Была ли эпидемия холеры а 1827 году

В самом начале 30-х годов XIX столетия Оренбургскую губернию и Оренбург постигла страшная беда — в течение 17 лет, начиная с 1829 года с небольшими перерывами на зиму, здесь свирепствовала холера. Распространению ее способствовали низкий санитарный уровень города и сильная жара.

В августе 1829 года в военный госпиталь Оренбурга доставили рядового линейного батальона с признаками неизвестной болезни. На следующий день больной умер. Вскоре поступил второй больной с теми же признаками, тоже скончавшийся. Случаи стали учащаться. В Оренбурге собрался совет врачей, который констатировал признаки болезни — расстройство пищеварительного тракта, рвота, судороги в конечностях, покрытие языка желтой пленкой.

21 сентября 1829 года было официально объявлено об эпидемии холеры в городе. На борьбу с ней призвали все научные силы, из Казани прибыла группа врачей. За один месяц в городе заболело 250 человек, а уже в 1830 году за полгода заболело 6295 человек, из них 3092 умерло. Улицы Оренбурга опустели. Из города и в город никого не пускали. Даже оренбургские губернаторы жили в своих загородных домах, стараясь не появляться в городе. Во главе Оренбургского края в это время стоял военный губернатор П. П. Сухтелен. Вскоре холера распространилась по всей территории края.

1 октября, — писал врач А.В. Попов, исследовавший историю этой болезни, — холера появилась в поселке Бердском. Первым заболел священник Шишков: еще здоровый он поехал в г. Оренбург, но тот час по возвращению заболел холерою…

Что же произошло с ним?

В конце сентября священник Оренбургской Вознесенской церкви, изнуренный пред тем чахоточным расположением несколько невоздержанною жизнью, заболел жестокою холерою. На другой день собралось духовенство для свершения елеосвящения, в том числе также священник Бердской станицы, человек молодой, но довольно невоздержанной жизни. По окончании обряда он уехал в свой приход и в тот же день заболел холерою и умер. При облачении его тела и отпевании был священник Форштадтский Георгиевской церкви, который заболел холерою в самой Бердской церкви, по счастью, после выздоровел.

Очередной жертвой холеры стала жена бердского казака Анна Забогаева. Лишь после этого забили тревогу.

Заразившимся оказался и лекарь Ягодинский, занимавшийся лечением больных желчным натужным поносом с рвотой в Бердской казачьей станице, Сакмарском городке и Сеитовском посаде с 7 октября по 28 ноября 1829 г. Заметив признаки болезни, Ягодинский успешно прибег к употреблению сладкой ртути с ревенем, магнезией и сахаром.

Всего в эпидемию 1830 года в Оренбургском крае заболело 6295 человек, умерло 3095. По окончании эпидемии Сухтелен представил почти всех чиновников, принимавших участие в борьбе с холерой, и всех врачей к Высочайшим наградам.

В начале 1831 года холеры в Оренбургской губернии не было нигде, кроме Уфы и Уфимского уезда. Летом при смене войск, несших пограничную службу на границе с киргизкой степью, вторая волна заразного заболевания, привнесенного, как и 1829 гoдy, бухарскими караванами, захлестнула Оренбургский край в 1831 году. Тогда холера появилась в Бердах 7 июля. Спустя почтя две недели станичный атаман извещал:

умерла холерою служащего казака Черемухина жена Прасковья, такоже болезнью заболела дворовая женщина здешнего приходского священника Бирского Елена Сиглеева.

Заболевший казак Белоглазов чувствует себя тяжело…

В Оренбурге, несмотря на принимаемые меры, холера свирепствовала жестока: заболевали лица всех сословий, умер полицмейстер города, вымер почти весь уездный суд, умерли многие члены магистрата. Во всех бумагах этого года холера сопровождается эпитетами: пагубная, губительная, бедоносная. В Оренбурге за эпидемию 1831 года заболело 1541 человек, умерло 353. По губернии заболело 21236 человек, умерло 7602.

Описанная эпидемия холеры не ограничилась Россией, вот ее ход: в 1829 году холера попала из Средней Азии в Оренбургский край, в 1830 году — из Персии в Астрахань и Одессу, а оттуда захватила все Поволжье и Москву, в 1831 году — почти всю Европейскую Россию, юго-западную Европу и Германию. В 1832 году холера почти затухла в России, но свирепствовала во Франции, Бельгии, Голландии и из Европы была перевезена в Америку. В 1833-1837 годах она захватила всю Европу, кроме Англии, по нескольку раз в одни и те же места. В 1835 году в России холеры не было. В 1838 году не было ее и в Европе.

Это была первая эпидемия азиатской холеры в Европе. Вторая пришлась на в 1847-59 годы.

С тех пор эта болезнь появлялась практически ежегодно. В 1856 году жители города, вместе со своим Архипастырем, Преосвященным епископом Антонием, обратились в Священный Синод с просьбой о разрешении ежегодно вносить Табынскую икону в город. Разрешение было дано, и в том же году, когда святая икона впервые была принесена в Оренбург, холера в городе прекратилась.

В таких условиях возрастала роль священно-церковнослужителей, так как именно они лучше знали население и вели постоянную работу с ним. На основании определения Священного Синода от 29 июля 1892 г. за № 1677, предпринимают целый ряд мер для более успешной борьбы с холерой. Эти мероприятия можно сгруппировать в три направления.

Во-вторых, в архиерейском доме было проведено собрание духовенства, посвящённое эпидемии. где призвали священно-церковнослужителей напутствовать заболевших не только своего прихода, но и других, где нет священника, проводить беседы с раздачей отпечатанных воззваний и наставлений, агитировать прихожан избавиться от пороков, особенно от пьянства, которые усугубляют течение болезни, совершать молебны и крестные ходы по просьбам прихожан.

В-третьих, мероприятия епархиального начальства были направлены на оказание практической помощи пострадавшим. Пр. Макарий обратился с призывом к жителям оказывать посильную помощь пострадавшим в соответствии с христианской моралью.

На это обращение духовенства откликнулось прежде всего купечество. В каждой церкви были поставлены особые кружки, в которые каждый мог внести посильную лепту для помощи пострадавшим. Но чтобы помощь была адресной и эффективной нужны были организационные структуры, специально занимавшиеся этими вопросами. Поэтому неслучайно в дни разгара эпидемии епархиальным начальством был поставлен вопрос об организации церковно-приходских попечительств.

Священно-церковнослужители содействовали и оказывали помощь властям и медицинским работникам. В с. Спасском св. Матвеем Богородицким и чиновником по крестьянским вопросам А.А. Райским был создан обсервационный пункт для больных и установлен карантин. Ввиду острой нехватки медицинских кадров священно-церковнослужителям приходилось самим оказывать помощь.

По примеру центрального попечительства при епископской кафедре духовенство на местах призывало сельские общества оказывать помощь больным и переселенцам. Во время эпидемии у священно-церковнослужителей прибавилось и своей собственной работы: частые смерти, стремление людей к исповеди и причастию, молебны и крестные ходы. Кроме этого болезнь нанесла урон и самому духовенству. Важно было в разгар эпидемии морально поддержать и утешить людей.

Сельские общества за работу священников вынесли немало благодарностей Епархиальные власти напечатали список особо отличившихся во время эпидемии священно-церковнослужителей.

В конце XIX века медицинское обслуживание жителей Бердского поселка оставалось на низком уровне. В нем не было фельдшерского пункта, роженицам не оказывалась медицинская помощь — они пользовались услугами повивальных бабок. Правда был в станице сотенный казачий фельдшер. Однако обслуживал он, в основном, строевых казаков. До остальной части населения ему не было никакого дела. Неудивительно поэтому, что уровень заболеваемости и смертности среди женщин, детей и мужчин-неказаков были высокими.

в 1897 году в губернии вспыхнула дифтерия или, как тогда говорили, дифтерит, унесший сотни человеческих жизней.

Из всех уездов, сообщал заведующий губернским медико-статистическим бюро доктор М.М. Кенегсберг, — больше всего дифтерит был зарегистрирован в Оренбургском уезде, где он носил, несомненно характер эпидемии.

Высокий процент заболеваемости был отмечен в казачьих поселениях, в том числе расположенных на территории Оренбургского станичного юрта, куда входила и Бердская станица. В ней дифтеритом заболело 5 человек — мужчина и 4 женщины. Применение антидифтеритной сыворотки помогло не всем. Жизнь одной станичницы спасти не удалось. Она пополнила список умерших от инфекционного заболевания в губернии за 1897-1898 годы, число которых составило 248 человек из 834 заболевших.

Унесший в течение нынешней зимы несколько жертв дифтерит появился здесь снова. Перед праздником Вознесения у местного священника захворала шестилетняя дочь. Призванные из города врачи Требинский и Гамбург нашли признаки дифтерита, вследствие чего и просили священника принять меры против распространения этой болезни; об этом же ими было заявлено и местным властям. Больная, прохворав около трех дней, умерла. Священник же, несмотря даже на то, что начал хворать другой его ребенок, нашел эту болезнь не заразительной и, призвав еще священника из города, устроил ей пышные похороны при многочисленном стечении в церкви женщин и детей всех возрастов, причем при совершении похорон не только не были приняты меры предосторожности, но, видимо, даже совершались при присущей нам святой простоте так, как-будто бы больная эта была совсем не заразительная…

В 1921 году разразился голод. Он был вызван засухой, охватившей многие регионы страны, включая Оренбургскую губернию. Сбор зерна тогда составил около миллиона пудов, или седьмую часть от запасов, необходимых, чтобы прокормить местное население.

Голод и болезни косили людей. Часть населения бросала насиженные места и отправлялась куда попало, лишь бы убежать от голода. Только крестьянское население в губернии сократилось за год на 80 тыс. человек.

Штат лечебного состава медсети на 1924-25 год бюджетом был пре­дусмотрен на 17 врачей, 8 зубврача, 33 среднего медперсонала и 36 администр. техническ. персонала, а на лицо в данный момент имеется толь 4 врача, 2 зубврача, 19 фельдшеров, 4 сестры милосердия и 34 административно-технического персоналала.

Снабжение медикаментами. В дан­ном году снабжение населения медика­ментами значительно увеличилось, как против прошлого года, так и против 1-го квартала настоящего года.

В данном квартале на уезд полу­чено медикаментов, мединструментов, на 1925 руб. 25 коп., кроме того увели­чен отпуск на амбулатории из рас­чета посещения больных вместо 1.2 коп. на 1 человека в прошлом году до 4,8 коп. в настоящем.

Улучшение медснабжения. В ука­занное распределение не вошли уча­стки содержащиеся на волостные средства, и получают на отпускаемые средства из Вик-ом медикаменты по дешевой цене в аптеках К.Г.М.Т., кроме того получено из Госфонда 923 руб., на каковые приобретены медикаменты и распределены по участкам для исклю­чительного употребления на оказание медпомощи застрахованным.

К оспопрививательной компании, часть участников уже снабжены ос­пенным дитритом в количестве 21000 доз.

Заболеваемость населения. Заболе­вания во 2-м квартале выражаются в следующих цифрах: стационарных состояло 54, прибыло 118. выздоро­вело 95, умерло 5, осталось 71.

Амбулаторных посещений было 14547, из них первичных 10,989, из общего количества застрахованных посетило 986.

Мероприятия по борьбе с эпидемией. Проработан профилактический мате­риал, о личной санитарии и общест­венно бытовой.

На местах медучастки ведут наблюдения за школами, детдомами и местами общественного скопления.

При наступлении весеннего перио­да, с появлением инфекционных за­болеваний участкам вменено в обязанность принятие необходимых мер предупреждения и распространения изоляцией больных и дезинфекцией мест, служащих началом и рассадником эпидемии.

В числе наблюдающихся заболева­ний значительное место своим рас­пространением занимает «Трахома*, борьба с которой медучастками постав­лена в необходимость срочного об­следования населенных пунктов с лицами заболевшими трахомой.

Ведется подготовка к открытию детских яслей в деревнях на летнее время.

Контрольные органы. Для кон­троля за правильным использованием предметов материальной ценности, на местах образованы контрольно-хозяйственные комиссии из представителей местной власти.

Комплектование сети врачами за­держивается отсутствием свободных и желающих врачей, хотя условия предоставляются сносные 50 руб в мес. бесплатная квартира и проезд до места. Сделано предложение в центр в ВУЗы на 14 врачей, кото­рые ожидаются в скором времени.

Борьба со знахарством. В этой от­расли ведется борьба с подпольными абортами и лечением суррогатами. На этот счет на местах организованы комиссии по определению нуждаемо­сти в производстве аборта и выдачи разрешений.

Санитарное обследование населен­ных пунктов, велось с целью своевре­менного устранения антисанитарии в Гирьяльской, Спасской и Черкасской волостях, в числе их два завода гос винзавод № 3 и 9.

Произведен медицинский осмотр детям школ и детдомам. Всего ос­мотрено 576 человек и 38 школ с 1921 учеником, а всего 2497 человек.

Из общего числа осмотренных де­тей найдено, с удовлетворительным здоровьем 68,43% т.е. 1708 чел, а остальные больные: малярией 7%, порок сердца и невроз 0,5%, зубных заболеваний 6%, чесоткой 2%, туберкулезом 2%, и остальные болеют прочими болезнями, малокрови­ем 4%, трахомой 0,5%.

В общем дело с здравоохранением в уезде пока обстоит благополучно, постепенно с каждым кварталом улуч­шается положение с медицинской помощью среди деревенского населения.

Основная задача состоит в том, чтобы в будущем бюджетном году уве­личить средства на медикаменты с 4,8 коп до 10 и более на каждого больного.

В 1940 году в селе, практически заново, была организована медамбулатория, коллектив которой возглавил Лаврентий Филиппович Вишневецкий. Благодаря его стараниям в Бердах был открыт также аптечный пункт.

С началом Великой Отечественной войны санитарно-эпидемическая обстановка в стране значительно осложнилась. Война повлекла за собой серьезное понижение жизненного уровня советского народа. В тыловые районы страны были эвакуированы большие массы населения из зоны военных действий, что привело к переуплотненности многих населенных пунктов и интенсивному передвижению людских контингентов по путям сообщения. Все это отрицательно сказывалось на санитарно-гигиеническом состоянии населения, способствовало возникновению и распространению различных инфекционных болезней как среди гражданского населения, так и среди личного состава войск.

Заболевание тифом имело место в Первомайском и Бердском сельсоветах Чкаловского района. Чкаловский райсовет дважды рассматривал вопрос о заболевании тифом в начале 1942 г. – 14 февраля и 17 марта. Это объяснялось тем, что, несмотря на принятые меры, случаи заболевания тифом увеличивались. На территории Бердского сельсовета расквартировывали людей, прибывших по железнодорожной дороге, без санобработки. В связи с этим в срочном порядке утвердили смету финансовых затрат по строительству в селе Берды бани в сумме 46467 руб. 83 коп.

В Первомайском сельсовете построили вошебойки, а бани и санпропускники работали нерегулярно. Согласно решению Бугурусланского горсовета в конце 1942 г. открыли детскую инфекционную больницу на 30 коек в помещении бывшего санатория. 23 сентября 1943 г. Чкаловский райсовет Чкаловской области обсуждал положение с сыпным тифом в районе. Проверка показала, что ряд председателей сельсоветов и директоров совхозов не занимались своевременным ремонтом бань и дезокамер.

В декабре 1942 г. в Чкаловской области из 2281 умершего 72 % приходилось на инфекционные заболевания (1644 человека): брюшной тиф – 305, сыпной тиф – 201, дизентерия – 73, токсическая дисперсия – 20, корь – 446, скарлатина – 83, дифтерия – 220, коклюш – 290. Желудочно-кишечные заболевания преобладали в летние месяцы. В августе 1942 г. от них умерло 1545 чел. от общего количества умерших 4036, что составило 38%.

Источники:

Хотел было я в Булони, от крайней скуки, пописать, чтоб обмануть время и себя, но это не удалось по причине той же скуки. Да еще от купанья и от осеннего равноденствия у меня делались приливы крови к голове. — Была там и холера, и в иные дни умирало человек 12, а большею частию — не более 6 и 4-х человек в день. Я слышал что-то об этом, но не обращал внимания, пока в моей отели у горничной не умерла мать. А до тех пор я никак понять не мог, отчего на меня с таким ужасом смотрят прохожие, когда я возвращаюсь с рынка с ежедневной своей порцией винограду и двух больших груш, несомых мною в руках открыто. Я думал, что им странно, что барин сам ходит с фруктами по улицам. Узнавши о холере, я стал завертывать груши в бумагу, совестно стало. Погода была такая, что по утрам три-четыре человека только приходило купаться — конечно, англичане и я. А в одно утро — один я, ей-богу.

Я охотно верю Здекауэру, который пророчит холеру. Это опытный старик. Трепещу заранее. Ведь во время холеры никому так не достанется, как нашему брату эскулапу. Объявят Русь на военном положении, нарядят нас в военные мундиры и разошлют по карантинам. Прощай тогда субботники, девицы и слава!

Уехать я никуда не могу, так как уже назначен холерным врачом от уездного земства (без жалованья). Работы у меня больше чем по горло. Разъезжаю по деревням и фабрикам и проповедую там холеру. Завтра санитарный съезд в Серпухове. Холеру я презираю, но почему-то обязан бояться ее вместе с другими. Конечно, о литературе и подумать некогда. Утомлен и раздражен я адски. Денег нет, и зарабатывать их нет ни времени, ни настроения. Собаки неистово воют. Это значит, что я умру от холеры или получу страховую премию. Первое вернее, так как тараканы еще не ушли. Дано мне 25 деревень, а помощника ни одного. Одного меня не хватит, и я разыграю большого дурака. Приезжайте к нам, будете бить меня вместе с мужиками.

Больше писать я не стану, хоть зарежьте. Я писал в Аббацию, в St. Мориц, писал раз десять по крайней мере. До сих пор Вы не присылали мне ни одного верного адреса, и потому ни одно мое письмо не дошло до Вас и мои длинные описания и лекции о холере пропали даром. Это обидно. Но обиднее всего, что после целого ряда моих писем о наших холерных передрягах Вы вдруг из веселого бирюзового Биаррица пишете мне, что завидуете моему досугу! Да простит Вам аллах!

Ну-с, я жив и здрав. Лето было прекрасное, сухое, теплое, изобильное плодами земными, но вся прелесть его, начиная с июля, вконец была испорчена известиями о холере. В то время, как Вы в своих письмах приглашали меня то в Вену, то в Аббацию, я уже состоял участковым врачом Серпуховского земства, ловил за хвост холеру и на всех парах организовал новый участок. У меня в участке 25 деревень, 4 фабрики и 1 монастырь. Утром приемка больных, а после утра разъезды. Езжу, читаю лекции печенегам, лечу, сержусь и, так как земство не дало мне на организацию пунктов ни копейки, клянчу у богатых людей то того, то другого. Оказался я превосходным нищим; благодаря моему нищенскому красноречию мой участок имеет теперь 2 превосходных барака со всею обстановкой и бараков пять не превосходных, а скверных. Я избавил земство даже от расходов по дезинфекции. Известь, купорос и всякую пахучую дрянь я выпросил у фабрикантов на все свои 25 деревень. Одним словом, А. П. Коломнин должен гордиться, что учился в той же гимназии, где и я.

Душа моя утомлена. Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людям, которым служишь, — это, сударь мой, такая окрошка, от которой не поздоровится. Холера уже в Москве и в Московск уезде. Надо ждать ее с часу на час. Судя по ходу ее в Москве, надо думать, что она уже вырождается и что запятая начинает терять свою силу. Надо также думать, что она сильно поддается мерам, которые приняты в Москве и у нас. Интеллигенция работает шибко, не щадя ни живота, ни денег; я вижу ее каждый день и умиляюсь, и когда при этом вспоминаю, как Житель и Буренин выливали свои желчные кислоты на эту интеллигенцию, мне делается немножко душно. В Нижнем врачи и вообще культурные люди делали чудеса. Я ужасался от восторга, читая про холеру. В доброе старое время, когда заболевали и умирали тысячами, не могли и мечтать о тех поразительных победах, какие совершаются теперь на наших глазах. Жаль, что Вы не врач и не можете разделить со мной удовольствия, т. е. достаточно прочувствовать и сознать и оценить всё, что делается. Впрочем, об этом нельзя говорить коротко.

Способ лечения холеры требует от врача прежде всего медлительности, т. е. каждому больному нужно отдавать по 5–10 часов, а то и больше. Так как я намерен употреблять способ Кантани — клистиры из таннина и вливание раствора поваренной соли под кожу, — то положение мое будет глупее дурацкого.Пока я буду возиться с одним больным, успеют заболеть и умереть десять. Ведь на 25 деревень только один я, если не считать фельдшера, который называет меня вашим высокоблагородием, стесняется курить в моем присутствии и не может сделать без меня ни единого шага. При единичных заболеваниях я буду силен, а если эпидемия разовьется хотя бы до пяти заболеваний в день, то я буду только раздражаться, утомляться и чувствовать себя виноватым.

Когда узнаете из газет, что холера уже кончилась, то это значит, что я уже опять принялся за писанье. Пока же я служу в земстве, не считайте меня литератором. Ловить зараз двух зайцев нельзя.

И напоследок — Маяковский в неопубликованных стихах 1926 года — о карантине для прибывающих в Америку сифилитиков, которого не было — а зря.

Двадцатые годы XIX века в Нижнем Новгороде опять характеризуются чехардой во власти. За какие-то пять лет во главе губернии сменилось три губернатора: Николай Иванович Кривцов, Иван Семенович Храповицкий и Илларион Михайлович Бибиков. Естественно, что за столь короткий срок они не смогли сколько-нибудь существенно изменить положение дел в губернии, но нижегородцам запомнились, причем, каждый по-своему, так как были они людьми совершенно несхожими.

"Посылаю тебе, милый друг, любимое мое сочинение. Ты некогда баловал первые мои опыты - будь благосклонен и к произведениям более зрелым. Что ты делаешь в своем уединении? Нынешней осенью был я недалеко от тебя. Мне брюхом захотелось с тобою увидеться и поболтать о старине - карантины мне помешали. Таким образом, Бог ведает, когда и где судьба сведет нас опять. Мы не так-то легки на подъем. Ты без ноги, а я женат. - Женат - или почти…" - это письмо, сопроводившее только что вышедшего "Бориса Годунова", Александр Сергеевич Пушкин послал своему близкому приятелю, к которому всегда относился с большой симпатией, Николаю Ивановичу Кривцову. Да-да, тому самому Кривцову, возглавлявшему полгода Нижегородскую губернию.

Николай Иванович был поистине незаурядной личностью, герой войны 1812 года, он к моменту знакомства с Пушкиным успел многое повидать и пережить. Некоторые факты из его биографии перешли в разряд легендарных историй о войне с Наполеоном. Во время Бородинской битвы Кривцов был ранен и попал в плен. Наполеон намеревался через кого-нибудь из пленных офицеров возобновить мирные переговоры с Александром I. Выбор пал на Кривцова. Русского офицера привели к французскому императору. Сохранилось предание об их разговоре в горящей Москве.

- Как не стыдно русским жечь такой прекрасный город! - воскликнул Наполеон.

- Это очень благоразумно, - возразил Кривцов, - русские жертвуют частью для спасения целого.

Во время бегства французов Кривцов сумел вернуться в ряды русской армии. Он принимал участие во многих сражениях, но, к сожалению, невредимым остаться ему не удалось. В битве под Кульмом ядром ему оторвало ногу.

Но деятельная натура Николая Ивановича не позволила ему почивать на лаврах героя. Он продолжает активно участвовать в жизни России. В 1818 году Кривцов, причисленный к русскому посольству, уезжает в Лондон. Кстати, именно в это время он познакомился с Пушкиным. Несмотря на разницу в возрасте они подружились, и дружба их продолжалась долгие годы. Именно с Кривцовым Александр Сергеевич обсуждал предстоящую женитьбу на Наталье Гончаровой. Сохранилось письмо, в котором Пушкин делится своими сомнениями по этому поводу: "Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастья мне не было… Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступаю как люди, и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня. Оне входят в мои домашние разчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью…"

Но продолжим о будущем нижегородском губернаторе. Отношения с послом у Кривцова не сложились, и он возвращается на родину, где назначается губернатором Тулы, затем Воронежа и, наконец, в 1826 году - Нижнего Новгорода. В Нижнем Новгороде он прослужил очень недолго, так как оказался неблагонадежен: восстание декабристов положило конец карьере Кривцова. Его брат Сергей и три брата его жены, урожденной Вадковской, оказались в рядах "государственных преступников".

Николай Иванович вынужден был подать в отставку. После отставки на Кривцова было заведено "Дело о превышении власти нижегородским губернатором Кривцовым". Его обвиняли в незаконном отстранении от должности арзамасского исправника, известного взяточника и картежника. Кроме того, в вину бывшему губернатору вменяли "слишком быструю езду во время объезда губернии" и жестокое наказание двух нерадивых ямщиков. Кривцову вынесли выговор "за то, что он при высказаниях своих за открывшиеся на почтовых станциях беспорядки, вышел из границ данной ему власти и благопристойности".

После Кривцова главой Нижегородской губернии назначается действительный статский советник Иван Семенович Храповицкий. За весьма короткий срок своего губернаторства Храповицкий не успел оставить о себе сколько-нибудь значимую память среди нижегородцев. Можно, правда, вспомнить открытие обелиска Минину и Пожарскому, который и ныне считается неотъемлемой частью нижегородского кремля.

Идея поставить памятник Минину и Пожарскому родилась еще в начале XIX века. Нижегородцы собрали 18 тысяч рублей на открытие монумента, но война 1812 года отодвинула это событие, причем созданный "Комитет господ министров положил, чтобы поставить означенный монумент в Москве, а в Нижнем Нове городе соорудить обелиск с описанием на медных досках пиедистала дел сих знаменитых мужей". Проект обелиска для Нижнего Новгорода утвердили в 1825 году, автором архитектурного решения был А. Мельников, а барельефы создал И. Мартос. Было выбрано место для обелиска, кстати, очень удачное. Пятнадцать отдельных кусков, составляющих обелиск, вырубались в гранитных карьерах Карелии, шлифовались в Петербурге, и уже оттуда до Нижнего Новгорода их доставил на своем судне купец Лисин. Однако во время транспортировки часть гранитных "штук" получила повреждение, и откололся верх ствола обелиска.

Расколотый обелиск было решено немного "подсократить", отчего "вид пирамиды памятника не только не потеряет красоты по месту, но и… выиграет, да и прочность не потеряет".

Официальное открытие обелиска состоялось 15 августа 1828 года при многочисленном стечении "всякого звания людей". На открытии присутствовал и губернатор, состоялся военный парад, звучали торжественные речи и стихи, посвященные этому памятному событию…

Вскоре Иван Семенович Храповицкий покинул Нижний Новгород, ушел "с повышением" - был назначен Московским вице-губернатором, а его место занял Илларион Михайлович Бибиков.

Вот уж кому не повезло, так не повезло: буквально одновременно с вступлением нового губернатора на должность в губернию пришла настоящая беда - холера. Эпидемия началась на юге России - в Астрахани и очень быстро стала распространяться в северные районы страны. Власти перепугались, с этой болезнью еще не встречались в Нижегородской губернии, как с ней бороться не знали. Для начала Бибиков распорядился "изучить явление". Оператор нижегородской Врачебной управы коллежский советник Беляев доложил, что причину распространения холеры видит "в особенном состоянии атмосферы". Дабы не пустить страшную болезнь на нижегородскую землю губернатор приказал установить кордоны и заслоны на всех дорогах, ведущих в Нижний Новгород. Эти кордоны дали возможность хорошо подзаработать полицейским чинам, которые останавливали всех без разбору и пугали шприцами и ланцетами для кровопускания. Дабы откупиться от рьяных охранников нижегородских пределов, проезжающие были вынуждены уплатить энную сумму, которая шла, конечно же, не в государственный карман. Кстати, именно этот карантин задержал Пушкина в его Болдинском имении.

Но эти "сухопутные" заслоны не смогли сдержать эпидемию, которая все же пришла в Нижний по Волге с бурлаками. Местный лекарь Мартын Бруннер составил "Руководство для предохранения себя от холеры". Это руководство включало в себя десять пунктов, таких как: "всевозможно беречься от простуды, по ненастному времени одеваться теплее и иметь прочную обувь, если же случилось, кому быть на дожде или замочить ноги, то, немедленно сбросив одежду и обувь, заменить оные сухими и теплыми". Далее рекомендовалось "во время ночи или дня отнюдь не спать на дворе, а кольми паче на мокрой земле, не обременять желудка пищей". И в заключение "не предаваться унынию и печали, сохранять спокойствие и веселость духа".

К сожалению, "спокойствие и веселость духа" сохранить мало кому удалось, так как болезнь распространялась с ужасающей быстротой. Лечили холеру весьма своеобразно: горчичниками, шпанской мушкой, набрюшниками из кошачьей шерсти, электрофорами, нашатырным спиртом. Вовнутрь больным вливали молоко, водку, скипидар, чистый деготь, уксус, прованское масло. Не удивительно, что умирали сотни заболевших. Два раза в день по домам ходили комиссары и опрыскивали в квартирах хлорной водой мебель, одежду, посуду. В семь часов вечера раздавался колокольный звон, после которого запрещалось выходить на улицу. Зимой эпидемия вроде бы приостановилась, но на следующий год разгорелась с новой силой. Не удивительно, что Бибиков "струхнул" больше всех, так как владел информацией больше всех. Из губернаторского дома на Большой Покровке он перебрался в особняк на Варварской улице, велел опустить тяжелые шторы на окнах, запретил мимо здания возить и носить мертвых, доклады комиссаров принимал через дверь. Бедного губернатора можно только пожалеть: закончилась эпидемия, и в это же время закончилось его губернаторство.