Наследство или ядрена вошь вот так

Ушаков теперь важный человек. Сразу после ухода из "Сектора Газа" в 1995 году, Алексей поставил крест на карьере музыканта и с помощью друзей принялся осваивать FM эфир. Сегодня он занимает пост технического директора "Русского Радио" в Воронеже, а сама станция занимает ведущую строчку в рейтинге местных станций. Дел у г-на технического директора много, так что отловить Ушакова мне удалось только в студии. Да и то - только потому, что радийщики готовились к банкету по случаю 4-й годовщины вещания в Воронеже.

Играли на стадионе, там очень много народа было. Ну, и ребят там, естественно, кинули на деньги. Вот, а потом поступило предложение от Савина. Ну, Савин уже тогда опытным менеджером был и он Хою предложил серьезно поработать над составом, что бы он смог всерьез заняться гастрольной деятельностью. Вот, Хой приехал из Москвы и пришел в "Блэк Бокс" и. в свою очередь, предложил этим делом нам заняться. Ну. не совсем предложил - мы все сидели в студии и обсуждали, как Хою работать.
А у нас же при студии группа готовая была, только без солиста постоянного. К тому же у меня в клавишах все эти вещи уже "набиты" были, всем ребятам музыка знакомая. Мы, короче, оптимальный вариант и вырабатываем: предлагаем Хою готового басиста - Тупикина. готового барабанщика, а Дельцов стал соло-гитаристом. И мы - раз - собрались и поехали. Вот, отработали, отрепетировали все, наладили и на две недели отправились в первый гастрольный тур. Ну, все у нас получилось, а потом Дельцов как бы сменил ориентацию - из гитариста стал звукорежиссером. А потом появился московский гитарист Вова Лобанов.
Ну, что касается самого Савина. С одной стороны, мы все прекрасно понимали, никто из Воронежа так бы не сделал и ничего бы не организовал на таком уровне, потому что у нас тогда не было и намека на все эти менеджерские дела. А. с другой стороны, когда группа "Сектор Газа" собирала стадионы, когда билетов не хватало, а народ стоял и не мог войти, то музыканты получили просто смешные деньги. Ну, в принципе, для инженера это совсем не смешные деньги. А для музыканта, который собирает стадион. Вон, тогда Кот - Аникеев работал в какой-то группе "разогрева", так он больше нас получал. Вот я свою записную книжку открываю, у Хоя, кстати, такая же была. где мы записывали с кем мы работаем, когда, в каком городе. Вот, открываю я книжку, смотрю - сколько в первые годы работы было! Да там вообще кошмар, 40 концертов в месяц!
А в первый год мы очень серьезно подошли к гастролям. И к своему шоу и внешнему виду. Сами смастерили себе форму - джинсы разорванные, нашивки разные, прибамбасики, бантики. Ну, представляешь: выбегают такие люди - рваные, растрепанные, пестрящие, лохматые - сразу ажиотаж и бодрящее настроение у публики. Ну, это же - шоу! Цирк! А потом, после концерта - опять нормальные люди. Вообще, очень много энергии тратилось на эти эпатаж и прочие потуги. Был, кстати, один такой момент интересный. В общем, Вадик Глухов отдыхал на своей даче и серьезно себе ногу поранил - вены разрубил. Ну, там вроде все срослось, а он с пластырем ходил. А мы тогда поехали выступать в Сочи. И Вадик прыгал по сцене, прыгал, и стойку какую-то задел, а у него рана разошлась - и кровь такой струйкой веселой, фонтанчиком - на первые ряды зрителей! А Вадик ни хрена не замечает. У народа шок был! Некоторые люди в обморок от вида окровавленного Вадика падали. А он всю сцену своей кровью залил! Местные газеты там вообще без ума были, писали - вот приехал "Сектор Газа", совсем безбашенные отморозки!
Ну, а в перерывах между гастрольной деятельностью мы все занимались кто чем. Ну, вот. допустим, перерыв между концертами в два дня. Что делать? Ну. мы сидели себе на базовой квартире в Москве и на клавишах набирали новые мелодии, песенки. У нас секвенсор был, и на нем можно было делать какие-то наброски. А кто это мог делать? Да те же, кто и в "Блэк Боксе" все делали - Хой, Дельцов и я. А больше это никому и не нужно было… Ну, а если что-то записать нужно было, то все просто - берешь инструмент, едешь на студию "Гала" и пишешь. Вот только нужен был хороший гитарист, который играл все и сразу. И вот, по чьей-то рекомендации пришел Жирнов. который сразу все хорошо сыграл. Раз альбом сыграл, другой альбом. Потом Юрка взял себе инструмент - ну, кое-что мы ему показали, а так он сам учился играть, и он все свои наброски набирал в секвенсор. Потом показывал Жирнову, а тот все ему наигрывал. Тогда получается, что незачем, допустим, меня с собой в Москву возить, раз Хой с Жирновым все сами делали. А Дельцов приезжал на пару дней и все им сводил. Вообще, мы все хорошо понимали, что "Сектор Газа" - это один Юpa Хой. Один. А состав образовался только для одной цели - что бы заниматься гастрольной деятельностью.
А я из группы ушел после скандала в Риге. Ну, как все получилось - нам нужно было ехать в Ригу на поезде. А Юра ушел к девушке своей " Оле. а мы пили в нашей базовой квартире. Вот, он. короче приехал на вокзал, а уже перед вагоном обнаружил, что забыл загранпаспорт. Ну, мы и решили, что мы поедем этим поездом, а Хоя отправят на следующее утро. Ну, приезжаем в Ригу. Все нормально, нас встретили, спрашивают: "А где Юра?" Отвечаем, что он завтра приедет. А завтра он не приезжает. Звоним ему в Москву, а он пропал куда-то. Короче, его не нашли, где-то он там завис, непонятно где. Потом дозвонились ему, но все уже ясно - на концерт он не попадает. Ну, мы ищем варианты, а концерт срывать было никак нельзя. Мы пошли с Дельцовым на местную радиостанцию, там интервью дали, народ развеселили, потом шоу устроили на телевидении. Ну, деваться нам некуда, мы ведь сказали, что Юра приедет и концерт будет. А как без Хоя петь-то?! Ну, мы договорились, что петь я буду. А я говорю: "Ну, мужики, я вообще-то текстов не знаю. Я-то пел - но пел подпевая. Я-то могу и забыть текст-то. " Перед концертом мы с Вадькой тексты вспоминали, он как-то давно ездил в составе липового "Сектора", давал левые концерты по Воронежской области, поэтому тексты знал, потому что там их пел. И быстро их мне написал. Ну, говорит. Я подпеваю, а ты в качестве солиста. Ну, клавиши вперед, т.е. программу я-то знаю - все хоевские шутки-прибаутки, анекдоты. Ну и начали программу - такого интеллигентного панка давить. Ну, народ, естественно, врубился на хрен, а мы прогнали, что Юру задержали советские таможенники-гады. И все орут: "Гады-таможенники!" Но, - говорим. - Юра обязательно будет ко второму отделению. Ну а ко второму отделению уже все забыли. Там новые клавиши были, и у них что-то с дисководом сломалось. В общем, перенервничал я кошмар. Ну и что получилось? Так как солиста не было, естественно нам гонорар не полностью заплатили. А заплатили в два раза меньше, чем надо было. Приехали на один концерт. Представляешь - народ срывается из Воронежа в Москву, там ночует, потом из Москвы едет в Ригу, ночует и все это - пропадает даром? За свой счет покатались. Вот. поэтому мы решили отработать, а гонорар разделить. Разделили, но нам и меньше дали. поскольку Юры Хоя с нами не было. Приезжаем обратно в Москву, а Хой и говорит: "А где деньги мои?" а я говорю: За что тебе деньги - за то, что ты два дня пропил и опоздал на все самолеты и поезда?" Ну, там и началось - а-а-а, вы воспользовались моим именем и т.д. и т.п. Вот, потом, конечно, все нормально было, но больше я с "Сектором Газа" не работал. А на мое место пришел Аникеев. Дела передал все - ну пару раз я там его заменял. Иногда, когда загранпоездки были - у него паспорта не было - меня брали, ну раза три или четыре.
Ну, Юра сюда заходил часто. Потому что ремиксы все здесь Крот делал, а Юра в студии нашей писал. Ну, и просто так заходил.
На сцену больше не тянет. Ну, все это пройденный этап. Все это интересно до поры до времени. Вот сейчас я на те пять лет смотрю двойственно. С одной стороны, исходя из своего - жалко тех лет. много было увидено и много было пережито и хорошего и плохого. А с другой стороны. Все это попало в период перестройки и, конечно, многое было упущено. То, что можно было в другом деле сделать больше. Но и я бы не увидел всей этой суеты концертной, всей этой эстрадной подноготной, не узнал многих людей, не пообщался с интересными людьми.

Содержание

Данная страница или раздел содержит ненормативную лексику.

Мы — совковские ребята,
И в Совке мы все живём,
По-совковски мы играем,
По-совковски мы поём.

Я некрасивым пацаном был на селе.
Природа красоту не подарила мне.
И когда делали родители меня,
Был батя в умативу пьяный, как свинья.
И я родился косоротый и хромой,
Кривой горбатый и с квадратной головой.

И без ума коровы были от меня.
А потому что я коровушек любил,
Я их обхаживал и вовремя кормил.
И я с коровами на ферме ночевал
И с каждою коровой лично переспал.
А что мне делать, если некрасивый я,
И разбегаются девчонки от меня.

Ох, вы, бурёнки, ох, вы мои.
За сиськи я вас аккуратненько доил.
И мне корова лучше женщины иной.
Когда с коровой я, то на душе покой.

Недолго длилась жизнь интимная —
Поймал с поличным председатель меня.
А в кодексе за это есть статья.
В неотдалённые места поеду я.

Теперь мой дом — тюрьма,
И мне коровы не напишут письма.
Теперь обслуживают их быки,
А я свою нужду справляю в кулаки.

А вы, ребята, знаете, какой самый лучший в мире запах? Это – запах носочного мужского пота. Бабы от него просто тащаться. Вот мы, с группой, например, свои носки вообще не стираем. Они так и прирастают у нас к ногам. Кто не верит – может подойти, нюхнуть. — вступление

По лестнице с тобой поднялись в час ночной,
Ты всунула свой ключ в замок.
К несчастью вспомнил я всего одну деталь,
И я к тебе зайти не смог.
Почему?

Потому что на мне были
Грязные, потные, рваные, вонючие носки!
А коль зайти б я смог, то запах от носок
Ударил бы тебе в мозги.
Ведь дел невпроворот, и я уж целый год
Не стирал свои носки.
Закрылась твоя дверь, ты верь или не верь,
Но я завыл, как волк, с тоски.
Мой половой рефлекс настроен был на секс,
Но подвели меня носки.

Больше женчины мне не нужны.
Мне не снятся сексуальные сны.
Я для женского пола бревно.
К этой мысли превык я давно.

Я его ласкаю,
Я его болтаю:
Встань, встань,
Встань, встань.
Но он меня не слышит,
Он лежит не дышит.

Я в Чернобыле работал и жил.
И за это медаль получил.
На фигашь мне медаль нужна.
От меня убежала жена.

Ты говорила, что ни с кем ты не была,
И что я первый, кому ты дала.
Ты робко на мою фуфаечку легла,
При этом не забыв раздеться до гола.
Пока осуществлялся половой контакт,
Это факт,
Меня ты наградила парочкою вшей,
Свой наглый хавальник ощерив до ушей.

Ой ты моя, ядрёна вошь!
За что меня, ты так грызёшь,
Чтоб хоть немного успокоить эту вшу,
А я возьму и там, а почешу.

Твоей хозяйке я устрою дебош,
Кто подарил мне эту вшу,
Я ту подругу загашу!

Теперь с тобою мы родственники по вшам,
Поговорим на эту тему по душам,
Ведь насекомые мои — твоим родня,
И ты за это, бля, попляшешь у меня!
Они засели мёртвым грузом между ног,
И ни одной из них я сковырнуть не смог,
И не достать мне дихлофос или бензин:
Куда ни сунься — дефицит один.

Весь дихлофос давно попили алкаши,
Ну, а бензина не хватает для машин.

Я не токарь, я не пекарь,
Я не повар, не доцент,
Я не дворник, я не лекарь,
Я простой советский мент,
Я работаю в шараге под названием трезвяк ,
Вы пашите на заводе, ну а мне и здесь ништяк.

Если ты клиент с деньгами, не прошёл мой день за так,
Все карманы наизнанку, всех обчищу только так,
Ведь одной зарплаты мало, посудите чуваки,
У меня ж есть тоже шлюхи, мне нужны ведь пятаки.

Баю-баю-баю-бай, спи, мой мальчик, засыпай,
Придёт пьяненький отец, нам с тобой придёт пиздец.
Станет он всё крушить и твою мамашу бить.
Так что ты поспи, пацан, до прихода отца.

А я ребёнку своему колыбельную спою,
Чтоб он вырос, и отцу смог бы врезать по лицу.

Каждый старается употребить,
Каждый стремится вдыхать или пить.
Пьют даже те, кто сидит на горшке,
Стукнуло чтоб по безмозглой башке.
Пьют хлорофос и вдыхают бензин,
Или бегут за бухлом в магазин.

Помню спор на ящик водки, что на кладбище всю ночь
Просижу я без понтяры, не смыкая своих очь.

Я продёрнул граммов триста, закусил гнилой хамсой.

И сигнал пропикал полночь на моих часах Полёт,
И хамса не лезет в глотку, и вино не льётся в рот.
Что-то там пошевелилось за соседним бугорком —
Можно здесь вообще свихнуться и остаться дураком.

Как дойти до кишлак, подскажи аксакал.
Помоги нам, Аллах, наш небесный отец,
И спаси мусульман, без тебя нам пиздец,
Восьмой день без воды всё бредут верблюды́.

Вообще-то я хорош, но как наступит бздёшь,
Потеют стёкла, режет глаза,
Клопы и мухи мрут, везде свежо, а тут
Не комната, а Сектор Газа.

Тут мы друг друга поняли без слов.
Ведь у нас очень чистая любовь.
На фига слова нам, мы и так поймём.
То, о чем думаем ночью мы вдвоём.

Я была очень честной чувой,
Скромной и застенчивой.
Моя девственность для меня —
Моя гордость — остальное херня.

А скоро выйду замуж я,
Будет муж уважать меня —
Я ведь девочкой была,
Свою плеву я сберегла.
А, девки, в кучу чо скажу я:
Для жениха берегите себя,
Вы туда не соглашайтесь, нет,
Идите смело на миньет.
О-о!
Ведь это сладкое слово миньет.

В молодости свет от солнца покорял тьму и давал простор моим душевным радостям. Ныне ночная тьма, на столе лепечет и мигает огонёк лампады, не нарушает строй моих мыслей; и это для меня радость.

Вдали от кроволюбов, в постничестве, в молитвах, с коленопреклонением препровожу лета свои. Иконопоклонник я, и по себе, и по родным, ныне живущим, и по прародителям, которые лобызали икону Святого Николы, доверяли тайны жития своего и верили в его чудодейственную силу во благо русского человека. Кто меня осудит?

Я паче всех Бога предпочёл.

И никто меня не неволит дуть в златую, серебряную, медную или железную трубу. Не собираюсь и смягчать дурное впечатление о моей жизни, о жизни сродственников и друзей. Меня окружают два мира: мир дивной природы и мир истины, что я наношу на бумагу. Не боюсь, не трепещу — правду пишу, а правду не спрячешь и от правды не спрячешься. Тебе, внучек, если хватит ума и мудрости, желаю скорбеть по душам умерших, имея доброе сердце и любовь к Отечеству. Хочется, ах, как хочется, чтобы твоя жизнь не щепкой валялась на русской земле, а возвышалась столпом святости и миролюбия.

Наши предки, внучек, более 150 лет назад обосновались в деревне Пеньково, а точнее, в 1756 году. Ныне от того далёкого корня Огнёвы проживают в каждом краю деревни и далее… Сродство хранили не забывая.

С той старины, как наш пращур поставил на холме Кокуй кузницу, кузнечное мастерство переходило по наследству от одного к другому. Сгорит одна кузница, ставят рядом новую. Бывало, при жизни одного кузнеца сгорало до трёх кузниц. Так было при моём деде Каллистрате. А вот при отце Евсее — ни разу.

С давних времён, ещё с отца Никодима Бальвы, в нашей деревне 10 июля был день кузнеца.

Я с детства помню, как перед кузницей ставили господский стол. По центру стола садился мой отец — в атласной рубахе с кушаком да при Георгиевском кресте за победу над афганцами в отряде генерала Комарова 30 марта 1885 года. И руки его были постираны, чуб прибран, усы с бородкой подрезаны, а глаза весенним лугом колыхались.

Гостьба была толстотрапезна. Всё деревенское общество гуляло. А было тогда в деревне Пенькова 89 дворов, 221 мужчина и 225 женщин. Имелись общественный хлебный магазин и торговая лавка Аристарха Красавина.

Надо же, ядрёна вошь, один кузнец на деревню — и тот праздник имел. И не говорили, что сегодня праздник кузнеца, а на устах у всех был праздник Евсея. И, словно очертание дыма, сохранялся короткий срок в памяти моих односельчан этот блеск радости, но пришло новое время и всё исчезло.

Мне суждено было быть кузнецом. К пятнадцати годам по росту обогнал отца, по силе легко справлялся с братом своим старшим Яковом и по характеру буянистей.

Но когда в одном кулачном бою не рассчитал свою мощь и покалечил трёх мужиков — деревня на сходке пожелала отправить меня в рекруты. Что говорить: мало кто в юности в кураже не бывал.

Отец откуп предлагал, я клялся, что никогда больше не выйду на кулачный круг. Полковник Владимир Васильевич Ляпин, управляющий Егорьевским прииском, уговаривал общество, да разве с миром справишься.

И отправили меня в Царское Село императорскую семью охранять.

Внучек, как и тебя, меня учили с детства уважать старших повиноваться им и строго выполнять сыновний долг. И на службе, с первого же дня, я выказывал примерное подчинение, дисциплину, выдержку. Не проходило и дня моей службы, чтобы я не вспоминал семью и родную деревню. Я гордился тем, что, оглядывая в памяти деревенские дома, разбросанные по берегам речек Укропки, Амбарки и Спиридонихи, не видел ни одной семьи, где бы жили люди, разочарованные в жизни, равнодушные, бездеятельные. Я рад был вспомнить каждого пеньковца, кто своими делами украшал и обогащал свою семью. На службе я не думал и не хотел думать, что выполняю долг. Я делал обычное для солдата дело.

Но одна мысль не давала мне покоя: я горел желанием увидеть свою работу, мною изготовленные чуски в ушах императрицы. Так прошёл месяц, второй, третий. В разных серьгах появлялась императрица Александра Фёдоровна. Моих я не видел. И подумал: знать действительно затерялись среди сотен подарков.

На четвёртый месяц моей службы получил я письмо от Савелия Кривощёка. Просил он меня посмотреть в магазинах ушники для его любимой женщины. Господи, как я обрадовался этому письму. Я тут же отписал: продают, красивые, с украшениями, с подвесками. Но я советую вам, Савелий Дмитриевич, купить серьги у моего учителя Вячеслава Семёновича в городе Барнауле.

Я вспомнил и нашу свадьбу с Пелагеей, и то, как удивительно ладно играл на гармонике Савелий Дмитриевич. Песни его вспомнил…

Прервём на время исповедь маслянинского отшельника.

Покидая дом полковника Ляпина, Савелий Кривощёк думал об одном человеке — о матушке Юлии. Не приехала она на банкет в честь изготовления Никитой Огнёвым чусок для императрицы. Сослалась на недомогание. Но дело не в здоровье. Видно, узнала матушка Юлия, что в гостях у управляющего Егорьевским прииском Савелий. А почему бы и нет. Савелий, как и Юлия, в далёком, но родстве с Ляпиным.

Санки хрустят по сухому снегу, прошлая жизнь обрывками врывается в сознание Савелия. Он то пытается удержать в памяти отдельные лета своей жизни, то отбрасывает большие, главные происшествия, желая вспомнить только то, что взбодрило бы его, сладостью наполнило бы сердце.

Савелий оглянулся назад. Почти в одно время выехали из Егорьевска он и отец Евгений. Он бесшумно проскочил Покровскую деревню, мост через речку Кинтереп, а вот отца Евгения крестьяне задержали. Не часто по большаку проезжает благочинный.

Очертания пары коней и сани благочинного расплылись, слились с крайними домами, на душе Савелия облегчение. Радостная мысль пронеслась: задержите, крестьяне, подольше протоиерея, а я, не скрываясь, остановлю сани возле парадного крыльца двухэтажного дома Смирновых, найду причину войти в хоромы, низко поклонюсь — и всё. Мне бы только поклониться моей любви! Как ни жаль родные места, как ни мучительно жить вдали от любимой, но уже больше года как были похоронены последние надежды на такую малость: ждать, видеть, улавливать издали её взгляд.

Продолжение следует.
* Чернь — разнообразные промыслы, которыми увлекались простолюдины.

Дело было в стольном граде: Там на ниве жнут оладьи, вместо снега сахар валит, квас и мед в озерах налит…
Жил царевич во дворце с малолетства при отце. Был царевич глуповат, да не он в том виноват, потому как, в их породе все монархи по природе шибко с мозгом не дружили: на пирах гулять любили, девок тискать, водку пить, да друг другу морды бить.
Сына царь нарек Иваном в честь какого-то болвана, а Иван не унывал: кашу ел, да щи хлебал.

В царстве этом на беду, денег не было в ходу, а без денег ткань не скроишь - срам оладьей не прикроешь и в лаптях, хоть и удобно, но, опять-таки, не модно.
Потому все бабы скопом дружно ехали в Европу. В той Европе денег горы: их там лепють на заборы, мелочь просто подметают – только баб туда пускают, мужикам же ходу нет, потому как, - паритет. А, пусти-ка мужиков, так оставят без портков.
В рост пошел царевич скоро, стал косить на девок взоры. Приглядеться бы к невесте, да красивые в отъезде, только страшные снуют, тех в Европу не берут.
Только там сезон на спад, девки движутся назад, прут косметику и тряпки: и себе, и на подарки. Что те воблы исхудали, но деньжат наскирдовали, дома лупят все подряд – отъедают тощий зад.
Торопиться здесь нельзя – очень скользкая стезя: баба может в ширь раздаться, может, как мосел остаться. И царевич ожидает, когда формы нагуляет: выпрут груди, залоснится – тут уж можно и жениться.
Император разозленный и с утра не похмеленный, безо всяких там прикрас, держит грозный, царский сказ:
- Я всю жизнь мечтал сродниться с европейскою царицей!
- Королевы там, однако…
- Не дерзи отцу собака! Я о царствии пекусь… кубок дай – опохмелюсь.
Выпил царь, блином заел и теперь уж подобрел.
- Не кручинься, батька знает, что в тебе гормон играет. Спортишь дочку мужика – все, прощай моя мечта. То, в Европе просвещенной, сей вопрос давно решенный: хоть девицу, хоть друг дружку, хоть приятеля подружку… Это нам, ядрена мать, лаптем щи сто лет хлебать. Бабу крови королевской, подыщу тебе в невесты.
- Кто ж кровинушку родную, согласится в глушь такую, из Европы отпустить?
- Мы, туда поедем жить!
- Ну, ты, батя, и уме-е-ен. А, принцессу, где возьмем?
- Потерпи немного сын, может, что сообразим.

Загрузили шесть возов Чудо-Юдиных голов, а тому на все плевать – жрет траву да лист, опять. Ведь ему с башкой проститься, все одно, что нам побриться.

Царь разявив рот стоит, с удивленьем говорит:
- Не видал бойцов я круче… Сам насек такую кучу или кто-то помогал?
- Этот… зверя отвлекал.
- Ну, и кто же он такой?
- Да никто – холоп простой.
Посмотрел царь на слугу, пожевал свою губу.
- Как зовут тебя?
- Фома.
- Будешь князем.
- Вот те на-а-а.

День и ночь народ гуляет, Чуду-Юду восхваляет. Мясо варят, тушат, парят, шашлыки в мангалах жарят. Про Фому да про Ивана, почитай, что без обмана, сказ былинники слагают и под гусли распевают.

Лесом двигался обоз – жениха с невестой вез. И забит он был до верха: кожей, шерстью, шелком, мехом. Растянулся тот обоз, почитай, на восемь верст.

Из кареты: визги, вздохи – на лету ворона дохнет. Той принцессы громкий крик – местной фауне вредит.

- Жаль, что князь Фома теперь – всыпать бы ему плетей. - Царь в усы улыбку давит. – Пусть заморску девку правит. Вон, визжит, как оглашенна – быть им вместе непременно.

Употел Фома, устал, будто уголь разгружал.
Царь, как равному Фоме, говорит наедине:
- Ты пожертвуй уж собой – отвези ее домой, да окольными путями, чтоб дороги не узнали.
- А, чего мне здесь терять? Толком и не погулять: только девку заприметил – сразу в темную и плети. Тирания и сатрапность, то ли дело – толерантность.

Из принцессы прет нирвана, знать Фома сработал справно, никого не замечает, лишь загадочно вздыхает.
Иностранцы усвистали и Фому с собой забрали.

Свет не видел такой свадьбы: мужики на ней и бабы: месяц от души гуляли – все баяны перервали! Чудо-Юдо там бывал: ел блины и мед лакал.

Муж с женой – Иван да Марья: всем на зависть вышла пара! В полном мире проживают и друг дружку уважают, разве Марья, для ума, бьет Ивана иногда. А, царевич понимает, что ему мозги вправляют.

Императоры-отцы, что сиямски близнецы, дружбу водят меж собой – не разлить ее водой.
В царстве много перемен: бизнес, бартерный обмен… Баб в Европы не загнать, им и дома благодать.

Ходят слухи: Князь Фома, от сметливого ума, жить в спокойствии не смог и из той страны убег. А покинул он страну, прихватив с собой казну.

И на том я закругляюсь, если что… так извиняюсь. Сказку детям не читайте. Вот и все, друзья, прощайте.

Светлана Уласевич - Полтора метра недоразумений или не будите спящего Дракона! краткое содержание

Полтора метра недоразумений или не будите спящего Дракона! читать онлайн бесплатно

Полтора метра недоразумений, или Не будите спящего Дракона!

Посвящается моим родителям за то, что имели мужество когда-то сотворить и воспитать меня!

Маленькое предисловие

Часть 1. Знакомство с киллером

Когда думаешь, что миновал чёрную полосу жизни,

Оказывается, что это была всего лишь белая!

— А может, натурой возьмёшь? — робко раздалось в телефонной трубке мобильника.

— Ну, нет, сударь, прошли времена князей да бояр, взимающих оброк сомнительными продуктами!

— Я имею в виду ЭТО, — конфузливо пояснил клиент.

— ЭТО, это в какой валюте? — подозрительно сощурилось левое полушарие мозга. — Долларах, рублях, евро? Я свою часть контракта выполнила: экзамен сдать помогла, будь добр, заплати, как договаривались!

— Души в тебе нет, — укоризненно простонали по ту сторону границы.

— Есть, но исключительно для близких людей! Так что плати!

— Но я же студент, — проблеял оппонент.

Нет, я, конечно, понимаю пословицу, курица — не птица, женщина — не человек, но я тоже бедный, голодный студент, и воздухом питаться не умею! И так дела хуже некуда: зарплату за репетиторство задерживают, до стипендии три месяца, ибо летняя сессия только закончилась, а, значит, в таком же положении почти все мои клиенты. Прибор в лаборатории перегрелся да сдох, измерять дальше не на чём, рабочий реактив в самый неподходящий момент иссяк. Мало того, что эта зараза дорогая, так ещё надо переделывать двенадцать новых экспериментов по три серии минимум, тут ещё комп с предыдущими результатами накрылся! Программист их случайно стёр, да так что восстановить не может! Мастер-р-р!

Ко всему прочему на танцах возникли затруднения, подруга предала, молодой человек в самый неподходящий момент ушёл, и бегут все от меня, словно крысы с тонущего корабля, только Витя остаётся. Тут ещё третий день по пятам какие-то подозрительные личности следуют! Вот и сейчас один из них уже битый час за мной так ненавязчиво плетётся, от самого дома увязался, гад! М-да, лестные жизненные перспективы! Но проблемы надо встречать с улыбкой! Вот нынче, собираюсь в Крым съездить, отдохнуть, развеяться, а там вернусь и всё решу. Благо за путёвку заранее заплатила!

Металлические набойки звонко цокали по мрамору служебной лестницы. Жизнь бьёт ключом… по голове. Такое чувство, что все несчастья мира устроили симпозиум за моей спиной и услужливо шествуют следом! Я, как какое-то инферно: куда ни гляну — всё превращается в пепел и прах! Вот и сейчас стоило войти в фойе, как лифт при виде вашей покорной слуги сломался. Но что такое двадцать четыре этажа для девочки на высоких шпильках?! Поднимаемся-с. Позади уже двенадцать. Надеюсь, ступеньки подо мной не обвалятся? А то мне вообще-то дико везёт последнее время!

Сверху прямо на меня важно катился дядя Боря, директор предприятия. Самая идеальная фигура в природе — шар, материя в нём располагается наиболее компактно. Так вот, глядя на начальника Виктора, я в сотый раз убеждалась в аксиоме, что абсолютно всё в природе, включая людей, стремится к этой форме. Шефу перевалило за сорок, и теперь он являл собой такого вот добродушного весёлого колобка, человека крайне сердечного и щедрого, относящегося к своим подчинённым с отеческой теплотой да заботой.

— К жениху нашему направляешься, дочка? — довольно прищурился он.

— К нему, к нему родимому, — решила не спорить, всё равно не докажу обратного. В голове директора я уже давно замужем за Виктором, ведущим бухгалтером данного предприятия.

Борис Аполлонович спустился ещё чуть ниже, обернулся, оценил мои ножки и благодушно причмокнул:

— Ох, и повезло же парню!

— Э нет, дядя Боря, — свесилась я с перил, — внешность девушки ещё ни о чём не говорит, главное — язык!

— Вот, ядрёна вошь, — раздосадовано сплюнул мужчина, грозя пухлым кулачком, — опять пререкается! Как тебя Витька без кляпа терпит?!

— Вашими молитвами, наверное!

Уже через два пролёта послышалось, как он довольно смеётся в кулак.

Итак, меня зовут Света, и в данный момент я направляюсь в кабинет своего друга детства Охотника Виктора Олеговича, чтобы забрать последнего с работы и увезти домой собирать чемоданы. Ибо если этого не сделать, то собирать его вещи мы будем уже завтра утром по дороге к аэропорту и двумя семьями.

Собственно вот как в жизни получается: с молодым человеком меня на юг никогда не отпускали, зато с Виктором — пожалуйста! Да, я, впрочем, и не жалуюсь, любовь приходит и уходит, а Витька остаётся навсегда. Наши отцы — лучшие друзья прямо с садика. Вместе жили, вместе учились, вместе отрабатывали практику, даже на свидания порой с одними и теми же девчонками ходили по очереди.

Вот и женились почти одновременно. И поселились как-то совсем рядом — соседи по этажу, правда, в хорошей новостройке. Ну, думаю, никто не удивится, что и жёны у них забеременели почти одновременно. Олег и Сашка естественно в то время ждали мальчиков, дабы продолжить добрые традиции настоящей мужской дружбы, но, увы, родилась я. Совсем не по плану, зато в один день с Витькой.

Папаши, конечно, сначала расстроились, но мы с Виком как-то здорово стусовались, то есть нашли общий язык, что скоро такой маленький конфуз, как мой женский пол, дорогие родители и не замечали. Мы даже ванну принимать друг без друга отказывались. Но однажды с пяти лет эту практику попытались прекратить. Ну и скандал же тогда закатил Виктор!