Является ли эмбрион паразитом
Главный аргумент движения против выбора сводится к следующему: человеческая зигота, бластоциста, эмбрион или плод является человеком с правом на жизнь, а потому аборт является убийством и должен быть нелегальным. Это предположение является глубоко ошибочным.
Конечно, противники выбора должны утверждать, что эмбрионы – это люди, в противном случае у них не останется никаких аргументов против абортов. Поскольку данное утверждение является краеугольным камнем их позиции, его следует подвергнуть детальной критике, с философской, юридической, социальной и биологической точки зрения [2]. Несмотря на то, что оно не имеет значимого отношения к реальной практике абортов, утверждение о том, что эмбрионы – это люди, потенциально может иметь огромные последствия для прав женщин.
Деконструкция языка движения против абортов
Является ли эмбрион человеком?
Эмбрионы принципиально отличаются от рожденных человеческих существ по множеству признаков, которые заставляют усомниться в том, что их можно классифицировать как людей. Самое фундаментальное отличие состоит в том, что выживание эмбриона полностью зависит от тела женщины. Противники выбора могут возразить, что рожденные люди тоже могут полностью зависеть от других людей, но ключевая разница в том, что они не зависят от одного конкретного человека, исключая всех остальных людей. Любой человек может позаботиться о новорожденном ребенке (или человеке с инвалидностью), но только беременная женщина может выносить плод. Она не может нанять кого-нибудь, чтобы тот сделал это за нее.
Другое ключевое отличие состоит в том, что выживание эмбриона зависит не просто от тела женщины, но от фактического нахождения внутри ее тела. Люди по определению должны быть отдельными друг от друга индивидами. Они не получают статуса человека, потому что живут в теле другого человеческого существа – сама подобная мысль является нелепой и оскорбительной.
Даже если бы можно было сказать, что у эмбриона есть право на жизнь, оно не включает в себя право использовать тело другого человека. Например, государство не может заставить людей стать донорами органов или крови, даже для спасения чьей-то жизни. Закон не обязывает нас рисковать своей жизнью и прыгать в реку, чтобы спасать утопающего, как бы благородно это ни было. Таким образом, даже если у эмбриона есть право на жизнь, от беременной женщины нельзя потребовать, чтобы она спасла эту жизнь, предоставив для этого собственное тело на девять месяцев вопреки своей воле [7]. (В ответ на это противники выбора говорят, что быть беременной – это не то же самое, что быть добрым самаритянином, потому что женщина выбрала занятие сексом, добровольно приняв риск беременности [8]. Однако секс не является контрактом на беременность – у людей есть право заниматься нерепродуктивным сексом [9]. Такой аргумент также является сексистским и пуританским, потому что он наказывает за сексуальное поведение женщин, но не мужчин).
Если у эмбрионов есть право на жизнь, то некоторые могут заявить об аналогичном праве нежеланных эмбрионов не жить. Это заявление совершенно чуждо предположению противников выбора о том, что любая жизнь является драгоценной и должна поощряться и сохраняться любой ценой. Тем не менее, в реальном мире люди совершают самоубийства, потому что они больше не хотят жить, а иные люди жалеют, что они вообще родились. В конце концов, жизнь не всем в радость, особенно если речь идет о нежеланных детях, которые подвержены высокому риску дисфункциональной жизни [10]. Некоторые люди считают, что принуждение к жизни является нарушением человеческого достоинства и совести. Чтобы быть по-настоящему значимой, право на жизнь должно включать свою противоположность, право на смерть.
Может ли эмбрион юридически считаться человеком, обладающим правами?
Декларирование эмбрионов как людей, обладающих правами, создаст бессчетное количество правовых и социальных дилемм. Эмбрионам придется стать материально зависимыми лицами в вопросах налогообложения и имущества, их надо будет считать во время официальной переписи населения, и на них будут распространяться все законы, что и на остальных людей. Будет ли каждая зигота получать номер социального страхования и свидетельство о зачатии? Полная абсурдность такого предложения показывает, что общество совершенно не рассматривает эмбрионов в качестве людей в нормальном смысле этого слова, и что оно столкнется с огромными трудностями, если попытается сделать нечто подобное.
Противники выбора могут возразить, что для эмбрионов можно создать специальные законы и правовые исключения, учитывающие их уникальные характеристики, но сам факт того, что для эмбрионов нужны исключительные законы, доказывает, что они не могут иметь такого же правового статуса, что и настоящие люди.
Главная проблема с предоставлением юридических прав эмбрионам состоит в решении о том, чьи права имеют приоритет в случае конфликта – женщины или ее зиготы. Идея о том, что ценность и статус взрослой женщины могут быть приравнены или нивелированы правами кластера недифференцированных клеток размером с точку на бумаге является не только странной, но и оскорбительной. Мы вступаем на опасную моральную и правовую территорию, когда мы обмениваем реальные права женщины на теоретические права эмбриона.
Я согласна с Верховным судом США в том, что государство заинтересовано в защите жизни плода, но она должна обеспечиваться с помощью гарантированного доступа к предродовому уходу, здравоохранению и образованию для беременных женщин, а не с помощью ограничений на аборты. Противопоставление прав женщины и прав эмбриона причиняет вред им обоим – например, женщины полностью отказываются обращаться за медицинской помощью во время беременности, если они боятся, что их арестуют за то, что они причинили плоду вред употреблением наркотиков. Канадские суды мудро отказались от предоставления эмбрионам защиты в подобных обстоятельствах, потому что они понимали, что это наложит ограничения на существующие права женщин. В результате, в Канаде беременные женщины обладают эксклюзивными правами на свои тела. Требование обеспечить эмбрионы юридическими правами – это прямой призыв к легализации угнетения женщин, лишению их конституциональных прав и личности. Подобная утрата прав и идентичности будет распространяться не только на девять месяцев беременности, но и, по логике, в какой-то степени будет определять всю жизнь женщины как матери или будущей матери.
По иронии, противники выбора впадают здесь в безнадежное противоречие – женщины бесспорно являются людьми, однако противники выбора хотят пожертвовать человеческими правами женщин ради эмбрионов, чей статус людей является крайне сомнительным. Если они не могут уважать даже жизни и права рожденных людей, то как мы можем доверять их предположительному беспокойству об эмбрионах как о людях?
Обладает ли эмбрион социальной идентичностью?
Значительная часть того, что делает нас людьми – это наша способность участвовать в жизни общества или, по крайней мере, признаваться членами общества. Эмбрионы исключаются из членов в общества в силу необходимости и обычая. Тот, кто находится внутри чужого тела, как в коконе, неспособен ни на какое значимое социальное участие. У эмбрионов даже нет социальной идентичности, поскольку официально имена присуждаются только после рождения. Более того, свидетельство о рождении – это первое юридическое признание существования человека. И эмбрионы, как правило, не подлежат ритуальным похоронам после выкидыша или аборта. Довольно примечательно, что смерть новорожденного ребенка – это гораздо более страшный удар для родителей, чем выкидыш на раннем сроке беременности. Люди в принципе признают более высокую социальную ценность новорожденных детей по сравнению с эмбрионами, и данная конвенция является неотъемлемой частью нашей культуры и истории.
В ранние времена, даже новорожденные не считались пока ценными членами общества. Инфантицид был распространенной практикой на протяжении всей истории как способ оставления только здоровых, желанных детей или сохранения ограниченных ресурсов для остального рода.
Является ли эмбрион человеком физически?
В нормальном смысле человек подразумевает физическое тело определенного размера и формы с общими атрибутами (за исключением различных видов инвалидности). Ранние эмбриональные формы не разделяют с нами тех общих черт, которые определяют нас как людей. Например, зиготы и бластоцисты почти невидимы невооруженному глазу и не имеют туловища, мозга, скелета или внутренних органов. Можно ли считать, что в материальном смысле они являются людьми? Эмбрионы не могут дышать или издавать звуки, они не могут видеть и их нельзя видеть (за исключением размытых изображений с ультразвука). Они питаются и избавляются от отходов через пуповину и плаценту, а не через рот и анус, как все остальные люди. Более того, эмбрионы вовсе не являются миниатюрными детьми. На различных стадиях развития у эмбрионов есть глаза на ножках, нотохорды (вместо позвоночника), похожие на рыб жабры, хвосты, напоминающая пух шерсть, искаженные торсы, ветеренообразные ноги, гигантские головы и напоминающие инопланетян лица.
На самом деле, на ранней стадии человеческий эмбрион практически неотличим от эмбриона собаки или свиньи. Наконец, мозг эмбриона не способен на мышление и память (которые формируются полностью только через два или три года после рождения). Однако именно наш сложный мозг отличает нас от животных и определяет нас как людей. Наш мозг – это вместилище личности [15].
Учитывая, что на ранних стадиях эмбрион даже не выглядит как человек, неспособен на человеческое восприятие или мышление и не имеет базовых функций человеческого тела, то можем ли мы назвать его человеком?
Конечно, между эмбрионом и новорожденным можно найти и поразительное физическое сходство, например, руки и ступни, которые полностью формируются на относительно ранней стадии, а также общую структурную форму. По мере приближения родов плод все больше и больше похож на новорожденного, и спустя примерно 30 недель с момента зачатия между ними уже нет значительных различий.
Однако противники выбора фокусируются исключительно на сходстве, игнорируя различия. Например, крайне популярная среди противников выбора фотография показывает полностью сформированную, крошечную ногу 10-недельного эмбриона, которую держат чей-то большой и указательный палец. При этом на фотографии нет ничего от остального эмбриона, который совершенно не похож на человека. Противники выбора стараются не использовать фотографии эмбриона или плода на ранних стадиях именно потому, что они гораздо меньше похожи на людей, чем плод на поздних стадиях (если они это и делают, то обычно они увеличивают их, чтобы эмбрион или плод казались такого же размера, что и ребенок). Еще чаще они используют фотографии плода на поздних стадиях, которые намеренно скрывают все, что отвлекает от человеческих качеств, например, плаценту или странно сформированный торс. (Также, женщины и их матки на таких фотографиях не присутствуют) [16].
Насколько стабильны яйцеклетки и эмбрионы?
Жизнь эмбриона подвержена постоянной опасности. Для зигот, бластоцист и эмбрионов существует такой огромный процент неудач, что это позволяет по-новому взглянуть на утверждение противников выбора о священности оплодотворенной яйцеклетки. По оценкам ученых, 55-65% всех зачатий спонтанно прерываются в первые несколько дней или недель беременности, при этом женщина обычно даже не знает, что она была беременна [17].
Жизнь – это случайность
Доказательства, приведенные в этой статье, никогда не смогут переубедить противников выбора, потому что они не опровергают их чисто эмоциональной убежденности в том, что оплодотворенная яйцеклетка представляет собой настоящего и уникального человека, такого же, как и они сами. Они идентифицируют себя с оплодотворенной яйцеклеткой (мы все ею были, в конце концов) и испытывают ужас и тревожность при одной мысли о том, что их тоже могли подвергнуть аборту.
Однако жизнь – это просто случайность. Если бы ваши родители решили не заниматься сексом в ту ночь, когда вы были зачаты, вы бы не существовали. Если бы ваш отец надел презерватив, то вы бы не существовали. Или вас могли зачать, но потом бы последовал выкидыш. Или если бы ваша мать сделала аборт, то потом она могла родить другого ребенка, который никогда бы не существовал без аборта. И так далее. В конечном итоге, если бы вы не родились, это не имело бы для вас никакого значения, так же как для абортиванного плода не имеет значения то, что он не был рожден. Тот, кто не существует, не может сожалеть о своем не-существовании, и когда живущие начинают беспокоиться о не-существовании, они впадают в иррациональный нонсенс.
Более того, разница между оплодотворенной яйцеклеткой, сперматозоидом и неоплодотворенной яйцеклеткой сравнительно ничтожна. Каждый сперматозоид или яйцеклетка потенциально могут стать человеком. Однако мужчины в течение жизни теряют миллиарды обреченных сперматозоидов, и почти все женщины зазря тратят тысячи яйцеклеток. Число потенциальных, уникальных людей, которые, таким образом, теряются для мира, является астрономическим, и хотя наша с вами удача, позволившая нам жить, кажется чудом, бессмысленно мучиться подобными проблемами – еще бессмысленнее угнетать половину населения мира, чтобы немногие из этих миллиардов потенциальных человеческих жизней смогли существовать.
Я не говорю, что человеческая жизнь не имеет ценности. Разумеется, имеет, но это та ценность, которую мы ей приписываем, с точки зрения биологии жизнь дешева и взаимозаменяема, а смерть неизбежна. Природа не ценит людей больше червей или любых других живых существ, а подавляющее большинство яиц или семян не имеют ни малейших шансов достигнуть зрелости [19]. Жизнь была дешева на протяжении всей человеческой истории – лишь современная медицина впервые позволила нам сохранять жизнь большинства наших новорожденных. Так зачем же лить напрасные слезы по разлитому молоку и биологическим фактам жизни? Вместо этого лучше сосредоточиться на защите прав и улучшении качества жизни рожденных людей.
Заключение
Несмотря на то, что плод обладает потенциалом для того, чтобы стать человеком, и обладает сходными с человеком чертами, мы не можем сказать, что он является человеком. В правовом и социальном смысле он находится во внечеловеческом пространстве, где права и личность не имеют ни силы, ни значения, если женщин не будут удерживать в полном угнетении. Кроме того, значительные различия между рожденным человеком и плодом создают обоснованные сомнения в том, что ему можно приписать подобный статус. Отдельные люди, а не общество в целом, должны определять, как они воспринимают статус плода в соответствии с их собственными верованиями, моралью и жизненными обстоятельствами. И в конечном итоге, это решение должно принадлежать беременным женщинам.
18 сентября 2015
- 3256
- 2,7
- 4
- 1
Обратите внимание!
Спонсоры конкурса: Лаборатория биотехнологических исследований 3D Bioprinting Solutions и Студия научной графики, анимации и моделирования Visual Science.
| Паразитоз – болезнь |  |
На эволюцию способов деторождения повлиял выход животных на сушу. Ранее неизолированный от океана, зародыш с выходом на сушу покрылся зародышевыми оболочками, благодаря которым сохранил для себя среду, похожую на ту, в которой развивались его предки (рис. 2). Поэтому зародышевые оболочки есть у всех наземных животных, но отсутствуют у водных.
Рисунок 2. Зародышевые оболочки высших позвоночных — провизорные органы, временно функционирующие в период эмбриогенеза. Амнион выделяет амниотическую жидкость, которая способствует нормальному развитию зародыша, предохраняя его от высыхания и разного рода повреждений. Остальные оболочки также играют очень важную роль в онтогенезе высших позвоночных. В частности, у плацентарных желточный мешок обеспечивает питание и дыхание зародыша до срастания хориона и аллантоиса, т.е. до образования плаценты. Амнион и другие оболочки гомологичны у рептилий, птиц и млекопитающих, благодаря чему этих животных называют амниотами (рыб и амфибий относят к анамниям). Аналог амниона есть и у ранее вышедшей на сушу группы животных — насекомых [1]. Рисунок из [2].
Яйцекладность встречается во всех классах амниот, являясь для многих из них единственным способом деторождения (рис. 3).
Яйцеживорождение, в отличие от яйцекладности, распространено в современной живой природе меньше (рис. 4).
У более поздней группы млекопитающих зародыш образует совместно с материнским организмом временный орган — плаценту, — благодаря которому он не просто питается за счет матери, а искусно манипулирует ею (рис. 6).
Рисунок 6. Зародышевые оболочки 5-недельного эмбриона человека. Аллантоис прилегает к хориону, и его сосуды прорастают в ворсинки (у плацентарных хорион ворсинчатый). Ворсинки хориона контактируют со стенкой матки, проникают в углубления эндометрия — маточные крипты. В одном месте материнский организм и ворсинки хориона образуют новый орган — плаценту. Через плаценту зародыш снабжается кислородом и питательными веществами и выводит в материнскую кровь продукты обмена. Плацента выполняет также барьерную, гормональную и иммунорегуляторную функции, благодаря которым зародыш не отторгается организмом матери. Рисунок из [2].
Рисунок 7. Схема эволюции эмбрионального развития и деторождения позвоночных: 1 — зародыш (эмбрион); 2 — жидкая околоплодная среда (для анамний — вода, для амниот — амниотическая жидкость); 3 — амнион; 4 — третичная яйцевая оболочка (скорлупа); 5 — матка; 6 — плацента. Сначала появились приспособления к развитию на суше, а из них — приспособления к жизни в другом организме.
Эволюционный прогресс амниот увенчался живорождением благодаря появлению плаценты, связавшей генетически неидентичные организмы матери и зародыша [3]. По сути, речь идет о вспомогательной популяции клеток, обеспечивающей прочную структурно-функциональную связь генетически неоднородных организмов [4]. А ведь подобная клеточная популяция — характерный признак паразитизма (рис. 8).
По мнению В.А. Фаусека (рис. 1), зародыш раздражает богатую железами и кровеносными сосудами слизистую матки, способствуя тем самым ее разрастанию. Однако у различных представителей плацентарных это свойство зародыша проявляется в неодинаковой мере, что послужило основанием для классификации плацент (рис. 9).
Рисунок 9. Классификация плацент по глубине проникновения ее ворсинок в слизистую оболочку матки. А — Эпителиохориальная: эпителий ворсинок контактирует с эпителием матки, не разрушая его. Б — Десмохориальная: ворсинки в месте контакта разрушают эпителий слизистой и внедряются в ее соединительнотканный слой, не достигая, однако, сосудов слизистой. В — Эндотелиохориальная: ворсинки хорошо проникают через соединительнотканный слой до эндотелия стенок сосудов. Г — Гемохориальная: эндотелий сосудов слизистой разрушается, и ворсинки хориона погружены в лакуны, заполненные кровью матери. 1 — Клетки трофобласта; 2 — соединительная ткань ворсинок; 3 — сосуды плода; 4 — эпителий слизистой оболочки матки; 5 — эндометрий; 6 — сосуды матки.
Далее будем исходить из того, что эмбрион — это паразит, который закрепляется и развивается в своем хозяине — организме матери, манипулируя таким естественным процессом как менструальный цикл (рис. 10).
Рисунок 10. Схема регуляции функций женских половых органов во время менструального цикла. Гипофиз регулирует циклическое функционирование яичников и матки посредством гормонов. Причем тесная функциональная взаимосвязь овариального и маточного циклов становится очевидной только в случае оплодотворения.
Периодическое созревание яйцеклетки сопровождается выделением половых гормонов — эстрогена и прогестерона, которые восстанавливают поврежденную после менструации выстилку матки — эндометрий. Если оплодотворения не происходит, то матка выделяет гормон лютеолизин, способствующий разрушению желтого тела — источника эстрогена и прогестерона, — что ведет к нарушению нормального кровоснабжения эндометрия. Он разрушается и отторгается в сопровождении обильного менструального кровотечения (рис. 11).
Рисунок 11. Схемы функциональной взаимосвязи овариального и маточного циклов до (вверху) и после (внизу) оплодотворения.
Если же оплодотворение всё-таки произошло, то уже на пятые сутки в матке обнаруживается многоклеточный зародыш — бластоциста. Он выделяет гидролитические ферменты, которые разрушают эндометрий. Кровеносные сосуды под их влиянием повреждаются, а сам эндометрий становится похожим на губку, пропитанную кровью, что способствует внедрению в него зародыша — имплантации (рис. 11).
Нормальное состояние ткани характеризуется постоянным разрушением и восстановлением ее компонентов. Тогда как продление жизни клеток и усиление их роста — это явные признаки патологического перерождения. Именно это делает бластоциста своим гуморальным манипулированием. Она нарушает нормальное течение менструального цикла как череды разрушений и восстановлений эндометрия, продлевает жизнь клеток желтого тела и усиливает рост эндометрия. То есть воздействие бластоцисты на эндометрий чем-то схоже с процессом злокачественной трансформации ткани.
Таким образом, имплантация — процесс, в котором солидарно участвуют как клетки трофобласта, так и клетки эндометрия, образуя единый имплантационный гистион. Имплантация дает начало развитию зародышевых оболочек, завершающемуся плацентацией (рис. 13).
Плацентация — регионарное продолжение имплантации с образованием плаценты — основного связующего звена между матерью и плодом (рис. 14). Уникально то, что плацента — это единственный орган, состоящий из клеток двух разных организмов: материнского и зародышевого. Материнские клетки образуют децидуальную оболочку, которая защищает организм матери от излишне агрессивного действия зародыша, а плод — от бактерий и токсинов матери. Зародышевые клетки образуют ворсинки хориона, которые буквально свисают в лакуны, заполненные материнской кровью.
Считается, что имплантация и плацентация относятся к критическим периодам, когда зародыш балансирует между жизнью и смертью. Поэтому беременность сопряжена с установлением специфического гормонального баланса, который соотносится с текущим периодом развития зародыша. Размер главной железы внутренней секреции — гипофиза — у беременной женщины при этом увеличивается почти в два раза.
Плод, манипулируя гормонами плаценты и активно раздражая нервную систему матери, регулирует свое развитие сообразно тем стимулам, которые воспринимает из внешней среды. Он активно готовится к рождению, например, выделяя через плаценту соматомаммотропный гормон. Этот гормон стимулирует подготовку молочных желез к лактации.
В нашей стране возобновился старый спор о позволительности или непозволительности абортов и, следовательно, планирования семьи. Если будет принят закон, запрещающий аборты, то и по этому показателю мы войдем в число стран, где по сей день этот запрет действует — это страны Латинской Америки и Южной и Центральной Африки.
При этом вытащен старый аргумент, приравнивающий аборт к убийству. Этот аргумент оформлен как религиозное и гуманистическое утверждение, что эмбрион — это уже человек, и нужно защищать его права на жизнь. Сначала были речи, что с момента зачатия, то есть и одна клетка, начавшаяся делиться, — это уже человек, а потом, в силу заведомой абсурдности этого утверждения, было внесено уточнение, что человеком эмбрион должен считаться с того момента, как у него начало биться сердце. А сердце плода начинает биться между 18 и 25 днями беременности (3-4 недели). Ныне аборт позволяется делать до 12 недель беременности. Значит, после уточнения спор становится менее принципиальным и идет лишь о сроках — это спор о 9-10 неделях. Но это по форме. По существу же спор принципиален: эмбрион — это уже человек или еще нет.
К решению этого вопроса есть три подхода — религиозный, научный и этический. Рассмотрим все три.
Из этого исходили многие отцы церкви. Они приобщали каждый индивидуальный казус зачатия к общей проблеме происхождения человека: Бог сначала создал тело человека, а только потом вдунул в него душу: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Бытие, 2,7).
Поэтому в современной православной традиции аборт обычно не приравнивается к убийству (хотя в прошлом такие попытки и делались — например, 2-е правило Василия Великого и 91-е правило Трулльско-го собора), он с точки зрения православной церкви является тяжким грехом по другой причине — противодействия Божьему промыслу о рождении того или иного человека. То есть церковь против планирования семьи, грехом является и использование контрацептивов (однако депутаты пока не предлагали запретить презервативы).
Теперь рассмотрим этот вопрос с точки зрения науки. В этом плане наиболее основательным является основной биогенетический закон рекапитуляции, предвосхищенный академиком Карлом Максимовичем Бэром, а позже установленный Ф. Мюллером и Э. Геккелем: каждый животный организм (и человек) в своем индивидуальном развитии (онтогенезе) повторяет фазы пройденного в прошлом видового и родового развития (филогенеза) — в частности видового развития человечества. И действительно наблюдая за стадиями развития эмбриона, эмбриологи отмечают сначала фазы, в которых зародыш по облику неотличим от зародышей пресмыкающихся, потом рыб и птиц, потом низших млекопитающих, и только на последних стадиях плод начинает обретать формы, в которых можно узнать формы плода, общие для всех приматов. Тут человек очень похож на человекообразных обезьян. Незадолго до выхода на свет он уже отличается и от них.
Сердце начинает биться на ранних стадиях. Конечно, на них эмбрион уже принадлежит к животному миру, но назвать его человеком еще нельзя. Признаки именно человека появляются тогда, когда его уже можно отличить от эмбриона обезьяны. Когда точно? Я не медик, не эмбриолог, им решать. Но явно это происходит на последних стадиях девятимесячного развития плода. А на этих стадиях и сейчас удаление плода не считается абортом и называется преждевременными родами, а искусственное прерывание жизни при ряде условий приравнивается к убийству.
Другое дело, что некие генетические задатки человеческого облика в эмбрионе содержатся с самого начала (иначе он бы не развивался по этому сценарию), и эти задатки имеют материальное выражение в ДНК. Но они микроскопичны и в органах тела еще не реализованы. С равным основанием можно было бы заявлять о человеческих правах сперматозоидов, уходящих с поллюцией, и яйцеклеток, уходящих с менструацией, и судить за лишение их жизни.
Казалось бы, на этом вопрос исчерпан. Но тут вступает в силу этический подход. Плод во чреве матери с самого зачатия и даже до него, на стадии планирования семьи, рассматривается будущими отцом и матерью не как организм, проходящий разные стадии развития, а как будущий человек, причем человек родной и близкий. Его еще нет, а с ним связываются надежды, планы, жертвы и ожидания. Будущие родители, если они ответственны и нормальны, наделяют эмбрион с самого начала всеми человеческими особенностями. Поэтому любое покушение на его жизнь — это для них убийство, и закон должен стоять на страже этого их воззрения. Но лишь постольку, поскольку это воззрение у них есть.
Именно им принадлежит право выбирать свое будущее — расширять ли его, давая жизнь третьему, или воздержаться. Они ведь хотят не просто дать начало новой жизни, а дать его ответственно — имея возможность обеспечить ребенку здоровье, воспитание и образование, а возможно, и какие-то стартовые позиции в жизни. Они не хотят умножать ни бомжей, ни инвалидов, ни преступников, ни несчастных, ни угнетаемых. Есть у них и собственные интересы в жизни, собственные жизненные цели, не все и не всегда готовы к рождению детей. Да и общество не всегда к этому готово. Забывать об этом — лицемерие.
При всем том безусловно аборт остается нежелательным. Но увы, иногда его избежать не удается. В частности, мне кажется, это стоит осознать депутатам, желающим родить закон о запрете абортов. Тут аборт необходим.
Лев Клейн
Мюллер Ф. и Геккель Э. Основной биогенетический закон, М.— Л., 1940.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Читайте также:
