Брюшной тиф в блокадном ленинграде

В сентябре 1941 года немцы окружили Ленинград. Жителям города предстояло пережить 900 страшных блокадных дней. Ленинградские медики встали на защиту жизни и здоровья людей. С началом блокады вся система здравоохранения полностью была подчинена условиям войны.

Самыми тяжелыми испытаниями для осажденных горожан стали голод и холод, возникшие в результате катастрофической нехватки продовольствия и проблем с отоплением, канализацией и водоснабжением. Прекратилось также электроснабжение города.

Голод и холод изматывали силы ленинградцев. Голод умножался на холод, на обстрелы, бомбежки, пожары, на потери родных и близких людей.

А каково было работать в таких условиях на оборонных предприятиях, в больницах, госпиталях, в детских учреждениях. Было невыносимо тяжело и трудно. Теперь это даже невозможно себе представить.

Спустя несколько недель с начала суровой осени, среди населения появились массовые случаи заболевания алиментарной дистрофией, которая в первую очередь поразила детей. В ноябре 1941 года люди, страдавшие этим заболеванием, составляли около двадцати процентов от общего числа больных, а в 1942 году уже более восьмидесяти процентов всех ленинградцев перенесли алиментарную дистрофию. Она стала причиной гибели более миллиона горожан.

В марте 1942 года врачи стали выявлять отдельные случаи заболевания цингой, а в последующие два месяца число больных стало неудержимо расти. Одновременно появились больные, страдающие различного рода авитаминозами.

Страшными последствиями недоедания, дефицита тепла, бомбежек и других ужасов блокады стал рост числа больных туберкулезом, а также психическими и инфекционными болезнями. Среди инфекционных заболеваний чаще всего встречались сыпной тиф, дизентерия и инфекционный гепатит, которые стали настоящим бедствием для медицинских работников, не только потому, что не существовало их специфического лечения, голод приводил к нетипичному течению заболеваний. И тем не менее, смертность от инфекций в то время все же была невысокой.

Особенно тяжелые условия сложились зимой 1941-1942 годов. Вышли из строя водоснабжение и канализация. Нечистоты стекали в ленинградские реки, а вода этих рек была источником водоснабжения города и фронта. Вторым источником питьевой воды был талый снег, но он тоже был пропитан нечистотами. Среди гражданского населения и в войсках наблюдалась вшивость, в город хлынули полчища крыс.

По словам заведующего Ленгорздравотделом М. Мошанского, тифозная вошь представляла, пожалуй, не меньшую опасность в городе, чем вражеские войска на подступах к нему. Все это хорошо понимало руководство войсками и городом…То, что в такой обстановке все же масштабных эпидемий не было, сейчас кажется чудом. На самом деле чуда не было. А была организованная, глубоко продуманная героическая совместная работа санитарно-эпидемиологических служб – как военных, так и гражданских.

Во время блокады одной из новых задач эпидемиологов было предотвращение доступа инфекций в Ленинград, а также предупреждение возможности их вывоза из осажденного города по путям эвакуации населения. Эти задачи были успешно решены совместными усилиями противоэпидемических служб армии, флота и органов управления службами здравоохранения Ленинграда.

Ладожское озеро было превращено в мощный противоэпидемический барьер. На его берегах были организованы и активно работали санитарно-контрольные пункты, санпропускники, изоляторы, инфекционные госпитали, банно-прачечные отряды, санитарно-эпидемиологические лаборатории, эвакопункты. Можно, пожалуй, сказать, что ни в одном из звеньев медицинской службы города, фронта не было столь ярко выраженного четкого взаимодействия как в работе эпидемиологических служб армии, флота и Ленинградского горздравотдела. Возглавляли эту ответственную и крайне сложную работу начальник противоэпидемического отдела Ленинградского фронта генерал-майор Д.С. Скрынников и Главный эпидемиолог фронта, профессор С.В. Високовский. Противоэпидемическую службу Краснознаменного Балтийского флота возглавил сначала профессор М.Б. Орлов, а затем полковник медицинской службы А.А. Куклинов. Главным эпидемиологом флота был профессор Н.И. Иоффе. Эти руководители проделали огромную работу, создав хорошо организованную стройную систему противоэпидемической защиты города, фронта и флота.

В начальный период войны Балтийский флот оказался в чрезвычайно сложной эпидемической обстановке. Вдоль побережья, через военно-морские базы из оккупированных районов в Ленинград направлялись потоки мирного населения. К военно-морским базам стягивались и отступавшие под натиском врага части Красной армии. Одновременно происходил массовый призыв моряков из запаса. Перед медицинской службой стала задача не допустить заноса и распространения инфекций. Надо было обезопасить и корабли, действующие в море, и на берегу – соединения и части морской пехоты и авиации. С первого дня войны в основу противоэпидемической работы был положен профилактический принцип. Балтийский флотский экипаж и экипажи на морских базах служили основными барьерами, препятствовавшими проникновению инфекции на флот. В Ленинграде и Кронштадте были развернуты мощные инфекционные госпитали, руководимые опытными специалистами – П.И. Стреловым и В.Н. Крыловым.

Упорная, настойчивая работа по профилактике эпидемических заболеваний принесла свои плоды. В самый критический период блокады в городе не было эпидемий сыпного и брюшного тифа, как это неминуемо должно было произойти и как ожидали фашистские стратеги.

Большую роль в борьбе с инфекциями играла крупнейшая в городе инфекционная больница Ленгорздравотдела – инфекционная больница имени С.П. Боткина (Главный врач – Галина Львовна Ерусалимчик). Вместе с находившимся на её территории отделом камерной дезинфекции и расположенными рядом санпропускником и изолятором больница ни на один день не прекращали своей деятельности – даже в самый тяжелый период блокады. Когда в феврале 1942 года в больницу на лечение привезли более двадцати истощенных детей, эвакуированных из оккупированных районов области, все они оказались завшивленными и больными сыпным тифом (как это выяснилось впоследствии). Из застрявшего в сугробе автобуса персонал больницы на руках переносил детей в отделение. В результате самоотверженной работы врачей, среднего и младшего медицинского персонала вспышка сыпного тифа была локализована (всего в больнице было выявлено 70 случаев заболевания) и вскоре ликвидирована.

Было сделано все для того, чтобы не допустить распространения заболевания в городе. Эта победа была достигнута ценой жизней 16 сотрудников больницы, умерших от сыпного тифа. И эта маленькая победа – лишь одна из множества примеров самоотверженности ленинградцев, вставших на защиту своего города, вставших на борьбу за освобождение нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков, от вероломного и жестокого врага.

В оздоровлении блокадного Ленинграда и приведении города в надлежащее санитарное состояние решающую роль сыграла также очистка города весной 1942 года. За первую блокадную зиму город был сильно загрязнен, что создавало вполне реальную угрозу весенней вспышки эпидемических болезней. В апреле-мае 1942 года более трехсот тысяч ленинградцев приняли участие в уборке дворов, улиц, общежитий, квартир. На грузовых трамваях и на автомашинах были вывезены тысячи тонн нечистот, мусора, грязного льда и снега. В первую очередь были собраны, вывезены и захоронены многочисленные трупы людей. В городе были наведены необходимые санитарная чистота и порядок, насколько это было возможно в условиях войны и блокады.

На всех оборонительных участках были созданы местные санитарные части с широкой сетью медицинских пунктов и санитарных постов. Работа таких санчастей была тщательно продумана и спланирована. Например, санитарный пост во главе с санитарной дружинницей был рассчитан на обслуживание 200-300 трудармейцев, пост с медицинской сестрой – на 500-600 человек, врачебный медицинский пункт – на 1500-2100. Один санитарный врач (или эпидемиолог) должен был обслуживать до 3-4 тысяч человек. Проводилась массовая иммунизация населения и войск, был введен строгий карантин для пребывающих в город, издан приказ об обязательной госпитализации всех лиц с высокой температурой неясного происхождения. Осуществлялась массовая разъяснительная работа среди населения по вопросам личной и общественной гигиены, профилактики инфекционных заболеваний.

Эпидемиологическое благополучие блокированного Ленинграда поражало не только немецких врачей. В 1943 году на Балтику в качестве гостя приехал представитель медицинской службы Военно-морского флота США. Гостя больше всего поразил вид Ленинграда – чистого, вымытого, живущего своей жизнью. Его удивили и работающие в городе театры и кино. Но больше всего он был поражен отсутствием в блокированном городе, с его многомиллионным населением, каких-либо эпидемий. Это противоречило сложившимся столетиями в мире представлениям о неизбежности опустошительных эпидемий в осажденных городах. Иностранцам трудно было понять – в чем же состоит причина исключительности Ленинграда? И эта причина в людях, которые встали единой стеной на защиту своего любимого города. И это было успешно выигранное ими сражение не только на военном, эпидемиологическом и эпидемическом фронтах. Оно стало весомым вкладом в общую победу над ненавистным врагом.

Характеристика деятельности института имени Пастера в течение второго года войны
(январь 1942 — декабрь 1942 года включительно).

В смысле военной обстановки и эпидемиологических об­стоятельств, которые могли бы влиять на эпидсодержание дан­ного периода, следует указать здесь на следующее: полная ста­билизация фронта, позиционная война, оживление заглохшей было деятельности бомбардировочной авиации противника с наступлением белых ночей; усиление систематических артил­лерийских обстрелов города неприятелем с заранее подготов­ленных огневых позиций; попытка нового штурма Ленингра­да немцами; голодная зима и массовая гибель ленинградцев от голода; остановка городского транспорта; бездействие в неко­торых районах радио.

Эвакуация населения, особенно весной и летом 1942 года; исключительная по размаху кампания по очистке загрязнен­ного города (весна 1942 г.) пуск некоторых маршрутов трам­вая (весна), массовые огородные (коллективные и индивиду­альные) работы, участие населения в заготовке топлива путем сноса деревянных строений.

Исключительные трудности коммунального и бытового по­рядка зимой 1942 года (начавшиеся уже в 1941 году) создали со­вершенно неповторимую эпидемиологическую обстановку.

Очистка от мусора и нечистот совершенно почти прекрати­лась в городе. Наступило замораживание канализационной си­стемы из-за отсутствия топлива и бомбардировок. Последние создали повышенную заболоченность почвы Ленинграда. Сни­зился в связи со всем перечисленным общий санитарный уровень в квартирах, общежитиях, эвакопунктах, больницах. В январе на­селение для водопользования прибегало к забору воды из ленин­градских рек, каналов или растаивало для этого снег с улиц.

По причине отсутствия топлива имели место резкие пере­бои в работе лабораторий, дезкамер, санпропускников, поли­клиник, больниц. Буквально на несколько дней вовсе замерла жизнь и в лабораториях Института им. Пастера, хотя все основные работники продолжали находиться и жить на территории Института.

Сложившаяся обстановка отразилась и на полноценности диагностической работы поликлиник и врачебной квартир­ной помощи, особенно, если учесть чрезвычайно возросшее ко­личество лиц хотя и не имевших инфекционных заболеваний, но требовавших медицинской помощи. Резко возросла общая смертность населения. При наличии ослабления диагностиче­ской работы, а, следовательно, и регистрации инфекционных заболеваний, перед эпидемиологической организацией был поставлен в это время для разрешения вопрос, не имеется ли среди населения пропущенных случаев инфекционных заболе­ваний. На поставленный таким образом вопрос был дан по не­которым косвенным показателям и соображениям отрицатель­ный ответ на основании следующих данных.

1). При общем снижении регистрации заболеваний брюшным тифом, сыпным тифом и капельными инфекциями, реги­страция дизентерии, например, не только не снизилась, а коли­чество заболеваний явно дизентерийной природы, если судить по клиническим и эпидемиологическим особенностям (очаго­вость), стало резко нарастать. Следовательно, представлялось возможным убедиться, что инфекция, принимающая эпидеми­ческое распространение, все же находит отражение в регистри­рующем аппарате.

2). В больницу им. С. П. Боткина в декабре 1941 г. и янва­ре 1942 г. — было направлено около 200 лихорадящих больных, подозрительных на сыпной или брюшной тиф. Эта больница, сохранившая в основном кадры опытных инфекционистов и лабораторное оборудование, не выявляла среди поступивших больных в этот период, за редкими исключениями, ни сыпно­го, ни брюшного тифа.

3). Наконец, довольно многочисленные данные патолого-анатомических вскрытий, производимых в этот период (проф. Цинзерлинг и др.), также свидетельствовали об отсутствии сре­ди умерших нераспознанных случаев брюшного и сыпного тифа.

Однако уже в феврале 1942 года стала отчетливо выявлять­ся эпидемиологическая сущность таких заболеваний. Они рас­пространялись гнездно, давали в ряде случаев большие очаги (ремесленные училища, эвакопункты). В этих очагах среди слу­чаев, протекающих в виде энтеритов и энтероколитов, имелось значительное количество больных со слизисто-кровянистым стулом. Переживаемые зимние трудности редко давали воз­можность бактериологически освещать описанные заболева­ния. Однако производимые патолого-анатомические иссле­дования позволяли судить о большой частоте тех или иных изменений дизентерийного характера при вскрытии умерших в состоянии дистрофии, особенно при явлениях желудочно-кишечных расстройств. Только в более поздний весенний пе­риод работами Института им. Пастера (Э.М. Новгородская) удалось бактериологически подтвердить дизентерийную при­роду так называемых дистрофических поносов.

В разделе капельных инфекций продолжалась тенденция, выявившаяся уже осенью 1941 г. Все капельные инфекции упа­ли до небывало низкого уровня, за исключением дифтерии, давшей с весны 1942 г. резкий подъем. Исключительно высо­кого уровня достигла больничная летальность по ряду инфек­ций в разбираемый период. Следует особенно подчеркнуть, что подавляющее большинство умерших в это время в инфекци­онных больницах относились к группе дизентерии, отягчав­шей дистрофическое состояние больных. Дизентерия в марте и апреле даже по абсолютному количеству регистрируемых слу­чаев достигла уровня летних месяцев 1935, 1937 и 1939 гг., име­ла резко выраженный гнездный очаговый характер, локализу­ясь в неликвидированных еще к тому времени эвакопунктах, а также ремесленных училищах, ФЗО, детских распределителях и госпиталях. Спад этой зимне-весенней волны дизентерий на­чался лишь со 2-й половины апреля.

В рассматриваемый период не остался без последствий зимний режим водоснабжения и удаления нечистот и по отно­шению к брюшному тифу и паратифам. Подъем их относился к апрелю. Заболевания брюшным тифом в весенний период име­ли рассеянный характер. Но уже в мае завязались узлы очаго­вости брюшного тифа в детских коллективах среди детей млад­ших возрастов.

Внимание эпидемиологической организации, в том чис­ле и Института им. Пастера, было направлено в особенности на мероприятия по сыпному тифу, так как он при тяжелой коммунально-бытовой обстановке мог принять в этот период стихийные размеры. Сыпнотифозные заболевания были выяв­лены в начале марта в трех характерных объектах: детский дом, эвакопункт, стационар для дистрофиков. Эти три объекта рас­полагались в одном районе, а два из трех очагов были между собою связаны (детский дом, эвакопункт). До 60% всех заболе­ваний города в первой половине весны оказались связанными с указанными двумя объектами. По причине отсутствия трам­вайного сообщения и малого передвижения населения по го­роду вообще в этот период гнездность сыпного тифа ограничи­лась преимущественно районом возникновения и соседними с ним районами. Рассеивания сыпного тифа по всему городу уда­лось избежать.

Исключительно большое место среди заболевших сыпным тифом занимали дети (детские распределители, детские дома) и медицинский персонал.

В ряде объектов путем эпидемиологического обследования (ретроспективные положительные пробы с помощью реакции Вейль-Феликса, поставленные в Институте им. Пастера) удалось установить, что первые заболевания относились не к марту, а к началу февраля месяца. Связывались эти заболевания с наличи­ем в тот период определенного количества беспризорных детей, поступающих неорганизованно в детские коллективы. Тяжесть течения сыпного тифа оказалась умеренной и далеко не достиг­ла той, которая была в годы гражданской войны.

Ликвидация сыпного тифа в весенний период наталкива­лась на ряд препятствий, важнейшими из которых являлись: слабая диагностическая работа врачей, педикулез среди насе­ления, накопившийся за зимние месяцы, неработоспособность бань, прачечных, санпропускников. Только к маю удалось осу­ществить ряд условий для усиленных мероприятий по ликви­дации сыпного тифа, что не замедлило сказаться на купирова­нии возникшей вспышки. Противоэпидемические мероприятия и эпидемиологиче­ская работа не были свернуты в эти тяжелые зимние месяцы.

Коечный фонд полностью обеспечивал безотказную госпи­тализацию. Вывоз инфекционных больных не прекращался си­лами автотранспорта, а также на санках вручную силами дру­жинниц РОКК. С помощью конно-душевых установок сохранена была возможность санобработки в Центрально-изоляционном санитарном пропускном пункте. Начался серийный выпуск жа­ровых дезинсекционных камер. Широко стал использоваться в качестве заменителя метод порошковой дезинсекции с помо­щью парадихлорбензола, проверенный лабораторно и опыт­ным порядком (Пацановский, Токаревич, Успенский).

Учетно-регистрационная работа Городского эпидбюро и работа дезотрядов не прекращалась ни на один день. При пе­рерывах (кратковременных) телефонной связи эпидемиологи­ческая сигнализации осуществлялась пешим эстафетным по­рядком от района к району до эпидбюро и обратно. Дезотряды были рассредоточены по городу.

В начале февраля Горкомом ВКП(б) и Ленгорисполкомом были приняты решения о полном восстановлении работы Ин­ститута им. Пастера, Института вакцин и сывороток, Централь­ной дезстанции. Решения эти были выполнены к началу весны.

Чтобы не допустить рассеивания инфекций через кольцо блокады, в ряде пунктов эвакуационной трассы были установ­лены санитарно-контрольные пункты, вооруженные автоуста­новками для санобработки и дезинфекции.

Несмотря на дистрофическое состояние Ленинградского населения, было решено широко иммунизировать его против брюшного тифа и дифтерии.

Весна 1942 г. явилась критическим периодом в Ленинграде в эпидемическом отношении. Продолжение описанных выше санитарных условий неизбежно привело бы к вспышке массо­вых эпидемий по ряду инфекций. Однако принятые меры купи­ровали непосредственную угрозу стихийного их распростране­ния. Решение Городского Комитета ВКП(б) и Ленгорисполкома об очистке города и наведении элементарного санитарного по­рядка, несмотря на труднейшие внешние обстоятельства, вызвало от­клик у широчайших слоев населения; сотни тысяч трудящихся бросили все свои силы на очистку города — чистились улицы, дворы, квартиры. Начали работать бани и прачечные.

Блокадный Ленинград. На очистке города 1942 г.

Восстанавливалась работа санитарно-бактериологических лабораторий. Издан был ряд строжайших решений Ленгори­сполкома: об обязательной госпитализации инфекционных больных, обязательной для всех граждан дезинфекции по тре­бованию органов здравоохранения. Введена строжайшая ответ­ственность директоров предприятий за педикулез среди рабо­чих и служащих. Введены меры административных санкций за нарушение указанных противоэпидемических постановлений.

Исключительные меры по борьбе с неблагополучной в эпи­демическом смысле обстановкой достигли летом 1942 года свое­го высшего размаха. Только этим можно объяснить, что сыпной тиф, давший внушительные показатели, круто пошел на спад.

Однако справиться с брюшным тифом оказалось труднее. Тем не менее, и здесь, во втором полугодии 1943 года, сказал­ся благоприятный перелом в эпидемическом состоянии горо­да. Результаты иммунизации детских контингентов дали поло­жительный эффект уже к концу 1942 г когда удалось охватить прививками подавляющее большинство детей. Понадобилась повторная ревакцинация почти половины населения осенью 1942 г., чтобы сбить брюшной тиф с сотен до десятков случаев.

Изучение последующей заболеваемости брюшным ти­фом и паратифами с определенной достоверностью показало (Ф.И. Красник), что введенные впервые в 1942 г. в нашей стра­не Ленинградским Исполкомом обязательные прививки детей раннего возраста против брюшного тифа оказались вполне эф­фективной мерой. Привитые ленинградские дети почти не за­болевали брюшным тифом, тогда как в других крупных цен­трах страны заболеваемость детей этой инфекцией достигла очень высокого уровня и составляла 30-50% всей брюшноти­фозной заболеваемости. Так, предпринятый в тяжелый период блокады широкий эпидемиологический опыт иммунизации детей против тифа и паратифа дал значительные результаты на весь послеблокадный и послевоенный период.

Источник: отчет о работе института эпидемиологии и микробиологии им. Пастера за годы Великой Отечественной войны (1941 – 1945 гг.) Спб.: Феникс, 2008.

27 января — 70 лет со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады в ходе Великой Отечественной войны. 900 дней. За всю историю ни один город мира не отдал за победу столько жизней, сколько Ленинград. По сегодняшним оценкам, почти полтора миллиона человек. Как готовится город на Неве к юбилею?

Чемпионка Советского Союза среди девушек 1939 года по теннису Наталья Ветошникова готовилась к союзному первенству уже во взрослом разряде. Мечтала о золоте — были все шансы. Сегодня рассказывает, как от голода умерли папа и еще одиннадцать родственников, как перестала все время хотеть есть лишь к 1948-му, как смерть поселилась в блокадном городе.

"Мечта выиграть первенство СССР мне помогла выжить, потому что когда наступил холод, я себе поставила цель, что от голода не умру, — я должна выиграть. Первенство Союза я не выиграла, но все-таки были хорошие достижения. Была в десятке", — вспоминает Ветошникова.

Сегодня петербургское радио выходит в эфир из той самой — блокадной — студии радио Ленинградского. Именно здесь перед микрофоном читала пронзительные стихи Ольга Берггольц. Здесь стоял ленинградский метроном. Репродуктор — единственный источник информации — значил гораздо больше, чем нынешние телевидение и Интернет. Слушали каждое сообщение и с надеждой ждали следующего.

"Это больше, чем собеседник. Люди были одни в холодных комнатах. Они жили с радио, общались с радио", — отметила звукорежиссер Ленинградского радио, хранитель блокадного музея Петербургского дома радио Маргарита Клыкова.

Потому не было сомнений, кому первому вручить специальный — для предприятий, работавших в годы блокады, — памятный знак в честь 70-летия освобождения города.

Мама Георгия Полтавченко, блокадница, до сих пор работает. Она рассказывала сыну, что 27 января как раз радио и не услышала — спала. О том, что блокады больше нет, узнала, испугавшись артиллерийских залпов. Это был победный салют.

"Я всегда маму спрашивал: а ты не думала никогда о том, как ты будешь жить, если немцы придут в город? Она дала удивительный ответ. Думаю, что это ответ практически всех блокадников: "Я знала, что пока я жива, немцы не придут", — сказал губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко.

Исаакиевская площадь. Историческое название ей и еще почти двум десяткам площадей и улиц вернули как раз накануне снятия блокады. Мало кто знает, что Исаакиевская площадь носила имя Вацлава Воровского, Дворцовая — Моисея Урицкого. И совсем трудно поверить, что главная улица тоже называлась по-другому.

"Оказывается мой родной и любимый Невский был Проспектом 25 октября. Мне так было странно", — признался Полтавченко.

12 января началась операция "Искра", которая унесет больше 30 тысяч жизней советских солдат и офицеров и вернет свободу городу на Неве. На следующий день в городском исполкоме подписывают протокол №105, который возвращает городу историческое лицо.

"Это было осознанное решение, которое направлено на обращение к каким-то глубинным корням патриотического сознания. Как подарок, без преувеличения. Доказательства права на историю, которая была возвращена нашему городу ценой чудовищных страданий", — считает член топонимической комиссии Санкт-Петербурга Андрей Рыжков.

Иногда спорят, нужны ли были такие жертвы? В пример приводят Париж — может, надо было сдать город фашистам? Вот, кстати, один из ответов: самая северная точка Холокоста, день памяти жертв которого тоже отмечают 27 января. Памятник евреям города Пушкина. Здесь расстреляли 800 человек. До Ленинграда — всего 30 километров.

Еще один ответ — документ с распоряжением Адольфа Гитлера, который практически хоронит Ленинград как город. Это было целенаправленное уничтожение мирного населения. В других официальных документах можно найти расчеты, сколько человек замерзнет, сколько — встретит смерть от голода, как быстро начнут умирать дети. Кадры хроники: плачущая женщина отдает своего ребёнка похоронной команде и сгибается в рыданиях.

"Я уже в морге была. Нас мама сдала, двух покойниц. Ниночка где-то в братских могилах так и осталась. Меня сдали в больницу, где я пролежала три месяца. Мне пальчики ампутировали на правой ножке. Но я чудом осталась жива", — рассказала жительница блокадного Ленинграда, игуменья Горненского женского монастыря в Иерусалиме Георгия.

Немцы рассчитывали — и не скрывали этого — что бьющийся в агонии мегаполис захлестнут инфекции. Нет водопровода, канализации. Небывалое — людей кусают не собаки, которых съели, а голодные крысы. Сотрудники Института микробиологии имени Пастера, который не стали эвакуировать, ценой собственных жизней спасали людей от страшной смерти.

"Дифтерия, желтуха, сыпной тиф, брюшной тиф, а также 57 вспышек инфекционных заболеваний, и ни одна из них не переросла в эпидемию", — отметил директор института Анатолий Жебрун.

К началу войны Смоленское кладбище было закрыто для погребений. Но что значат человеческие запреты перед лицом судьбы? Братские могилы, в которых хоронили всех, невзирая на заслуги, звания, награды, — перед смертью все равны. Подтверждение — мемориальный знак профессорам Академии художеств. В их числе и знаменитый Владимир Фролов, который умер от голода в собственной мастерской здесь же, на Васильевском острове.

Тогда в мастерской были выбиты стекла, залетал снег, а художник, который создавал мозаику знаменитого Спаса-на-Крови, на стенах мавзолея, многих домов Петербурга, Москвы, Киева, продолжал трудиться. Результат — станция "Новокузнецкая" Московского метрополитена. Мозаику каким-то невероятным способом почти обессиленный Владимир Фролов сумел доставить к катеру, уходящему по Ладожскому озеру на Большую землю. И, как говорят, он осознавал, что творить больше не сможет.

"Моего деда называют героем, говорят, что он совершил подвиг, создав мозаики и отправив их в Москву. Я не возражаю, но подвиг совершали все, кто защищал свои жизни, работу и город. Это подвиг!" — уверен искусствовед, внук Владимира Фролова Владимир.

Это правда: нет ни одной ленинградской семьи, которой бы не коснулось горе, у которой бы блокада не отняла самых дорогих и любимых.

В честь 70-летия освобождения Ленинграда от блокады будет устроен военный парад, который, возможно, станет ежегодным, — возле самого скорбного места Петербурга — мемориального Пискаревского кладбища, в земле которого лежат полмиллиона человек.

"Парад действительно состоится впервые за всю историю празднования этой даты, чтобы отдать воинские почести победителям, тем, кто лежит на этом кладбище, тем, кто победил блокаду ценой своей жизни", — сказал Георгий Полтавченко.

Итальянская улица. В 1944 году — улица Александра Ракова. Вокруг одной из экспозиций разгорелись споры, были негативные публикации, что воссоздавать атмосферу блокадного города аморально. Впрочем, есть и другая точка зрения: воссоздавать нужно, причем максимально реалистично. Возможно, это воплотится в жизнь в новом Музее блокады, который накануне празднований решили расширить и перевезти в новое здание, чтобы не только помнили, но и знали правду о блокаде, которая у любого нормального человека вызывает отвращение к войне.