Сказки афанасьева вошь и блоха

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 259 172
КНИГИ 595 966
СЕРИИ 22 314
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 557 902

— Здравствуй, — говорит, — святый отче! Не видал ли ты где косого зайца?

— Которого? Что давеча тебя ё…?

Повстречала вошь блоху:

— Иду ночевать в бабью п…ду.

— Ну, а я залезу к бабе в жопу. И разошлись. На другой день встретились опять.

— Ну что, каково спалось? — спрашивает вошь.

— Уж не говори! Такого страху набралась: пришел ко мне какой-то лысый и стал за мной гоняться, уж я прыгала, прыгала, и туда-то и сюда-то, а он все за мной, да потом как плюнет на меня и ушел!

— Что ж, кумушка! И ко мне двое стучались, да я притаилась; они постучали себе, постучали, да с тем и прочь пошли…

— А если ты, Михайла Иванович, разорвешь у меня что?

— Ну, если разорву, так улей меду принесу.

Медведь ухватил бабу в лапы да как ударит ее обземь — она и ноги кверху задрала, да схватилась за п….ду и говорит ему:

— Что ты наделал? Как теперь мне домой-то показаться, что я мужу-то скажу!

Медведь смотрит: дыра большущая, разорвал! И не знает, что ему делать. Вдруг откуда ни возьмись — бежит мимо заяц.

— Постой, косой! — закричал на него медведь, — поди сюда.

Заяц подбежал. Медведь схватил бабу за края п…ды, натянул их и приказал косому придерживать своими лапками; а сам побежал в лес, надрал лыка целый пук — едва тащит! Хочет зашивать бабе дыру. Принес лыка и бросил оземь; баба испугалась, да как перднет, так заяц аршина на два подскочил вверх:

— Ну, Михайло Иванович! По целому лопнуло!

— Пожалуй, она вся теперь излопается! — сказал медведь и бросился что есть духу бежать; так и ушел.

Воробей и кобыла

У мужика на дворе сидела куча воробьев. Один воробей и начал перед своими товарищами похваляться.

— Полюбила, — говорит, — меня сивая кобыла, часто на меня посматривает. Хотите ли, отделаю ее при всем нашем честном собрании?

— Посмотрим, — говорят товарищи.

Вот воробей подлетел к кобыле и говорит:

— Здравствуй, милая кобылушка!

— Здравствуй, певец! Какую нужду имеешь?

— А такую нужду — хочу попросить у тебя….

— Это дело хорошее, по нашему деревенскому обычаю, когда парень начинает любить девушку, он в ту пору покупает ей гостинцы: орехи и пряники. А ты меня чем дарить будешь?

— Скажи только чего хочешь.

— А вот: натаскай-ка мне по одному зерну четверик овса, тогда и любовь у нас начнется.

Воробей стал изо всех сил хлопотать, долго трудился и натаскал-таки наконец целый четверик овса. Прилетел и говорит:

— Ну, милая кобылушка! Овес готов!

А у самого сердце не терпит — и рад, и до смерти боится.

— Хорошо, — отвечала кобыла, — откладывать дела нечего, истома пуще смерти, да и мне век честною не проходить, по крайней мере от молодца потерпеть не стыдно! Приноси овес да созывай своих товарищей — быль молодцу не укора! А сам садися на мой хвост, подле самой жопы, да дожидайся, пока я хвост подыму.

Стала кобыла кушать овес, а воробей сидит на хвосте. Товарищи его смотрят, что такое будет. Кобыла ела, ела, да и запердела, подняла хвост, а воробей вдруг и впорхнул в зад.

Кобыла прижала его хвостом, тут ему плохо пришлось, хоть помирай! Вот она ела, ела, да как забздела, воробей оттуда и выскочил, и стал он похваляться перед товарищами:

— Вот как! Небось от нашего брата и кобыла не стерпела, ажно забздела.

Стала баба ловить дятла и поймала-таки и посадила под решето. Приехал домой мужик, хозяйка его встречает.

— Ну, жена, — говорит он, — со мной на дороге несчастье случилось.

— Ну, муж, — говорит она, — и со мною несчастье!

Рассказали друг дружке все как было.

— Где ж теперича дятел улетел? — спросил мужик.

— Я его поймала и под решето посадила.

— Хорошо же, я с ним разделаюсь! Съем его живого.

— Возьми-ка полено, а я стану раком; как только дятел высунет голову, ты его хорошенько и огрей поленом-то!

— Возьми-ка, — говорит он жене, — острую косу, а я опять стану раком, и как только высунет дятел голову — ты и отмахни ее косою.

Взяла жена острую косу, а мужик стал раком; только высунула птица голову, хозяйка ударила косою, головы дятлу не отрезала, а жопу мужику отхватила. Дятел улетел, а мужик весь кровью изошел и помер.

Жил мужик, у него была свинья, и привела[141] она двенадцать поросят; запер он ее в хлеве, а хлев был сплетен из хворосту. Вот на другой день пошел мужик посмотреть поросят, сосчитал — одного нету. На третий день опять одного нету. Кто ворует поросят? Вот и пошел старик ночевать в хлев, сел и дожидается, что будет. Прибежал из лесу волк, да прямо к хлеву, повернулся к двери жопою, натиснул[142] и просунул в дыру свой хвост, и ну хвостом-то шаркать по хлеву.

Почуяли поросята шорох и пошли от свиньи к дверям нюхать около хвоста. Тут волк вытащил хвост, поворотился передом, просунул свою морду, схватил поросенка и драла в лес. Дождался мужик другого вечера, пошел опять в хлев и уселся возле самых дверей. Стало темно, прибежал волк и только засунул свой хвост и начал шаркать им по сторонам, мужик как схватил обеими руками за волчий хвост, уперся в дверь ногами и во весь голос закричал: тю-тю-тю. Волк рвался, рвался, и зачал срать, и потуда жилился[143], пока хвост оторвал. Бежит, а сам кровью дрищет; шагов двадцать отбежал, упал и издох. Мужик снял с него кожу и продал на торгу.

РУССКИЕ ЗАВЕТНЫЕ СКАЗКИ

Собранные А.Н. Афанасьевым

"Что за стыдно? Украсть — стыдно, а сказать — ничего, все можно".

Несколько слов об этой книге

Предисловие А.Н.Афанасьева ко 2-му изданию

Стыдливая барыня Купеческая жена и приказчик

Невеста без головы

Мужик за бабьей работой

Солдат сам спит, а х…й работает

Солдат, мужик и баба

Солдат и хохлушка

Охотник и леший

Битье об заклад

Поп ржет, как жеребец

Поповская семья и батрак

Поп, попадья, поповна и батрак

Сказка о том, как поп родил теленка

Первое знакомство жениха с невестой

Теща и зять-дурень

Мужик, медведь, лиса и слепень

Воробей и кобыла

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ЭТОЙ КНИГЕ[1]

"Русские заветные сказки" А.Н.Афанасьева были напечатаны в Женеве более ста лет назад. Они появились без имени издателя, sine anno. На титульном листе, под названием, было лишь указано: "Валаам. Типарским художеством монашествующей братии. Год мракобесия". А на контртитуле была пометка: "Отпечатано единственно для археологов и библиофилов в небольшом количестве экземпляров".

Исключительно редкая уже в прошлом веке, книга Афанасьева в наши дни стала почти что фантомом. Судя по трудам советских фольклористов, в спецотделах крупнейших библиотек Ленинграда и Москвы сохранилось всего лишь два-три экземпляра "Заветных сказок". Рукопись книги Афанасьева находится в ленинградском Институте русской литературы АН СССР ("Народные русские сказки не для печати, Архив, № Р-1, опись 1, № 112). Единственный экземпляр "Сказок", принадлежавший парижской Национальной библиотеке, исчез еще до первой мировой войны. Книга не значится и в каталогах библиотеки Британского музея.

Переиздавая "Заветные сказки" Афанасьева, мы надеемся познакомить западного и русского читателя с малоизвестной гранью русского воображения — "соромными", непристойными сказками, в которых, по выражению фольклориста, "бьет живым ключом неподдельная народная речь, сверкая всеми блестящими и остроумными сторонами простолюдина".

Непристойными? Афанасьев их такими не считал. "Никак не могут понять, — говорил он, — что в этих народных рассказах в миллион раз больше нравственности, чем в проповедях, преисполненных школьной риторики".

"Русские заветные сказки" органически связаны со сборником сказок Афанасьева, ставшим классическим. Сказки нескромного содержания, как и сказки известного сборника, были доставлены Афанасьеву теми же собирателями-вкладчиками: В.И.Далем, П.И.Якушкиным, воронежским краеведом Н.И.Второвым. И в том и в другом сборнике находим те же темы, мотивы, сюжеты, с той лишь разницей, что сатирические стрелы "Заветных сказок" более ядовиты, а язык местами довольно груб. Есть даже случай, когда первая, вполне "пристойная" половина рассказа помещена в классическом сборнике, другая же, менее скромная, — в "Заветных сказках". Речь идет о рассказе "Мужик, медведь, лиса и слепень".

Нет необходимости подробно останавливаться на том, почему Афанасьев, печатая "Народные русские сказки" (вып. 1–8, 1855–1863), был вынужден отказаться от включения той части, которая десятилетие спустя выйдет под названием "Народные русские сказки не для печати" (эпитет "заветные" фигурирует лишь в названии второго, последнего издания "Сказок"). Советский ученый В.П.Аникин так объясняет этот отказ: "Антипоповские и антибарские сказки напечатать было невозможно в России". А возможно ли издать — в неурезанном и неподчищенном виде — "Заветные сказки" на родине Афанасьева сегодня? На это у В.П.Аникина ответа не находим.

Открытым остается вопрос, каким образом нескромные сказки попали за границу. Марк Азадовский предполагает, что летом 1860 года, во время своей поездки в Западную Европу, Афанасьев передал их Герцену или другому эмигранту. Не исключена возможность, что издатель "Колокола" способствовал выходу "Сказок". Последующие поиски, быть может, помогут осветить историю публикации "Русских заветных сказок" — книги, споткнувшейся о препоны не только царской, но и советской цензуры.

Арт. РУ 1975, февраль.

ПРЕДИСЛОВИЕ А.Н.АФАНАСЬЕВ А КО 2-му ИЗДАНИЮ

"Honny soit, qui mаl у pense"[2]

Издание наших заветных сказок… едва ли не единственное в своем роде явление. Легко может быть, что именно поэтому наше издание даст повод ко всякого рода нареканиям и возгласам не только против дерзкого издателя, но и против народа, создавшего такие сказки, в которых народная фантазия в ярких картинах и нимало не стесняясь выражениями развернула всю силу и все богатство своего юмора. Оставляя в стороне все могущие быть нарекания собственно по отношению к нам, мы должны сказать, что всякий возглас против народа был бы не только несправедливостью, но и выражением полнейшего невежества, которое по большей части, кстати сказать, составляет одно из неотъемлемых свойств кричащей pruderie[3]. Наши заветные сказки — единственное в своем роде явление, как мы сказали, особенно потому, что мы не знаем другого издания, в котором бы в сказочной форме била таким живым ключом неподдельная народная речь, сверкая всеми блестящими и остроумными сторонами простолюдина.

Литературы других народов представляют много подобных же заветных рассказов и давным-давно уже опередили нас и в этом отношении. Если не в виде сказок, то в виде песен, разговоров, новелл, farces, sottises, moralites, dictons[4] и т. п. другие народы обладают огромным количеством произведений, в которых народный ум, так же мало стесняясь выражениями и картинами, пометил юмором, зацепил сатирой и выставил резко на посмеяние разные стороны жизни. Кто сомневается в том, что игривые рассказы Боккаччо не почерпнуты из народной жизни, что бесчисленные французские новеллы и faceties[5] XV, XVI и XVII веков — не из того же источника, что и сатирические произведения испанцев, Spottliede и Schmahschriften[6] немцев, эта масса пасквилей и разных летучих листков на всех языках, являвшихся по поводу всевозможных событий частной и общественной жизни, — не народные произведения? В русской литературе, правда, до сих пор есть еще целый отдел народных выражений непечатных, не для печати. В литературах других народов издавна таких преград народной речи не существует.

…Итак, обвинение русского народа в грубом цинизме равнялось бы обвинению в том же и всех других народов, другими словами, само собой сводится к нулю. Эротическое содержание заветных русских сказок, не говоря ничего за или против нравственности русского народа, указывает просто только на ту сторону жизни, которая больше всего дает разгула юмору, сатире и иронии. Сказки наши передаются в том безыскусственном виде, как они вышли из уст народа и записаны со слов рассказчиков. Это-то и составляет их особенность: в них ничего не тронуто, нет ни прикрас, ни прибавок. Мы не будем распространяться о том, что в разных полосах широкой Руси одна и та же сказка рассказывается иначе. Вариантов таких, конечно, много, и большая часть их, без сомнения, переходит из уст в уста, не будучи еще ни подслушана, ни записана собирателями. Приводимые нами варианты взяты из числа наиболее известных или наиболее характеристичных почему-либо.

Fine Books,Prints,Photographs & Icons

Три первых издания Русских заветных сказок Афанасьева.

2. [Афанасьев А.Н.] Русские заветные сказки. [Женева, Русская Типография, 1878]. XVI, 232 с. 18,5х11,5 см. В конце предисловия псевдоним Филобибл. На титульном листе вымышленные данные: Валаам, типарским художеством монаществующей братии, год мракобесия. Типография установлена по шрифтам. Второе стереотипное издание. Чрезвычайная редкость!

Русские заветные сказки Афанасьева известны своим эротическим содержанием, содержат ненормативную лексику и остросатирические тексты антибарской и антипоповской направленности.

Повстречала вошь блоху:

— Иду ночевать в бабью пиз.

— Ну, а я залезу к бабе в жопу.

И разошлись. На другой день встретились опять.

— Ну что, каково спалось? — спрашивает вошь.

— Уж не говори! Такого страха набралась: пришёл ко мне какой-то лысый и стал за мной гоняться, уж я прыгала, прыгала, и туда-то и сюда-то, а он всё за мной, да потом как плюнет в меня и ушёл!

— Что ж, кумушка, и ко мне двое стучались, да я притаилась, они постучали себе, постучали, да с тем и прочь пошли.

Мужик прогнал из дома блудливого кота в лес. А в этом лесу жила-была лиса, да такая блядь! Всё валялась с волками да медведями. Повстречала она кота, разговорились о том, о сём. Лиса и говорит:

— Ты, Котофей Иванович, холост, а я незамужняя жена! Возьми меня за себя.

Кот согласился. Пошёл у них пир и веселье, после пира надо коту по обряду иметь с лисицею грех. Кот взлез на лису, не столько еб. сколько когтями дерет, а сам ещё кричит:

— Вот ещё какой! — сказала лисица, — ему всё мало!

Пришла весна, разыгралась у зайца кровь. Хоть он силой и плох, да бегать резов и ухватка у него молодецкая. Пошёл он по лесу и вздумал зайтить к лисе.

Подходит к лисицыной избушке, а лиса на ту пору сидела на печке, а детки её под окошком. Увидала она зайца и приказывает лисиняткам:

— Ну, детки! Коли подойдёт косой да станет спрашивать, скажите, что меня дома нету. Ишь его чёрт несёт! Я давно на него, подлеца, сердита; авось теперь как-нибудь его поймаю.

А сама притаилась. Заяц подошёл и постучался.

— Кто там? — спрашивают лисинятки.

— Я, — говорит заяц. — Здраствуйте, милыя лисинятки! Дома ли ваша матка?

— Жалко! Было еть — да дома нет! — сказал косой и побежал в рощу.

Лиса услыхала и говорит:

— Ах он сукин сын, косой черт! Охаверник едакой! Погоди же, я ему задам зорю!

Слезла с печи и стала за дверью караулить, не придёт ли опять заяц.

Глядь — а заяц опять пришёл по старому следу и спрашивает лисинят:

— Здраствуйте, лисинятки! Дома ли ваша матка?

— Жаль, — сказал заяц, — я бы ей напырял по-своему!

Вдруг лиса как выскочит:

Зайцу уж не до ёбл. со всех ног пустился бежать, ажно дух в ноздрях захватывает, а из жопы орехи сыплются. А лиса за ним.

— Нет, косой черт, не уйдёшь!

Вот-вот нагонет! Заяц прыгнул и проскочил меж двух берёз, которыя плотно срослись вместе. И лиса тем же следом хотела проскочить, да и завязла: ни туда, ни сюда! Билась-билась, а вылезть не сможет.

Косой оглянулся, видит — дело хорошее, забежал с заду и ну лису еть, а сам приговаривает:

— Вот как по-нашему! Вот как по-нашему!

Отработал её и побежал на дорогу; а тут недалечко была угольная яма — мужик уголья жёг. Заяц поскорей к яме, вывалялся весь в пыли да в саже и сделался настоящий чернец.

Вышел на дорогу, повесил уши и сидит. Тем временем лиса кое-как выбралась на волю и побежала искать зайца; увидала его и приняла за монаха.

— Здравствуй, — говорит, — святый отче! Не видал ли ты где косого зайца?

— Которого? Что тебя давече ё.

Лиса вспыхнула со стыда и побежала домой:

— Ах он подлец! Уж успел по всем монастырям расславить!

Как лиса ни хитра, а заяц-то её попробовал!

Б.А. Успенский. "ЗАВЕТНЫЕ СКАЗКИ" А.Н. Афанасьева.

"ЗАВЕТНЫЕ СКАЗКИ" А. Н. АФАНАСЬЕВА

(Успенский Б. А. Избранные труды. - Т. 2. - М., 1994. - С. 129-150)

1. См.: Азадовский, II, с. 74.

2. Афанасьев, I-VIII.

3. См. последнее (наиболее авторитетное) издание: Афанасьев, 1984-1985, 1-111.

6. Деятельность А. Н. Афанасьева, тайно публиковавшего свои материалы за границей ввиду невозможности опубликовать их в России, напоминает аналогичные действия русских диссидентов во второй половине XX столетия. Эта деятельность А. Н. Афанасьева была вполне последовательной и целеноправленной: достаточно упомянуть, что он был тайным сотрудником А. И. Герцена, регулярно поставлявшим материалы для эмигрантской Вольной русской типографии в Лондоне (см.: Эйдельман, 1966; Эйдельман, 1973). Подозреваемый в сношениях с эмигрантами, Афанасьев был уволен с государственной службы; аналогия с судьбой диссидентов нашего времени представляется разительной.

11. См.: Никифоров, 1929, с. 121.

12. Сходным образом родители в процессе воспитания детей по традиции обучали их сквернословию. См.: с. 64-65 наст. изд.

13. См., например: Афанасьев, 1984-1985, III, с. 293 и сл.

14. См. об этом явлении: с. 53-55 наст. изд.

15. Григорьев, 1988, с. 16.

18. См.: Успенский, 1985а, с. 326 и сл.

19. Рождественский, 1902, с. 24-25, 30.

20. См.: Каптерев, 1913, с. 181.

21. См.: Гусев, 1974, с. 56. Ср.: Максимов XVII, с. 14-15. Приведенное описание относится к XIX в.

22. Достоевский, XXI, с. 115.

23. Ср. специально о функционировании непристойных выражений с. 53 и сл. наст. изд.

24. См.: Зеленин, 1914-1915, I, с. 198. Ср. легенду, где обыгрывается этот сюжет, причем покойник мстит участникам святочных увеселений: Зеленин,1915, с. 1.

25. Ср.: Завойко, с. 24.

26. Ср., например: Максимов, XVII, с. 12-13.

27. См.: Балов, Дерунов и Ильинский, 1898, с. 84; Смирнов, 1927, с. 22-23.

28. См., например: Максимов, XVII, с. 20.

29. См.: Памяти, канонич. права, 1908, стлб. 100.

30. Так, в Вологодской губернии накануне Васильева дня (31 декабря по старому стилю) перед ритуальной трапезой все члены семьи ползли на четвереньках вокруг стола, произнося при этом чюхи-рюхи, чух-рюх! т. е. изображая свиней и имитируя их хрюканье; св. Василий Кесарийский считается покровителем свиноводства (см.: Зеленин, 1927, с. 63). В Сибири в Великий четверг хозяйки выходили до восхода солица с распущенными волосами и в одной рубашке, садились верхом на клюку и объезжали двор, имитируя ржанье коней, мычанье коров, клохтанье кур (см.: Виноградов, 1918, с. 36-37). Об особом значении Великого четверга см.: Успенский, 1982, с. 140-143.

31. См.: Иванов, 1850, с. 297. Ср.: Харузин, 1897, с. 147; АИ, IV, с. 125 (№ 35).

32. Архив Института фольклора Болгарской Академии наук (записано Ф. К. Бадалановой в Пловдивской области, дер. Браница и Доситеево).

34. Так, например, даяки острова Борнео считают рассказывание неприличных историй в присутствии покойника даже необходимым: по их мнению, для самого покойника эти неприличные рассказы звучат вполне морально, так как все человеческие слова имеют в языке духов обратное, противоположное значение. См.: Сартори, 1930, с. 43.

35. Архив Института фольклора Болгарской Академии наук (записано Ф. К. Бадалановой в Молдавии, Комратский р-н, дер. Кирсово). Ср. замечание об эротических поминальных играх у сербов: Зечевич, 1964, с. 378.

36. См.: Свенцицкий, 1912, с.18-20, 27.

37. См.: Свенцицкий, 1912, с: 18; Гнатюк, 1912, с. 361-362.

38. См.: Гнатюк, 1912, с. 210; Кузеля, 1914, с. 207-208; ср. вообще с. 179-182, 201-209; там же, 1915, с. 159; ср. с. 116-127, 129-160; Шухевич, 1902, с. 243-247; Богатырев, 1926, с. 198.

39. Кузеля, 1914, с. 209; 1915, с. 117.

40. См.: Успенский, 1985а, с. 327-329.

41. Аналогичный мотив встречается в шотландском фольклоре (Шотландский эротический фольклор, 1884, с. 261).

42. См., например: Афанасьев, I, с. 32 (№ 19, 20); III, с. 137 (№ 409), с. 146-147 (№ 420). Ср.: Томпсон, 1964, № 1960 G.

43. См.: Успенский, 1982, с. 107.

44. См.: Афанасьев, 1865-1869, II, с. 490.

45. См., например, Афанасьев, 1984-1985, I, с. 205-214 (№133, 134); III с. 227-231 (№ 560).

46. См. о мировом дереве: Топоров, 1987.

48. См.: Успенский, 1982, с. 170-171.

49. См.: Афанасьев, 1984-1985, I, с. 111 (№ 93), с. 127 (№ 103), с. 151 (№ 114); II с. 76 (№ 201), с. 167 (№ 225).

50. Нефедов, 1877, с. 68.

51. Подобные ассоциации прослеживаются не только у славян, что вполне понятно ввиду их архаического характера. Так, например, франц. реignе означает как расческу, так и "membrum virile" (см.: Питре, 1990, с. 271-272).

52. Характерным образом временные запреты на загадывание загадок совпадают с аналогичными запретами на рассказывание сказок: у самых разных народов отмечается запрет рассказывать сказки или загадывать загадки при дневном свете, а также летом (иначе говоря, в светлое время суток или года); обычно сказки рассказывали и загадки загадывали на святках (это отмечается, между прочим, в цитированном выше распоряжении царя Алексея Михайловича, направленном на искоренение святочных обрядов). При этом как с помощью сказок, так и с помощью загадок могло осуществляться общение с потусторонним миром. См.: Успенский, 1988, с. 81-82 (примеч. 19).

53. См.: Елеонская, 1907, № 4.

54. См.: Колесницкая, 1941, Ср. еще: Дикарев, 1896.

57. См.: Шкловский, 1925, с. 12, 16-17.

58. См. там же, с. 16-18.

59. См.: Зеленин, 1914, с. 568.