Вич как снятся с учета украина

В правительстве обсуждают идею ввести административное наказание для ВИЧ-инфицированных, которые не встали на учёт в региональные СПИД-центры. Нарушителей будет ждать наказание.

А. МИТНОВИЦКАЯ: Всех ВИЧ-инфицированных заставят встать на учёт: Ольга Голодец поручила правительству разработать и обсудить вопрос о введении мер административной ответственности за уклонение ВИЧ-инфицированных от постановки на учёт. Должны пройти общественные слушания, и это притом, что уже сейчас в законодательстве есть меры ответственности для ВИЧ-положительных, если они не сообщают о своей болезни и заражают кого-то. Но, судя по всему, этого мало, Голодец говорит, что необходимо как-то усилить эти меры, ввести ещё какие-то наказания. Это вызывает массу споров, будем выяснять и разбираться. Два эксперта у нас на связи. Член правления Содружества молодых врачей Дмитрий Булетов и член координационного совета всероссийской общественной организации "Объединение людей, живущих с ВИЧ" Алексей Бурлак. Добрый день! Давайте дадим возможность Алексею Валерьевичу высказаться. Что Вы думаете по этому поводу? Вам ближе и понятнее эта ситуация. Есть и целые сайты, на которых поэтапно расписывается, что делать, если ты уже встал на учёт, как сняться, как скрыться, какие заявления написать, или ни в коем случае не вставать. Можно сказать, это сообщество категорически против того, чтобы рассказывать об этом всем. Почему так? Надо ли такие жёсткие меры принимать, как говорит Голодец?

А. БУРЛАК: Скажу следующее: во-первых, тех, кто не хочет вставать на учёт, катастрофически мало.

Если человек, который заболел гриппом, может в любом городе получить лечение, то человек с ВИЧ-инфекцией такого лечения получить в любом городе не может. Права его ограничены, он привязан к месту своего жительства, регистрации. А работа, к сожалению, есть не везде, а ездить каждый раз сложно. Чего мы этим добьёмся? Готова ли система всех принять? Мы не можем обследовать всех, выявить всех людей с ВИЧ-инфекцией, не получается, сколько ни бьёмся. Эффект есть, но недостаточный. На учёте стоят далеко не все, не потому что не хотят, а потому что не выявили. Может, об этом надо поговорить?

А. М.: Полагаете, предложение ни к чему особо не приведёт?

А. Б.: Не приведёт, отказов вставать на учёт и сейчас практически нет.

Они заинтересованы в этом, потому что при ВИЧ-инфекции не могут получить патенты, разрешения работать и так далее.

А. М.: В остальном никто ничего не скрывает. Дмитрий Андреевич, так уж мало ли тех, кто не хочет регистрироваться?

Д. Б.: Коллеге, наверное, виднее, но я приведу примеры из практики, почему я считаю, что мера нужна.

Первый аргумент профессиональный: я работаю хирургом, напрямую соприкасаюсь с телом человека, подвергаюсь риску заразиться ВИЧ-инфекцией. Ситуации бывают, когда приходит пациент, спрашиваешь, есть ли инфекции, говорят, ничего нет, а собираешь анализы — видишь: ВИЧ-инфекция. Спрашиваешь: как же так? Оправдываются, что постеснялись, не отдавая себе отчёта в том, что подвергают риску медицинский персонал.

А. Б.: Здесь аргумент неуместен, потому что каждый врач, который совершает манипуляции с биологическими жидкостями человека, к пациенту относится как к потенциально инфекционно опасному. Потому что их поставили в такие условия.

Д. Б.: Конечно, при обычных пациентах мы работаем в перчатках, но при особо опасных инфекциях есть специальный набор резиновых перчатках, в которых всегда работать невозможно: попробуйте в варежках завязать нитки. Вырастет количество ошибок из-за того, что неудобно работать. Плюс костюмы, в которых мы работаем с ВИЧ-инфицированными, — в них неимоверно жарко, они неимоверно тяжёлые, из-за этого может пострадать здоровье других пациентов.

А. М.: Другие аргументы?

Д. Б.: Чисто человеческие — я тоже хочу общаться со всеми людьми, если мне понравилась девушка, хочу знать, здорова она или нет. Я могу с ней общаться по-дружески, но отношений не строить, потому что инфекция. ВИЧ сокращает продолжительность жизни, качество её уменьшает. Создаётся в государстве огромное количество центров для помощи ВИЧ-инфицированным. Может, их недостаточно, но чтобы понимать, сколько их нужно, нужно понимать, сколько у нас больных. Если у нас больше 3 млн, как показывают мировые данные… ВОЗ признала, что Россия — самая "эпидемичная" страна по развитию ВИЧ-инфекции, ни в одной стране мира не растёт такими темпами количество ВИЧ-инфицированных, как у нас. Единственный способ остановить пандемию — жёсткий контроль.

А. М.: Алексей Валерьевич, как Вам идея с единым списком?

А. Б.: Реестр существует, но не услышал ни одного реального аргумента. Количество пациентов посчитано, условий для них не создано.

Д. Б.: Вы врёте, просто по тому, что говорит статистика, данные официальные Минздрава, которые говорят, что в полтора раза занижена статистика, именно потому, что люди не хотят.

А. Б.: А тестируют бабушек, на них переводят средства, давайте тестировать молодёжь, тех, кто никогда не тестировался!

А. М.: Это всё правильно… Алексей Валерьевич, а жизнь и здоровье, качество жизни крайне важны, за это борются. Соглашусь с Булетовым, если мне понравился молодой человек, я хотела бы быть уверена, что он здоров, или знать, что он нездоров: это не значит, что я его брошу сразу.

А. Б.: Важно создавать условия, чтобы человек мог легко, спокойно раскрывать свой статус.

А. М.: А почему человек не может заявить? Его уволят? С ним перестанут здороваться за руку?

А. Б.: Люди не знают, что такое ВИЧ-инфекция, боятся её. А будут знать — не будут бояться.

У больного пневмонией в горбольнице обнаружили СПИД, о чем сообщили его родственникам и соседям. От него ушла жена, начались пересуды. После того, как вскрылась врачебная ошибка, пациент потребовал компенсацию в 1 млн руб. за ложный диагноз, но суды ему отказали. Они посчитали, что истец не доказал вину учреждения. ВС разобрался, на кого должно ложиться бремя доказывания, и указал на очевидные ошибки коллег. Это определение имеет большую практическую ценность и меняет сложившуюся практику, считают эксперты.

Официальной статистики медицинских ошибок в России не существует, но по приблизительным подсчетам, они становятся причиной гибели 40 000 - 50 000 человек ежегодно. Еще больше пациентов, узнав неправильный диагноз, долгое время безуспешно лечат "не ту" болезнь, затрачивая на это здоровье, деньги, нервы и время. Единственный относительно действенный способ защитить их права - это иск о компенсации морального вреда.

Еще одна проблема в том, что в российском законодательстве нет четких критериев, позволяющих определить размер такой выплаты. Ее назначает суд, который опирается на "разумность и справедливость, характер и степень страданий, степень вины причинителя" (ст. 1101 ГК). "Суды на формальном и психологическом уровне не способны выносить решения о взыскании значительных сумм. Как следствие - жизнь и здоровье людей ценится крайне низко," – комментирует партнер юридической фирмы "ЮСТ" Александр Боломатов.

Кроме того, сегодня очень непросто доказать медицинскую ошибку, рассказывает Павел Хлюстов, партер КА "Барщевский и партнеры". "Сложно установить факты, которые подтверждали бы неправильное лечение, - объясняет он. - К тому же, многие эксперты, проводящие судебно-медицинские экспертизы, проявляют профессиональную солидарность".

В конце 2014 года житель Липецка Семен Курьянов* попал в горбольницу № 4 с пневмонией. На 25 декабря был назначен очередной анализ крови, а на следующий день пациента выписали без объяснений. Долечиваться ему пришлось самостоятельно и за свой счет.

Перед самым Новым годом, 31 числа, Курьянову позвонили из областного СПИД-центра и сообщили, что анализ крови показал положительную реакцию на ВИЧ. Ошеломленный, он в тот же день примчался в лечебное учреждение, полагая, что произошла какая-то ошибка. Однако там заверили, что сомнений быть не может: мужчина болен больше года, это ставит под угрозу здоровье близких и родственников инфицированного, поэтому сотрудники СПИД-центра уже сообщили обо всем его жене. Курьянов продолжал настаивать на том, что заразиться нигде не мог, и потребовал провести повторный анализ. Исследование экспресс-методом, а позже - полное, подтвердили, что произошла ошибка, и пациент здоров. Но супруга уже разорвала с ним отношения.

А 16 февраля 2015 года сотрудники центра пришли к Курьянову домой, пока его не было, чтобы "проконтролировать состояние здоровья ВИЧ-инфицированного", о чем они прямо сообщили пожилому отцу мужчины. Разговор состоялся на лестничной площадке, его слышали соседи. С момента сообщения о диагнозе Курьянов, по его словам, испытывал "сильные нравственные страдания", что и побудило его обратиться в Октябрьский районный суд Липецка. Истец требовал выплатить ему компенсацию морального вреда в размере 1 млн руб.

В ходе заседаний выяснилось, что в горбольнице № 4 лечился ВИЧ-инфицированный Р., кровь которого, возможно, и попала в пробирку Курьянова. Кто, кроме медиков, мог их перепутать? Однако для суда этого оказалось недостаточно, чтобы возложить на них вину. Ее должен был доказать истец, указал райсуд. Кроме того, он пришел к выводу, что диагноз не причинил вреда жизни и здоровью Курьянова. Да, тот испытал моральные страдания, но при заборе крови врач предупреждал его, что результат тестирования на ВИЧ может быть ложноположительным или ложноотрицательным. Апелляция с этими доводами согласилась, а вот Верховный суд - нет.

"Тройка" судей (Вячеслав Горшков, Сергей Романовский, Александр Киселев) направила дело на пересмотр в Липецкий областной суд, указав апелляции на ее очевидные ошибки.

Так, судьи ВС установили, что ошибочный диагноз был поставлен не в результате ложноположительного тестирования, на что указывали представители медицинских учреждений, а именно потому, что кто-то из сотрудников перепутал пробирки с кровью. Доказательство тому - то, что образец, взятый у больного СПИДом Р. на исследование в СПИД-центр так и не поступил, зато кровь, которая находилась в контейнере с фамилией истца, оказалась ВИЧ-положительной.

Эксперты посчитали случай Курьянова из ряда вон выходящим. "Ситуация жуткая - медицинские работники должны были уладить спор до суда, но им даже не пришло в голову это сделать", - возмущается адвокат Алексей Михальчик. По его словам, большинство подобных исков отклоняются, но ВС начинает вводить споры с медицинскими учреждениями в цивилизованное русло. "Суды, как правило, возлагают на бывших пациентов обязанность доказать факт причинения вреда, хотя закон требует иного распределения бремени доказывания", - комментирует он.

Павел Хлюстов из КА "Барщевский и партнеры" также говорит о том, что вопрос о виновности ответчика был очевиден, но решения нижестоящих судов отвечают общей тенденции под любым предлогом отклонять требования по медицинским спорам. По его мнению, Верховный суд сделал шаг тому, чтобы прекратить порочную практику, но одного дела здесь будет недостаточно. Изменить ситуацию можно с помощью судов субъектов, которые способны более оперативно корректировать практику, считает Хлюстов.

По словам Боломатова, обычно компенсация морального вреда не превышает 300–400 тыс. руб. и возрастает до 1 млн руб. в случае гибели пациента (см. "Плата за ошибку: за неправильные действия медиков присудили рекордные компенсации"). Это подтверждается судебной практикой:

• 850 000 руб. получила мать погибшего мужчины, которому в Бутурлиновской районной больнице Воронежской области поставили неверный диагноз (см. "Апелляция до 850 000 руб. увеличила компенсацию матери пациента, погибшего из-за ошибки в диагнозе");
• компенсацию морального вреда в 250 000 руб. присудили пациентке из Владимирской области, которой диагностировали онкозаболевание и даже провели ненужную операцию, только ухудшившую ее состояние (см. "Суд взыскал с больницы 375 000 руб. в пользу пациентки, которую прооперировали по ошибке").
• 280 000 руб. должна выплатить поликлиника № 17 и инфекционная поликлиника города Тюмени десятилетнему мальчику, который едва не погиб из-за того, что медики не смогли вовремя направить его на операцию по удалению аппендицита. В тяжелом состоянии маленький пациент попал в больницу, где у него выявили гангренозно-перфоративный аппендицит, разлитой фибринозно-гнойный перитонит и экстренно прооперировали (см. "Больницы, поздно диагностировавшие у ребенка аппендицит, спустя три года выплатят ему 280 000 руб.").
• 10 млн руб. просил взыскать с республиканской психиатрической больницы житель Мордовии, которого пытались лишить водительских прав из-за того, что в течение 45 лет медики диагностировали у него психическое расстройство. Центр имени Сербского в Москве подтвердил недействительность этого диагноза. Лямбирский райсуд Мордовии посчитал, что больница должна выплатить "оклеветанному" водителю 250 000 руб. (см. "Водитель отсудил 250 000 руб. у психбольницы, где ему 45 лет неверно ставили диагноз").

Рекордной для России стала компенсация морального вреда в 15 млн руб., которую Первый санкт-петербургский госмедуниверситет им. академика И. П. Павлова выплатил петербурженке Ирине Разиной. Из-за ошибки медиков при родах ее ребенок родился с необратимым повреждением мозга и прожил чуть больше двух лет. В 2012 году Приморский районный суд Санкт-Петербурга принял решение о 15-миллионной компенсации, а в ноябре того же года его засилила апелляция.

Хорошо еще, когда пациенты, разозленные неверным лечением или неправильно поставленным диагнозом, подают на медиков в суд, а не начинают личную вендетту, как это сделала Ольга Гисич, адвокат самарской коллегии адвокатов "Коган и партнеры". Женщине сделали несложную гинекологическую операцию в местной клинике "ИДК", а изъятые материалы отправили на гистологию в областной онкоцентр. Там анализы перепутали, и женщине сообщили, что у нее нашли онкологическое заболевание. Когда выяснилось, что произошла ошибка, Гисич сначала потребовала от "ИДК" оплатить ей $1 млн ущерба, а затем наняла мужчину, который избил двух сотрудников медучреждения и поджёг автомобили, принадлежащие врачам клиники. Общий ущерб оценивался на сумму в более 2,5 млн руб. (см. "Адвоката судят за поджог автомобилей врачей, напугавших ее ложным диагнозом"). В марте этого года женщина получила по приговору суда 8,5 лет колонии.

* - имена героев истории изменены редакцией