Не бойся мы с тобой вич реклама

Надежда проверилась. У нее оказался диагноз, который даже произнести было страшно, - ВИЧ-инфекция. Женщина рыдала несколько дней, пугая маленькую дочку. Она не понимала: за что? Как это могло случиться с ней, благополучной девочкой из медицинской семьи? И почему Федор сам не признался?

Надежда ходила на работу, общалась с родственниками, делала привычные домашние дела - и все на автомате. Жизнь ей была уже не нужна. Понадобилась не одна беседа с психологом в областном центре по профилактике и борьбе со СПИДом, чтобы молодая женщина осознала: не все потеряно, у нее есть дочь и жить стоит хотя бы ради нее. Малышка, к счастью, оказалась здорова.

По совету того же психолога Надежда рассказала о своем диагнозе родителям. Она до сих пор вспоминает резко побледневшее лицо матери, тягостную паузу и слова отца: "Не бойся, Наденька, мы с тобой". У нее с души свалился тяжеленный камень.

В Центре СПИДа Надежду называли образцовой пациенткой. Она регулярно приходила к врачу, обследовалась, проверяла вирусную нагрузку, не отказывалась от лечения и сама удивлялась: самочувствие ее не стало хуже. Жизнь постепенно наладилась и даже заиграла яркими красками.

А потом появился ОН. Сергей смотрел на Надю влюбленными глазами, красиво ухаживал и с удовольствием играл с ее дочкой. Он нравился Надежде все больше и больше. Но когда Сергей захотел познакомить ее со своими родителями, Надя не выдержала: "Не хочу тебя обманывать, как когда?то обманули меня". Сергей пропал после ее признания на три дня. Потом пришел и повторил слова отца: "Не бойся, я с тобой".

Большая родня

О том, что Надежда инфицирована, знают и родители Сергея. Женщина никогда не спрашивала, как он им это сообщил, но они приняли ее диагноз, не испугались, не осудили. Их общего с Сергеем ребенка хотели все - они сами, родители и даже маленькая дочка. Надежда серьезно готовилась к беременности, посещала врача, принимала специальную лекарственную терапию, чтобы не заразить будущего малыша. А малышей неожиданно оказалось двое! Радость была огромная, но и тревога не покидала Надежду и Сергея: лишь через полтора года станет точно известно, передала мама двойняшкам свою инфекцию или нет. Врачи Центра СПИДа волновались не меньше. Им тоже очень хотелось, чтобы у женщины, с которой так неласково обошлась судьба и с которой они так много работали, все сложилось хорошо.

- Когда нам сообщили, что двойняшки здоровы, я даже не удивилась, - рассказывает сегодня Надежда. - Мы с врачами приложили столько усилий, что другого результата просто не могло быть! Сейчас малышам по четыре года, и наша уже большая семья счастлива.

Подобных историй в областном центре по профилактике и борьбе со

СПИДом могут рассказать уже не одну. За последние годы в нашем регионе появилось много пар, где ВИЧ-инфицированы оба партнера или один из них. Но если раньше этим партнером был, как правило, мужчина, то теперь немало и женщин. И эти пары не боятся заводить детишек. А некоторые рожают даже второго! "Скоро среди наших пациенток, наверное, и матери-героини появятся", - шутят в центре СПИДа.

- В каждой шутке только доля шутки! - убежден главный врач областного центра по профилактике и борьбе со СПИДом Олег Козырев. - Несколько лет назад мы приводили такую статистику: среди заразившихся 80?% - потребители инъекционных наркотиков. Сегодня же почти половина инфицированных заражается половым путем, а среди женщин - до 80?%. Причем большая часть женщин не имеет никакого отношения ни к наркотикам, ни к секс-бизнесу, они абсолютно социально адекватные. Просто им не повезло в этой жизни. Они рожают, потому что хотят счастья и материнства. И мы им в этом помогаем.

Когда болезнь – не приговор

Как рассказывают в центре СПИДа, сегодня современные антиретровирусные препараты, снижающие вирусную нагрузку и позволяющие перевести ВИЧ-инфекцию в разряд хронических инфекций, получают все их пациенты, которым такая терапия показана. Существует и комплекс профилактических мер, способных до минимума снизить риск заражения ребенка от матери. Прием специальных препаратов ВИЧ-инфицированная женщина начинает во время беременности, продолжает в родах, а затем и ребенок получает их по определенной схеме. Это снижает риск инфицирования малыша до 1?%!

- Препараты импортные и очень дорогостоящие, однако в Волгоградскую область они поступают в достаточном количестве, - комментирует Олег Козырев. - В нашем регионе все 100?% детишек инфицированных мам после родов получают экстренную химиопрофилактику, и 92?% женщин проходят полный курс химиотерапии во время беременности и родов. Это одни из самых высоких показателей в стране. За двадцать лет в Волгоградской области от ВИЧ-инфицированных мам родились около 2000 детей, на сегодняшний день 1380 из них после наблюдения уже сняты с учета - они совершенно здоровы.

Специалисты утверждают, что сейчас вообще не существует такого понятия, как "продолжительность жизни у ВИЧ-инфицированных". У тех, кто принимает АРВ-терапию и в точности выполняет все рекомендации и назначения врачей, срок жизни вообще не ограничен. Более 20 пациентов центра СПИДа, которых еще детьми инфицировали в одной из волгоградских больниц в 1988?1989 годах, выросли, выучились, завели семьи, родили здоровых детей, а ведь прошла уже четверть века.

Шок

Послушная мамина дочка из благополучной семьи, умница и красавица, которая не то что наркотики – пиво не пробовала и позже 21.00 домой никогда не приходила, заразилась ВИЧ половым путем. О том человеке Ольга до сих пор вспоминать не хочет – ей очень больно, обидно и противно.

По злой иронии судьбы о страшном диагнозе девушке сообщили в день ее 18-летия в больнице, где она лечилась от желтухи.

У девушки был шок. В Центр СПИДа она поехала не сразу – пыталась пересдать анализы в других медорганизациях, надеялась на чудо. Просто не верила, что это могло случиться с ней, – она же не проститутка, не наркоманка. Но результат анализов не оставлял надежды.

– Я всерьез думала о самоубийстве, – признается наша героиня. – О вирусе тогда ничего не знала, слышала только песню Земфиры: СПИД – это смерть. Переживала очень тяжело, совершенно изменилась, перестала со всеми общаться, даже из дома ушла. У какой-то бабульки снимала койку на другом конце города. Днем училась, по ночам работала в киоске. Сознательно выматывала себя, чтобы не думать о самом страшном. Через несколько месяцев все-таки собралась с духом и поехала в Центр СПИДа. Сдавала анализы, постоянно общалась с медицинским психологом. Но от страха все, что он мне говорил, в одно ухо влетало – в другое вылетало.

Лишь спустя год Ольга решилась рассказать о своей беде лучшей подруге. А потом о заболевании узнала мама.

Всем назло!

– Я решила для себя: сколько проживу, столько и проживу, – рассказывает Ольга. – В это время в Центре СПИДа начали реализовывать федеральный проект по созданию групп взаимопомощи для ВИЧ-позитивных. Я пришла в такую группу и сразу заняла лидирующую позицию, меня какая-то дикая злость взяла. Я же к своим 19 годам жизни-то, по сути, не видела, и вот спустя год после того, как узнала о диагнозе, дала себе установку: я выживу всем назло!

Поначалу все было непросто и даже страшно. Пациенты Центра СПИДа настолько боялись друг друга, что на занятиях группы даже номера своих телефонов не давали. Да и общаться, вспоминает Ольга, хотелось далеко не со всеми. Но со временем удалось наладить контакты. Активная Ольга не унималась – возглавила одну из организаций, объединяющих людей, живущих с ВИЧ, начала им помогать словом, полезным советом и делом.

– Я, – объясняла она, – вспоминала себя 18-летнюю, напуганную, раздавленную страшным диагнозом. Если бы мне тогда встретились вот такие активные ВИЧ-инфицированные люди, которые поддержали бы меня и, образно говоря, морально дали пинок под зад, возможно, у меня бы не было той жесточайшей депрессии и два года не выпали из моей жизни.

Ольга консультировала всех желающих по телефону, проводила акции, ездила по другим городам, смотрела, как там организована подобная работа, что-то придумывала сама. Она чуть ли не первой в России организовала клуб знакомств для ВИЧ-позитивных и стала неофициальной главной свахой!

– А что, это ведь огромная проблема. Да, у человека статус ВИЧ+, но жизнь его на этом не останавливается. Он хочет жить, любить, иметь семью. А два человека с одним диагнозом гораздо проще найдут общий язык.

Сила любви

А потом и к ней самой пришла любовь. С этим парнем она познакомилась у общих знакомых, разговорились, понравились друг другу, и на этом все закончилось.

Аленка – любимый и долгожданный ребенок. В Центре СПИДа говорят, что во время беременности Ольга была идеальной пациенткой – принимала необходимые препараты и выполняла все рекомендации врача. В роддоме все знали о ее диагнозе, да она и не шифровалась.

– Я до самых родов и сразу после них читала лекции студентам-практикантам о ВИЧ/СПИДе, – смеется Ольга. – А в том, что наш малыш родится здоровым, даже не сомневалась. Вот она какая красавица у нас получилась.

Когда новоиспеченную мамочку выписывали из роддома, она сказала медперсоналу: ждите, мол, через три года вернусь. И не обманула. Сейчас Ольга на седьмом месяце беременности. Кстати, и сейчас, практически на сносях Ольга не прекращает свою консультационную деятельность, на общественных началах помогая специалистам Центра СПИДа. Встречается с пациентами этого медучреждения, делится своим опытом 17-летней жизни с ВИЧ, рассказывает о том, как важно постоянно проводить терапию, а самое главное – не отчаиваться, когда услышишь страшный диагноз. Они смотрят на нее – красивую, счастливую, с огромным пузякой и верят: с обнаружением ВИЧ-инфекции и у них жизнь не закончится.

Наталия Терехова попросила Антона подробнее рассказать о работе Фонда и его профилактических программах.

НТ: То есть стигматизация и дискриминация продолжаются?

АК: Стигматизация и дискриминация продолжаются везде. В этом смысле Россия не является уникальной страной. В Соединенных Штатах и Великобритании она тоже продолжается. Вообще, люди по всему миру боятся меньшинств и просто других людей. Тем более, боятся меньшинств, от которых они могут подхватить какую-нибудь заразу. В этом нет ничего удивительного и странного. Просто цивилизованное общество сделало довольно много для того, чтобы как раз бороться с этими страхами. И мы здесь в России как раз боремся с этими страхами и находимся в абсолютном авангарде этой борьбы с учетом того, что происходит сейчас в профилактических и рекламных кампаниях с ВИЧ/СПИДом. Я не вижу никакой специальной проблемы здесь в России. Дестигматизация есть. Я вижу, что есть усилия государства, направленные на то, чтобы с этой стигмой бороться. Государство приветствует и оплачивает рекламные кампании. Собственно говоря, вся наша рекламная кампания и в прошлом, и в позапрошлом году оплачена правительством Московской области. Мы за это очень благодарны и губернатору Московской области, и Вице-губернатору Московской области. Они помогли урегулировать эти вопросы.

НТ: Бытует мнение, что на профилактику в России выделяется не так много средств, как нужно было бы. На лечение и диагностику - да, но с профилактикой дело обстоит не очень хорошо. Что Вы думаете по этому поводу?

АК: С профилактикой дела обстоят действительно чудовищно, потому что русские власти не умеют эту профилактику вести. Русские власти считают, что гораздо проще разместить телевизионную рекламу на 200 миллионов рублей, чем потратить эти 200 миллионов рублей на некоммерческие организации, которые работают с уязвимыми группами, потому что русские власти считают, что надо пропагандировать крепкую семью и верность вместо того, чтобы наконец разрешить заместительную терапию и оплачивать программу по снижению вреда для наркозависимых. Русские власти вообще не очень хорошо понимают, что такое профилактика в сфере ВИЧ/СПИДа. Русские власти и русское общество очень неграмотное не только относительно ВИЧ/СПИДА, а вообще всего. Они абсолютно не обладают никакой экспертной оценкой. В России нет экспертной оценки. В России непонятно, кому верить. Власти не понимают, почему верить надо ЮНЭЙДС, а не депутату Московской городской думы Стебенковой. Просто потому, что в России отсутствует понятие репутации. В России непонятно, что такое хорошая репутация или плохая. Поэтому отсутствует понятие профессиональной оценки. С профилактикой в России все плохо.

НТ: Что касается дискриминации и стигматизации, мы говорим о бытовом уровне? Или присутствует стигматизация, когда ребенок идет в детский сад и выясняется, что у него ВИЧ статус. Или когда узнают на работе, что какие-то молодые сотрудники живут с ВИЧ и после этого возникают негативные последствия?

АК: Это все и есть бытовой уровень на самом деле. Не бытовой уровень - это если президент со сцены во время большой пресс-конференции говорит, что людей с ВИЧ-инфекцией нельзя пускать на работу на кухне, а детей с ВИЧ-инфекциями нельзя отправлять вместе со здоровыми детьми в пионерские лагеря. Вот это и есть не бытовой уровень. То, о чем Вы говорите, это и есть бытовой уровень. Просто он присутствует на разных стадиях быта. И он действительно присутствует и просто в разговоре, и в конкретных действиях.

Например, сегодня я узнал о том, что была целая история в одном и московских косметических салонов, где клиенты узнали, что мастер-косметолог живет с ВИЧ, и была чудовищная истерика, которую устроили клиентки этого салона. Это очень дорогой салон и это Москва. Там клиентки платят много денег, вращаются в высших сферах, и я даже подозреваю, что большинство своего времени они проводят в Лондоне и Монте-Карло. Поэтому, конечно, это везде.

Дискуссия на уровне, можно ли отправлять своего ребенка в лагерь вместе со здоровыми детьми продолжается на уровне очень интеллигентных, хороших людей. Я неоднократно читал такие дискуссии в сети. Мы делаем все, чтобы таких дискуссий больше не было. Этим летом наш фонд будет делать все для того, чтобы организовать большой пионерский лагерь для детей и подростков, которые живут с ВИЧ, и здоровых детей. Это делается для того, чтобы всех объединить и дети, которые живут с ВИЧ, могли бы легче принять свой статус, с которым они сталкиваются в период взросления. Безусловно, эта стигматизация и непринятие людей, которые живут с ВИЧ, как и любых других идей в России, становится серьезной проблемой. Россия - это страна победившего большинства, которое, когда побеждает, чувствует потребность уничтожить меньшинства. Это свойство любого большинства. Условно говоря, люди, которые сейчас проголосовали за Трампа - это люди такого же склада. В России это случилось давно, поэтому меньшинства чувствуют на себе дискриминационные обстоятельства. Кто бы это ни был: люди, живущие с ВИЧ, мигранты, женщины или инвалиды. Это просто свойственно такому российскому большинству. Мы всячески пытаемся доказать большинству, что меньшинства имеют право на жизнь и что это самое большинство тоже состоит из меньшинств. Если ты считаешь себя принадлежащим к большинству, то ты в какой-то своей ипостаси, являешься меньшинством. Например, ты белый сорокалетний мужчина, но при этом у тебя избыточный вес или грибок на ногах и ты в этом смысле принадлежишь к меньшинству! Например, ты не веришь в Иисуса Христа, а веришь в Магомета. Таким образом, в каком-то смысле, ты оказываешься в меньшинстве и мы делаем все возможное, чтобы люди поверили в это.

НТ: Вы уже сказали, что благодарите правительство Московской области. То есть вас поддерживают и в принципе не препятствуют Вашей работе?

Что делать, когда не помогают лекарства, когда не получается ответить на вопрос: почему я болен и зачем я нужен? Школа — образовательная услуга или место воспитания? Тайга.инфо приводит монолог Маттео Севернини без сокращений.

Наша школа была открыта в 2012 году, ее построили две тысячи женщин, больных ВИЧ. Это невероятная история! Чтобы понять, что произошло в 2012 году, нам нужно вернуться назад, в 1986 год, когда в Уганде началась ужасная гражданская война.

Они построили себе трущобы — дома из грязи, дерева и железных листов. В месте, где они обосновались, оказался карьер по добыче камней. Их работой стало ежедневно по 7 часов дробить камни с оплатой 70 центов за день. Женщины-ачоли дробили камни не молотом, как мы можем себе это представить, их инструмент — обычная палка, к концу которой привязан болт. Представьте себе, так целыми днями дробить камни: можешь ударить себе по пальцу, можешь ослепнуть, потому что осколки летят тебе прямо в глаза. Жизнь полная отчаяния.

Это суждение, которое может показаться незначительным, и отношения с Роуз меняют жизнь женщин-ачоли. Они начинают принимать лекарства, ухаживать за собой, начинают есть. Они больше не заражают мужчин. Потому что, когда человек открывает свою собственную ценность, он понимает и ценность других людей. Они прибираются в домах, наводят порядок в своем районе. Они начинают петь и танцевать, потому что, когда сердце наполняется радостью, человек поет и танцует. Женщины, которых все считали прокаженными, начинают строить новое и непредсказуемое общество в Африке, да и во всём мире тоже. Я приведу пару примеров, чтобы было понятнее.

В 2004 году ураган Катрина разрушил Новый Орлеан. Женщины-ачоли чувствуют на себе ответственность и считают, что должны помочь американцам. Они дробили камни три месяца, просили милостыню в столице и всё, что собрали, отправили американскому послу в Кампале. Посол первый раз в своей жизни получил полный денег конверт, который из Уганды отправляли в Америку. Человек, сердце которого задето, тронуто, видит, что весь мир — его дом. Мы перестаем быть равнодушными к страданиям других, если кто-то смотрит на нас с любовью.

Тогда женщины, кроме дробления камней, начинают делать бусы из переработанной бумаги и с помощью итальянской неправительственной организации AVSI продают их в Италии — 48 тысяч бус. Всё, что было заработано, вложили в постройку школы. Так появилась школа, в которой я работаю. Можете представить, с каким волнением я захожу в эту школу каждый день!

Воспитание — это встреча двух сердец: сердце взрослого, полное надежды, потому что оно любимо, и сердце ребёнка, которое желает только одного — видеть сердце взрослого, которое ещё полно надежды. Эти женщины стали эмблемой надежды.

Приведу четыре фундаментальных стержня нашего предложения воспитания.

Эти суждения повлекли за собой некоторые практические вещи и процессы в школе. Как осознать свою ценность? Например, у нас в классе 50 человек. Мы находимся ниже среднего показателя, обычно класс в Уганде — 120 школьников. Как дойти до каждого из них? Невозможно! Поэтому мы сделали больше классов, но уменьшили количество учеников.

Еще одна простая вещь, когда мы собираемся на педсовет и все учителя должны обсудить какого-то ученика, мы его фотографию выводим на экран. Кажется, что это что-то простое и ничего не значит, но вам нужно посмотреть на это. Когда перед нами никого нет, мы склонны жаловаться и осуждать. Другое дело, говорить про ученика и смотреть ему в глаза — это напоминает тебе о пути, который ты, как преподаватель, прошёл с ним. И тебя определяет тот факт, что он присутствует здесь с тобой. Когда мы оказываемся лицом к лицу с нашими учениками, нам приходится и вступать с ними в отношения, это помогает видеть ценность конкретного ребёнка, а не жаловаться на него.

Потому что школа — это возможность встретить друзей, которые благодаря своему собственному поиску счастья, стали твоими друзьями. Теперь вся наша школа просто покрыта друзьями, мы повесили кругом их портреты. Эти люди были настолько серьёзны в поиске своего счастья, что сделали его это возможным и для нас. Идя по школе, ты встречаешь Галилео Галилея, Ньютона, Шекспира и всех наших друзей. Почему? Мы созданы для счастья и мы гномы на плечах гигантов. Кто-то уже прожил этот опыт для нас и помогает нам двигаться по пути. Мне жаль, что не могу точно и полностью передать опыт красоты, который мы проживаем, и который составляет меня. Это самое важное, что есть у меня в руках. Это наш секрет в преподавании: войти в реальность, открыть её, открыть себя, ставя всё на желание счастья, которое находится в моём сердце.

Истории больных и советы врачей

Узнав о страшном диагнозе, первым делом человек хочет поделиться им с родными и близкими, попросить у них поддержки. Однако психологи советуют не торопиться.

Врачи отмечают, что больше всего люди с ВИЧ боятся того, что об этом узнают их друзья и близкие, страшатся их реакции, не желают быть отвергнутыми изгоями. В то же время близкие люди могут стать хорошим ресурсом, оказать поддержку, помочь пройти сложную полосу в жизни.

Знайте, что есть три основных пути передачи ВИЧ:

половой (ВИЧ передается при незащищенных половых контактах с носителем вируса. Наличие гинекологического или венерического заболевания, воспалительных процессов, а также частая смена половых партнеров увеличивает опасность заражения).
парентеральный (заражение происходит при контакте с кровью инфицированного человека при совместном использовании грязных шприцев и игл);
вертикальный (от ВИЧ-инфицированной матери ребенку во время беременности, родов и кормления грудью).

Мифы о заражении ВИЧ

Помните, что если в вашем окружении есть ВИЧ-инфицированный, то он НЕ заразит вас при:

кашле и чихании;
рукопожатии;
объятиях и поцелуях;
употреблении общей еды или напитков;
в бассейнах, банях, саунах;
в общественном транспорте.

Если на одежду или полотенце попала зараженная кровь, вирус разрушится при самой обычной стирке или мытье с моющим средством.

У каждого человека есть право пройти тестирование и узнать свой ВИЧ-статус. Сегодня в России пройти тест на ВИЧ можно бесплатно, а главное — анонимно в любом учреждении здравоохранения по месту жительства, а также в центрах профилактики и борьбы со СПИДом, которые работают в каждом регионе.

Не бойтесь, если у вас обнаружат ВИЧ — врачи Центра СПИД помогут справиться с этой болезнью. Очень важно вовремя обследоваться и начать получать специфическое противовирусное лечение, которое продлевает жизнь и улучшает качество жизни. Если инфицированный не наблюдается у врача и не лечится, то через 7 лет наступает критическое состояние, когда иммунная система настолько ослабевает, что теряет способность защищать человека против всех инфекционных агентов, которые нас окружают (микробы, вирусы, паразиты). Это критическое состояние называется СПИД — четвертая окончательная стадия ВИЧ-инфекции.

Главное — помните, что вас защищает государство. В Федеральном законе РФ людям с ВИЧ-инфекцией гарантируется:

предоставление бесплатных лекарств при лечении СПИДа;
предоставление лечения в любом медицинском учреждении;
недопущение увольнения с работы, отказа в приеме на работу, учебное заведение, детское учреждение ВИЧ-инфицированных лиц;
право граждан на медицинское освидетельствование, в том числе анонимное;
обеспечение медицинским учреждением безопасности и конфиденциальности обследования.

Если права ВИЧ-инфицированного были нарушены, он вправе подать в суд, и суд вынесет решение в его пользу. Однако помимо прав, у ВИЧ-инфицированных есть и обязанности. Статья 122 УК РФ предусматривает лишение свободы сроком до 7 лет за заражение СПИДом лицом, знавшим о наличии у него этой болезни.

К сожалению, большинство ВИЧ-положительных людей сегодня просто не знают, что инфицированы. Поэтому знание статуса своего партнера — это уже не просто вопрос доверия. Если человек обиделся на ваше предложение проверить ВИЧ-статус, задумайтесь — а будет ли он проявлять заботу о вас и вашем здоровье в будущем?

Откровенный разговор со всей страной

15.05.2008 в 16:26, просмотров: 17934

— Привет, меня зовут Таша Грановская. У меня ВИЧ.

Чтобы решиться на эти слова, Таше понадобилось 5 лет.

На сегодняшний день людей, решивших публично открыть свой ВИЧ-статус на всю страну, — единицы. Я слышала о двоих. Причем обе — девочки. Таша — третья.

То, что люди скрывают от окружающих диагноз ВИЧ-инфекция, очень понятно. Более того, было бы странно, если бы люди при знакомстве излагали друг другу все подробности своей медицинской карты. Но ВИЧ — разговор особый.

И чем больше тут тайн и секретов, тем напряженнее относится общество к людям с ВИЧ-инфекцией.
И москвичка Таша Грановская решила своим примером доказать то, о чем мы уже сто раз читали и слышали.

С ВИЧ можно жить, любить, рожать. Страдать.

Всё, как у всех. Только с ВИЧ.

“Я теряла и друзей, и любовь…”

С Ташей мы познакомились буквально на днях и именно в тот момент, когда она окончательно созрела для откровенного разговора со всей страной.

За 20-летнюю историю эпидемии еще не было такого, чтобы человек решился рассказать о своей жизни с ВИЧ с открытым лицом со страниц крупнейшей газеты. А у Таши, между прочим, ребенок маленький, да и половина родни ничего не знает. Но молчать она больше не хочет:

— Я надеюсь, что мой пример кому-то поможет. И что все смогут спокойно объявлять свой статус, и это не будет служить поводом для потери друзей, родственников, потери любви.

— А ты теряла?

— Да, я через всё это прошла. Исчезла половина моих знакомых. Я начала говорить им потихонечку: вот, мол, такая тема. И люди потихонечку — тын-тын-тын — и сливались. Не объясняясь, без каких-то разговоров на эту тему, естественно. А я сама не буду ничего объяснять…

Еще был очень дорогой для меня человек… Я его любила. И когда я ему все сказала, этот человек в силу страха или по каким-то еще причинам предпочел уйти. На самом деле причина была одна — он боялся, что у наших отношений нет будущего, потому что “ВИЧ — смертельная болезнь” и все такое. Никто же не представляет, что с ВИЧ можно совершенно спокойно прожить еще лет 40.

— Ты представляешь, что сейчас начнется, когда все узнают о твоем диагнозе?

— У меня есть только одно реальное опасение — что у меня попытаются отнять сына. Потому что родственники со стороны отца ребенка очень консервативны, не имеют достаточно информации и меня очень недолюбливают. Для них это дополнительный бонус, чтобы забрать ребенка. Но по закону это не получится. Я это выяснила и успокоилась.

— А я так вижу, тебя в принципе твой диагноз не беспокоит?

— Да. У меня ВИЧ уже пять лет.

— И как ты о нем узнала?

— Я встала на учет в женскую консультацию по беременности.

— То есть классический случай для наших дней.

— Ну да. Перед этим я сдала анализы, и на третий день мне позвонили. У меня сразу все екнуло, хотя на самом деле я достаточно давно себя к этому готовила, по такому, знаешь ли, фаталистическому настрою.

— Были какие-то опасные моменты в прошлом?

— Опасных моментов было много. Но я постоянно сдавала кровь на все — на ВИЧ, гепатиты, другие инфекции, раз в полгода — стабильно. Не в КВД, а в лаборатории, которая занимается анализами крови.

— Очень оригинальный способ профилактики.

— Это не профилактика, а то, о чем должен думать каждый человек в современном обществе. Надо, конечно, предохраняться, но при этом ты можешь за собой вообще ничего не знать. Ты можешь один раз без презерватива переспать со своим старым приятелем, который тоже про себя ничего не знает. И всё…

Незнание — вот в чем проблема. Я помню, было какое-то мероприятие в день памяти умерших от СПИДа. Там собравшимся задали вопрос: “Вы — ВИЧ-позитивный или нет?”. И было три варианта ответа — “да”, “нет” и “я не сдавал анализы последние полгода”. То есть — “я не знаю”. И вот это очень верно отражает ситуацию. Потому что ВИЧ-позитивными становятся не только геи, наркоманы и проститутки. Я хожу в центр “АнтиСПИД” и вижу там людей после пятидесяти, безо всякого намека на неформальность. Взрослых людей, которые могли заразиться по случайности и незнанию.

— По любви…

— Ну да. А я, например, через татуировку на “левой” квартире. Самодельная машинка, всем подряд делали. Эта татуировка до сих пор на мне.

— Давай вернемся в консультацию. У тебя какой срок был?

— 8—10 недель. Мне позвонила медсестра: “Приходите, я ничего не знаю, вам все врач скажет”. И хорошо, что мама пошла со мной, потому что я там чуть не долбанулась. Пришла, отсидела во-от такую очередь. Захожу, спрашиваю, в чем дело. А они говорят: “А ты что, про себя ничего не знаешь?”. Я говорю: “В каком смысле?”. — “А у тебя анализы плохие. На СПИД. А теперь иди к своему врачу”.

Я выхожу, меня трясет, иду курить. А беременность, главное, желанная!

“И врач, и муж мне сказали: “Надо делать аборт…”

— И вот я курю и, как в том анекдоте, думаю: “Только бы сифилис, только бы сифилис…”. Прихожу к своей врачихе и в первый раз сталкиваюсь со стигмой и дискриминацией, как сейчас говорят. А по мне, так просто с невежественностью врача с недостаточным уровнем знаний. (Тут Таша закурила, но я успела уловить, что у нее дрогнул голос. — Авт.)

— Ты ее простить так и не можешь?

— Врачиху? Ой, дай ей бог здоровья на самом деле. Никакого зла вообще не держу. Но она мне объявляет — СПИД.

— Безо всякого: “Мамочка, вы только не волнуйтесь, вам вредно…”

— Нет, ничего такого. “СПИД”. А я-то знаю, что это реально — кранты. И я не понимаю, где успела и когда. А она заявляет: “Наверно, будем делать аборт”. Я говорю: “Знаете чего, давайте мы не будем торопиться. Вы мне давайте адреса, я сама разберусь”. И я потом поехала в инфекционную больницу на Соколиной Горе.

— А маме что сказала?

— Со мной случилась истерика. Естественно, мама все поняла. И она себя повела очень здорово и меня очень поддержала.

Мы приехали домой, и я понимаю, что надо ехать к Андрею (отец ребенка. — Авт.) и все как-то рассказывать. Но ни сил, ни смелости у меня нет. Потому что, представляешь, к тебе приходят и говорят: “Привет, а у меня ВИЧ”. И ты понимаешь, что и у тебя, возможно, он есть тоже. Так же и в окно запросто… Но у него, кстати, ничего не обнаружили.

И вот мама говорит: “Давай я поеду с тобой. Не бойся”. Но я еду одна. И ловлю вторые кайфы после той врачихи. Приезжаю, говорю: “Андрей, так и так”. Он отвечает безо всяких: “Будем делать аборт”. А я уже знаю, что аборт делать не буду. И говорю, что с этого момента он свободен от всяких обязательств и я сейчас совершенно спокойно собираю чемоданы и уезжаю домой. А с него снимаю любую ответственность и дальше начинаю сама колупаться.

Но никуда я не уехала. На тот момент я была материально от него зависима, потому что распрощалась практически со всей работой. Там остался только коллектив, в котором я работала скрипачкой. А это не те деньги. И вот мы так и жили — Андрей в полном отрицалове. Говорит, что я безответственная и вообще. А я ему отвечаю, что буду рожать все равно. К тому моменту я успокоилась, потому что врач мне сказала, что есть возможность родить здорового ребенка. У меня был высокий иммунный статус и неопределяемая вирусная нагрузка (то есть вируса мало, а иммунитет сильный. — Авт.).

— Как ты вообще пережила первые полгода? Как привыкла к диагнозу?

— Процесс реабилитации прошел очень быстро. Я успокоилась на том моменте, что могу родить здорового ребенка. Это раз. И я смогу его вырастить, потому что помирать завтра никто не собирается. Это два. А вообще, с диагнозом сживаются кому как удобнее. Кто-то привык по жизни заплывать за буйки — бухать и колоться. Он так и будет продолжать. Кому-то помогут группы взаимопомощи — это очень важная вещь. Нужная. Эти группы должны посещать не только люди с ВИЧ, но и те, кто хочет подробнее об этом узнать.

Никто же не знает, как общаться с инфицированными людьми. Вот к тебе приходит друг и говорит: “Прикинь, у меня ВИЧ”, — а ты не знаешь, как реагировать! Может, его послать?! Может, он передается воздушно-капельным путем?!

— В консультации все гладко было?

— Я встала на учет на Соколинке и с 14 недель начала принимать терапию. А препарат, который я принимала, понижает гемоглобин, поэтому мне надо было постоянно следить за биохимией. Так что я ездила туда и параллельно посещала свою женскую консультацию. Наматывала километров порядочно…

И вот в какой-то момент я прихожу в консультацию и вижу — стоит бумажный пакетик, в котором лежит отдельно трубочка костяная для прослушивания и сантиметр. А на пакетике — цветная бумажка с моей фамилией. И я говорю: “Вот это вот что такое?” А врач отвечает: “Ты что, сама не понимаешь?” Я говорю: “Так. Пакетик — выкинули, мою фамилию — стерли. Все пометки убрали. Это! Абсолютно! Конфиденциальная! Информация!”.

Еще эта медсестра, протирающая спиртом кушетку, на которой я лежала. Ну то есть полный бред. Медики должны быть более компетентны.

Потом пришлось наорать на завотделением, когда я уже с конкретным пузом прихожу что-то сдавать, а мне врачиха говорит: “Задолбала сюда ходить, иди свою поганую кровь в инфекционку сдавай”. Я сказала, что буду сдавать там, где мне удобнее. Мне повезло — завотделением оказалась на полголовы ниже меня ростом, и я на нее как напрыгнула: “Быстро мне бумагу написали, что отказываете мне в медицинском обслуживании. И завтра же вас всех тут не будет!” И с тех пор все пошло нормально.

Но ты же понимаешь, это я взяла и наехала и защитила свои права. А другая девочка еще на варианте “у тебя — СПИД” сделает аборт и убьет здоровый плод просто потому, что ничего не знает.

— А третья будет плакать…

— И потеряет ребенка. Вот за это я хочу бороться. За наши права. Потому что мы можем родить здорового ребенка, и не одного. На Соколинке к акушеру-гинекологу — огромные очереди! Я там такого насмотрелась — идет такая с пузом, второго за руку ведет, за ней папа двоих тащит. Такое ощущение, что у нас демографией только ВИЧ-позитивные и занимаются. И это не только дискордантные пары, где только у одного ВИЧ. Оба родителя могут быть ВИЧ-позитивными и рожать здоровых детей.

“Еще никто из-за ВИЧ не отказывался заниматься со мной сексом”

— Да, хотя беременность проходила в не очень веселой обстановке. Андрей против, мама изначально была не сильно за. И вот я ложусь во второй инфекционный роддом на Соколиной Горе. Об этом времени у меня исключительно позитивные воспоминания. Потому что удивительные врачи и потому что восхитительное состояние. Хотя меня, конечно, запугали. Тут вообще про роддома ходят жесткие истории. А уж что в инфекционном может быть?

Но тем не менее я рожаю, и все очень нежно происходит. Кесарили, конечно. Я проснулась, чтобы услышать самое главное: мальчик, 2800, 48 см.

— А кормить-то грудью нельзя…

— Нельзя. Это в организме вторая наиболее инфицированная жидкость. Мне таблетками “пережигали” молоко, но текло достаточно долго, перевязывала.

Потом ездили с ребенком сдавать анализы. Первые два были положительные, потому что были мои антитела в крови. А с полугода пошли отрицательные, и в полтора года ему сделали крайний анализ и сняли диагноз. То есть ребенок здоровый.

Андрей, кстати, сыном довольно мало занимался, больше участвовали его родственники. Вот только сейчас, когда ребенок повзрослел и с ним стало возможно поговорить, Андрей начал с ним общаться.

Пока проблем никаких не было, потому что в детский сад мы не ходим. И в саду я вряд ли буду что-то говорить, потому что ребенок здоровый. Но на прямые вопросы отвечу. Если кому-то придет в голову мне их задать…

— Ты не думаешь, что твоя откровенность сейчас может повредить ребенку?

— Я буду разговаривать с каждым.

— Таша, а надо ли вообще открывать такой диагноз?

— Его надо открывать по крайней мере тем людям, с которыми я занимаюсь сексом.

— И как это выглядит?

— Это ситуативно. Когда с человеком встречаешься первый раз, еще же никто не представляет, будет секс, не будет. Но если ситуация разворачивается так, что вроде — да, то я говорю. И никто не отказывается!

— Впоследствии ты еще сталкивалась с дискриминацией?

— Меня уволили с работы. Я работала в ресторане барменом. Работаю счастливо месяц, все мною довольны. О диагнозе знала только жена хозяина ресторана, которая меня туда и устроила. Через какое-то время она на меня обиделась и все рассказала бар-менеджеру. Он меня вызывает и говорит: “Я не хочу с тобой расставаться, потому что ты отлично работаешь. Но если это дойдет до начальства, мы потеряем клиентов”. И мне дали совет больше не работать в ресторанном бизнесе.

— А барменам санитарные книжки не нужны?

— Я работала по старой санитарке, в которой ВИЧ не было. Но вообще по закону это не является препятствием.

“Это располагает к размышлениям, и не только о смерти…”

— Высок. Очень. И он не меняется. Надо делать больше. Мы только начали заниматься социальной рекламой. Об этом нужно говорить, постоянно напоминать.

— А как тебе социальная реклама, в которой утверждается, что верность — лучшее средство от ВИЧ?

— Верность — это, конечно, замечательно. Но если у него ВИЧ, а он об этом не знает, ты можешь быть сколько угодно ему верна. Так что оптимальный вариант выглядит так — верность, безопасный секс и постоянный контроль за состоянием своей крови. Всегда.

Потому что ты заражаешься не только через секс или иглу. Это может быть татуировка, хирургический кабинет, стоматологический.

— Тебе, наверно, приходится сталкиваться с жалостью. Как ты к этому относишься?

— Честно говоря, не очень. Это очень трогательно, но в этом нет необходимости.

— Рано или поздно человека накрывают мысли о смерти. Надо полагать, диагноз ВИЧ располагает к таким мыслям?

— А ВИЧ вообще располагает к размышлениям! Не только о смерти. Вообще о жизни.

Мне он послужил поводом задуматься о жизни: что я делаю не так, что мне сделать, чтобы успеть все, что я хочу? Стало больше идей, больше энергии. Вот, говорят, ВИЧ отнимает мечты. А у меня, наоборот, мечт прибавилось. По сути, он сработал как стимулятор.

Раньше было существование: а времени масса, все успею! В 17—18 перед тобой вообще — чудная долина. А теперь я стала замечать, что время идет быстрее. Пам-пам, недели нет, месяца, год прошел. “Сколько твоему ребенку?!” И я хочу сделать больше. Тут не останавливаешься, не сидишь на попе ровно. Шаг, не сделанный вперед, — это шаг, сделанный назад. Это важно. И об этом надо задумываться не только людям с ВИЧ.

СПРАВКА "МК"

По данным руководителя Федерального центра по борьбе со СПИДом Вадима Покровского, в России официально зарегистрировано более 400 000 граждан, живущих с ВИЧ. В прошлом году произошло более 40 000 новых случаев заражения. В некоторых регионах страны каждый 10-й мужчина — носитель вируса иммунодефицита.

Россия тратит на лечение ВИЧ-положительных людей около 10 миллиардов рублей в год. Последние достижения медицины позволяют успешно бороться с опасным вирусом, а инфицированным — иметь здоровых в плане ВИЧ детей.

— Обеспечить рождение здорового ребенка у ВИЧ-позитивной женщины — это вполне реальная задача. Сейчас в нашей стране у матерей с ВИЧ рождается инфицированными не более 5—7% детей, — сказал Вадим Покровский.

Читайте также: