сорека, его команда обнаружила более сотни других молекул, похожих на arbitrium и AimR, в других вирусах-бактериофагах, что говорит о том, что многие или даже все вирусы умеют “общаться” с себе подобными.

Возможно, что аналогичные системы существуют и в вирусах, заражающих человека, и их наличие могло бы объяснить, как ВИЧ и ряд других ретровирусов прячутся в клетках при попытке их изгнать из организма. Если ученым удастся найти молекулу, которая заставит ВИЧ навечно “окопаться” в клетке и не выходить оттуда, то проблема борьбы с ним будет решена.

Если вдруг вы всегда боялись, что пришельцы вас похитят или захватят ваш разум, у нас есть для вас новость. Ваш мозг уже контролируют чужеродные организмы, которые меняют поведение, настроение и эмоции.

Утверждение о том, что разум и мозг функционируют как единая система, без внутренних противоречий или дисгармонии, стоит считать устаревшим. Многочисленные исследования доказывают: было бы очень наивно верить в то, что на самом базовом, биологическом уровне мы представляем собой единую генетическую конструкцию.

Об этом говорят самые свежие научные работы. Например, Питер Крамер (Peter Kramer) и Паола Брессан (Paola Bressan) опубликовали результаты исследования геномного импринтинга и его влияния на мозг человека.

Вы можете не знать об этом, но эмоции, поведение и психическое здоровье находятся под влиянием большого количества сущностей, которые живут в наших телах и преследуют интересы, которые часто не совпадают с нашими собственными. Это могут быть микробы, чужие человеческие клетки, вирусы или импринтированные гены, контролируемые вирусоподобными элементами.

Авторам работы удалось показать: мы не унитарные особи, которые полностью контролируют себя, а, скорее, суперорганизмы, коллекции человеческих и нечеловеческих элементов, которые интегрированы друг в друга и, будучи в непрестанной борьбе, определяют, кто мы есть.

Как это работает? Возьмём, к примеру, токсоплазму (Toxoplasma gondii). Этот паразит изначально развивался у кошек и грызунов, но теперь им заражено от 10 до 70% людей в зависимости от возраста.

Паразит может завершить половую часть жизненного цикла, только когда находится внутри тела кошки. Поэтому, когда токсоплазма находится в грызуне, она меняет его поведение, уничтожая инстинктивную боязнь кошек. Грызун становится вялым, слабым и не убегает от хищника. Кошка легко ловит мышку и съедает, перемещая паразита внутрь своего тела.

Говорят, что и любовь людей к кошачьим также частично объясняется инфицированием токсоплазмой. Это явление ещё известно как синдром кошатницы.

За страх отвечает лимбическая доля мозга. Лимбическая система у мышей развивается согласно генетическому материалу отца, а не матери. То же самое, скорее всего, характерно и для людей. Согласно работе Крамера и Брессан, токсоплазма может стать причиной развития шизофрении или других психических заболеваний человека.

Дело в том, что захват или атака именно отцовских генов приводит к нарушению психического равновесия. Возможно, токсоплазма взаимодействует с нами, в результате чего иммунитет запускает определённую реакцию, в ходе которой разрушается аминокислота триптофан. Это приводит к развитию шизофрении.

Нейрохимические изменения, возникающие в результате распада триптофана, были обнаружены в мозге больных шизофренией. Их связывают с нарушениями восприятия, памяти, пространственной ориентации и способности к обучению.

Точно так же на нас влияют и бактерии. Бактерии, которые находятся в желудочно-кишечном тракте, содержат в сто раз больше генов, чем человеческий организм. Такая бактериальная колонизация необратимо влияет на наше поведение и меняет нейронные связи в определённых долях мозга. Исследования, проведённые на животных, подтверждают этот факт.

У людей же бактерии способны вызывать желудочно-кишечные воспаления, которые также вовлечены в процесс развития шизофрении, нарушений настроения, тревоги и депрессии.

Поэтому Крамер и Брессан отмечают: назначение пробиотиков (бифидобактерий и лактобацилл) может иметь терапевтический эффект для психического здоровья человека.

Эксплуатация человека вирусами особенно наглядно демонстрируется на примере цитомегаловируса. В США за период с 1988 по 1994 год около 60% людей старше шести лет и более 90% людей старше 80 лет были поражены этим вирусом. Инфицирование, как правило, было доброкачественным. Но некоторые пациенты с определённым вариантом гена получили пятикратное увеличение риска развития шизофрении благодаря материнской цитомегаловирусной инфекции. Так же, как и в случае с токсоплазмой, цитомегаловирус атакует лимбическую систему организма.

А вот ретровирусы копируют ДНК в наш геном. ДНК эндогенных ретровирусов человека занимает по меньшей мере 8% нашего генома. Ещё 37% занимают так называемые прыгающие гены, которые только напоминают ретровирусы или имеют вирусное происхождение. Из-за этого вредные вирусные элементы, которые оставались неактивными, могут быть разбужены различными возбудителями. Так, грипп или простуда могут активизировать ряд эндогенных ретровирусных элементов, что может привести к нейровоспалениям или миелиновой дегенерации, а также стать частью процесса развития биполярного расстройства или шизофрении.

Чужеродные клетки переходят в наш организм, размножаются и образуют большие участки внутри тела или мозга. Следовательно, их интеграцию можно назвать изысканной: они буквально становятся частью организма хозяина.

Психотерапевты, например, могли бы извлечь выгоду из этих научных разработок, получив ответы на вопросы не только о психике, но и о том, что представляет собой человеческий организм в общем. Крамер и Брессан пишут:

Похоже, настало время изменить саму концепцию человека. Мы должны понять, что человек — это не индивидуум.

Глобально говоря, основная задача коры больших полушарий — это создавать и поддерживать внутренне непротиворечивую модель реальности. У нас есть сильная потребность объяснять мир, делать так, чтобы он соответствовал нашим ожиданиям. Вообще это довольно полезное свойство, и оно лежит в основе развития цивилизации, но есть проблема: настоящая реальность слишком сложная, слишком многофакторная, а вычислительные мощности мозга ограничены. Поэтому он здорово справляется с тем, чтобы игнорировать факты, которые не укладываются в уже сложившуюся картину, и, напротив, обращать неадекватно много внимания на те факты, которые ее подкрепляют.

Второе важное преимущество фейка — что он апеллирует не к разуму, а к эмоциям. Мало того, что фейк дает простую картину реальности, он еще и дает яркую картину. Она может быть радостной, может быть трагической, но в любом случае она очень эффективно захватывает внимание. Эмоции важны для людей, сопротивляться им очень трудно.

Кроме того, люди очень социальные существа. Нам важно не просто сформировать картину реальности, но и обсуждать ее с другими людьми. Желательно, чтобы они были с нами согласны. Простую и эмоционально насыщенную картинку передавать собеседникам гораздо проще и приятнее, чем сложную и неоднозначную. Когда она передана, можно радоваться вместе или бояться вместе, и это огромный кайф, одно из важнейших удовольствий в жизни.

За распространение фейков о коронавирусе недавно ввели штрафы. Считаете ли вы такой метод борьбы с фейками эффективным? Почему?

Трудно сказать. Этот спор не вчера начался. Любые лженаучные концепции распространяются более эффективно, чем рациональный взгляд на вещи, потому что обладают важным преимуществом: отсутствием необходимости делать поправку на объективную реальность. Когда вы пропагандируете доказательную медицину, вам надо проводить эксперименты и обсуждать побочные эффекты и неоднозначные выводы; когда вы пропагандируете гомеопатию, то любую неудачу вы либо просто отрицаете, либо говорите, что в этом случае гомеопатия была неправильная, а вот правильная-то работает всегда. Доказательная медицина побеждает в долгосрочной перспективе, когда есть время спокойно все проверить, посчитать и обсудить, но если человек жаждет волшебную таблетку прямо сейчас, то ему гораздо интереснее такая таблетка, про которую кто-то с умным видом говорит, что она всегда работает, безо всякого этого занудства про двойные слепые плацебо-контролируемые рандомизированные исследования. Надо ли при этом запрещать лженаучные концепции? Обычно считается, что нет, потому что это покушение на свободу слова. Лучше пытаться все объяснять. Ну, если на это есть время.

Делаете ли что-то лично вы, как блогер и журналист-просветитель, для борьбы с фейками о коронавирусе?

Напрямую нет. Во-первых, я живу в информационном пузыре, до которого эти фейки в принципе не долетают. Телевизора у меня нет, аккаунта в одноклассниках тем более, лента в фейсбуке у меня вменяемая. Во-вторых, создать фейк быстро, а рационально опровергать его долго, требует нескольких часов чтения статей и тщательного разбора аргументов, а итоговый результат все равно покажется жертвам фейка слишком сложным и скучным. К тому же эпидемиология не совсем моя тема, я все-таки пишу про когнитивные науки. Моего базового биологического образования хватает, чтобы разобраться, но быстрее и качественнее это делают те, кто ближе по профилю, например врачи или молекулярные биологи. Вот Ирина Якутенко, например, очень много пишет про коронавирус, в том числе разбирает мифы, и она большая молодец.

А я если и способствую борьбе с фейками, то косвенно. Вот написала когда-то универсальную книжку про лженауку, которая дает читателям инструменты анализа информации, применимые в том числе и к фейкам про коронавирус. В результате теперь вы у меня берете интервью. Не то чтобы оно могло переубедить тех, для кого тот или иной фейк уже стал важен, но, возможно, принесет какие-то инсайты тем героическим людям, которые ввязываются в переубеждение своих знакомых.

Помимо всего уже вышесказанного, пандемия — это страшно. Это очень некомфортно. Никому не хочется жить в мире, где люди умирают десятками тысяч — а нет, уже сотнями тысяч! — от нового вируса. Гораздо приятнее жить в мире, где вируса нет, а есть только человеческая глупость. Я бы тоже туда хотела. Проблема в том, что на практике у нас есть и то, и другое.

Но, кстати, каждый десятый россиянин — это не так много. Предполагаю, что доля таких людей скорее снижается, чем растет, по мере того как накапливаются новые и новые свидетельства, в том числе появляются заболевшие люди среди личных знакомых. Коронавирус вообще учит нас, среди всего прочего, тому, чтобы пытаться как-то корректировать свое мнение с поправкой на новые данные. Меня про него спрашивали в интервью в самом начале февраля, и я тогда говорила, что вроде бы пока можно серьезно не беспокоиться. Уже к середине февраля оказалось, что беспокоиться уже пора, а к началу марта это стало очевидным. Но еще 10 марта — все ходы записаны — я всерьез надеялась, что получится не отменять все мои весенние лекции. Теперь даже странно вспоминать.

Кроме того, половина россиян не верит официальной статистике по коронавирусу. Что стоит за таким недоверием?

Тут как раз есть вполне рациональные аргументы. Заболевание часто проходит легко или бессимптомно, без обращения к врачам, то есть в любой стране не происходит выявления всех зараженных. Российское правительство неоднократно мухлевало с цифрами, скажем, в ходе обсчета результатов выборов, этому есть многочисленные и хорошо задокументированные свидетельства. Многим непонятно, как вирус мог дойти до нас так поздно. Тестов не хватает, особенно в регионах, и многие люди вылечиваются (или не вылечиваются) от пневмонии, так и не сдав анализ на COVID-19. Кроме того, вообще сложно объективно оценивать нештатную ситуацию, находясь в середине этой ситуации. Пройдет больше времени, будут разработаны и повсюду внедрены алгоритмы тестирования на вирус, получат массовое распространение тесты на антитела для выявления переболевших, а там и эпидемия пойдет на спад, и снизится нагрузка на больницы — вот тогда будет возможность все посчитать спокойно, построить математические модели, экстраполировать данные. Нынешние оценки наверняка не точны, и действительно скорее в сторону занижения, но это не специфически российская проблема. Просто слишком мало информации и слишком быстро меняется ситуация, никто не был к такому готов.

Как наш мозг реагирует на самоизоляцию в четырех стенах? Как можно ослабить негативные последствия такой изоляции?

Плохо реагирует, конечно. Вся привычная жизнь покатилась к черту, мы все испытываем стресс от этого. Мы волнуемся за пожилых родственников. Тревожимся о предстоящем экономическом кризисе. Ко всему этому добавляется острое одиночество, или, наоборот, усталость от чрезмерного общения с семьей, гиподинамия, сбитый режим, переедание. Вишенкой на торте выступает чувство вины от того, что изоляцию можно было бы провести эффективно, а мы тупим. А как тут не тупить? Что нам еще остается делать?

Важно, во-первых, признать проблему. Это нормально, что мы чувствуем себя плохо, потому что нам объективно трудно. Это не то время, когда стоит всерьез рассчитывать на подвиги. Если у кого-то получается совершать подвиги, то он молодец. Но нам, обычным людям, следует смириться со снизившейся продуктивностью, дать себе время на адаптацию. Делать необходимый минимум, а в остальном сосредоточиться на том, чтобы не поехать кукушечкой.

Думать о людях тоже важно. Во-первых, думать о своих ближних. Они психуют, мы психуем в ответ, никто не плохой, просто всем тяжело. Важно пытаться разорвать этот порочный круг. В идеале поддерживать тех, кого возможно поддержать, но если нет, то хотя бы не ссориться с ними еще сильнее, проявить мужество и извиняться первым, даже когда они не правы, стараться быть старше и добрее. Во-вторых, думать о тех абстрактных миллионах пациентов (и о тех вполне конкретных врачах!), ради которых мы сидим дома, снижая скорость распространения вируса и нагрузку на больницы. Мы не просто сидим дома, мы тут как бы спасаем мир. Вообще-то неплохо спасать мир, просто сидя на диване, хотя это и оказалось на удивление тяжело.

Расскажите, как коронавирус изменил вашу жизнь. Почему вы вернулись из Англии в Россию? Трудно ли было это сделать? Как вы живете по приезде? Как пандемия повлияет на ваши творческие и учебные планы?

Пандемия застала меня в Бристоле, где я училась в магистратуре по молекулярной нейробиологии. Еще 10 марта нам говорили, что мы учимся по плану, а 13 марта резко перевели всех на дистанционное обучение. Но сначала говорили, что это только до середины апреля. Еще через неделю признали, что до лета. Еще через два дня признали, что до конца программы. 20 марта оргкомитет стипендии Chevening, благодаря которой я попала в Бристоль, написал, что мы все можем возвращаться домой, если наши университеты рекомендуют нам это делать, и нам даже купят билеты. 25 марта я улетела в Петербург. 27 марта закрыли авиасообщение. Это было, в общем, предсказуемо, и именно поэтому я приняла решение вернуться. Оно далось мне тяжело, потому что в Бристоле у меня еще и была свеженькая взаимная влюбленность, — но там бы у меня, кроме нее, вообще ничего не было. Университет закрыт, в городе локдаун, рейсы отменены, а я бесконечно далеко от родины, которую я люблю и которая дает мне ресурс — даже сейчас.

Мне очень повезло с возвращением. На двухнедельный обязательный карантин меня мужественно пустила сестра, а потом я перебралась в коммуну на Петроградской. У нас тут просторная квартира, которую снимают несколько классово близких людей, у каждого по своей комнатке, то есть даже в случае жесткого локдауна, как в Москве, мы одновременно и не будем сидеть друг у друга на головах, и не будем испытывать дефицита общения. Более того, у нас есть такса, которой в этом случае предстоит гулять по пять раз в день. Пока что в Петербурге все еще выпускают гулять даже без собаки, если при этом ни с кем не встречаться, и я даже ходила на другой берег, в центр. Это огромная радость после полугода в другой стране.

Но вот планы на будущее у меня, конечно, накрылись коронавирусом полностью. Я должна была летом выполнить в Бристоле лабораторный исследовательский проект, и в зависимости от того, насколько бы он мне понравился, поступала бы дальше в аспирантуру либо в Сколково, чтобы заниматься молекулярной нейробиологией, либо в Вышку, чтобы все-таки заниматься экспериментальной психологией. Моя четвертая научно-популярная книжка, скорее всего, была бы посвящена современным методикам исследований в нейробиологии, там куча всего красивого. Оптогенетика, позволяющая выборочно включать и выключать конкретные нейроны. Светящиеся вирусы, которые распространяются по отросткам нейронов, чтобы удобнее было смотреть, что с чем в мозге соединено. И так далее. Сейчас понятно, что в условиях тяжелого экономического кризиса настолько сложный научпоп никому не нужен, да и вряд ли я в принципе смогу позволить себе аспирантуру, потому что зарабатывать на жизнь параллельно с учебой станет значительно сложнее. Пока что сижу, учусь дистанционно, наблюдаю за окружающей реальностью, пытаюсь заново придумать, кем я стану, когда вырасту. Нам всем предстоит это заново придумать.

Читайте также: