Мне равнодушный страшен как чума боюсь безгрешных гладеньких скользящих

Спасибо вам Войдите на сайт,
чтобы увидеть изображение.

Созвучно мне это

..что не мое не касате так выходит

хорошие слова, привет рад тебя видеть. у нас 20-15 время.

Сергей тоже рада снова видетьа здесь 15-15 днем еще

Да ест разница времени у нас

красиво сказано! да кто-ж их любит, особенно гаденьких!

приятно было пообщаться!

Мне тоже

Войдите на сайт,
чтобы увидеть изображение.

Супер мерси Солнце))

И мне такие равнодушны, и я их не пускаю на порог.

стараемся..по немножко выходит из нее

На этой фотографии Ваш печальный взгляд.
В глазах я вижу грустинки знак.
Таите в них преодоление преград.
Иль в них таится печали мрак.
Ах, если б дать прильнуть к источнику,
Живой водой взять напоить -
Соединится вдруг надежда с прочностью
С Любовью легче на свете жить!
Я не Пророк, но пожелать хочу сердечно
Того, о чём мечтает каждый человек,
Чтоб счастье поселилось вечно
И быть счастливой отпущенный весь век!
Не надо тратить время драгоценное -
Натурой цельной надо быть.
А остальное портит настроение,
А надо просто жить!
Жить надо – жизнь нам это дарит.
И надо нам мотать на ус -
И если что-то всё же манит -
Dum vivimus and vivamus!
Не знаю в этой жизни ничего -
В красивых женщин я порой влюбляюсь.
Их напрягая, получал отказ
И потому я долго маюсь.
Всё как в романах про любовь,
Но я не тот, наверное, герой,
Который словно Дон – Жуан
Идёт проторенной дорогою порой.
Не надо тратить время драгоценное -
Натурой цельной надо быть.
А остальное портит настроение,
Я знаю – надо просто жить!

Всё, что приходит в нашей жизни
Даётся Богом нам сполна!
Хоть многое считаем лишним.
По сути наша жизнь грешна!
Мы появились в час благословения,
Когда душа полна ЛЮБВИ.
Не помним лишь того мгновения
И жить приходится во лжи!
Всё ищем счастья и надеемся,
Что в радости пройдёт наш ВЕК.
Порой, казалось бы, согреемся,
Но в даль уходит человек.
Идём, шагаем, обижаем
И не родных, и близких нам людей.
И в рвении жить не замечаем
Ни гор, ни рек и ни полей!

Но грустно жить на белом свете,
Когда ты никого не ждёшь.
Отбрось сомнения все эти -
Ты всё-таки его найдёшь!

На улице пусть солнце светит,
Что мимо даже не пройдёшь.
Простой прохожий тебя встретит.
Ты счастье с ним своё найдёшь!

Но вдруг произойдёт такое -
Когда сегодня ль завтра ты уснёшь,
Во сне придёт к тебе простое -
То счастье! Ты его найдёшь!
А может Вы своё счастье нашли, тогда -
Красивых девушек я повидал немало,
Не раз ласкал меня их нежный взгляд,
Но видимо моя пора настала –
Ведь свежесть юности мне не вернуть назад.

Как скорый поезд жизнь моя несётся,
Из года в год всё набирая ход,
Но в сердце всё же что-то остаётся –
Что защитит меня от всех невзгод.

Если Вас не стеснит, то я готов общаться с Вами. В "Мой мир" я Вас нашёл.

Спасибо там правильно написали и нашлди Будем общаться

100 лет со дня рождения поэта-коммуниста

6 сентября исполнилось сто лет со дня рождения поэта-коммуниста Сергея Острового. Он ушел из жизни 3 декабря 2005 года так, что почти никто этого не заметил. Но его по-настоящему патриотические песни до сих пор исполняются в нашей стране почти ежедневно. Давайте же помянем его в столетний юбилей.

ПОЭТ Сергей Островой вступил в ВКП(б) в 1949 году - уже после войны, которую прошел солдатом-добровольцем до самой Эльбы. Партия ему нужна была не по должности, а по велению сердца. Он был глашатаем советской эпохи. Именно поэтому и считал, что каждое его стихотворение должно быть сначала опубликовано в "Правде". Поэт писал не для "Правды", а для людей, но публиковал свои главные стихи сначала в "Правде", потому что понимал, что это главная газета для народа.

У него были и рассказы как сочиненные, так и непридуманные, опубликованные в книге "Зеленая обезьяна", но главным образом Островой был поэт - автор многих поэм, баллад, песен и даже сказок для детей в стихах.

Уже пройдя девяностолетний рубеж своей жизни, когда миллионы его читателей даже не знали, что он еще жив, Сергей Островой, умудренный великим жизненным опытом, продолжал писать новые стихи, отстукивая их на старенькой пишущей машинке:

Что терять всего дороже?

Все мне дорого. И все же Есть ЕДИНСТВЕННОЕ. Есть.

По любви. Без понужденья.

Есть заглавное. Оно - Мне от самого рожденья Во владение дано.

Мой язык, моя основа, Чтоб при свете и во мгле Властью праведного слова Утверждаться на земле.

Стихи так и назывались "Заглавное".

Сразу вспоминается, что Александр Пушкин хотел глаголом жечь сердца людей. Так и Островой утверждал себя патриотом России, хранителем родного языка. В каждом слове, в каждой строке стихов своих и песен Сергей Островой был прежде всего сыном своего Отечества. Вспомним его знаменитую песню "Ты, Россия моя", исполнявшуюся и Государственным хором имени Пятницкого, и любимейшей певицей России Людмилой Зыкиной, и миллионами любителей песен по всей стране:

Мать Россия моя, С чем тебя мне сравнить?

Без тебя мне не петь.

Без тебя мне не жить.

Все, что в сердце моем, Все, чем в жизни живу, Все, что было и есть, Я Россией зову.

Мы познакомились с Островым давно, в конце шестидесятых, когда я работал еще в Ялтинском книготорге и часто организовывал городские книжные базары, куда приглашал поэтов из дома отдыха Литфонда. Пригласил и Острового, очень популярного в то время, бывшего членом бюро Союза писателей и, по слухам, настолько гордого, что в одной из шуточных эпиграмм было сказано "Я парень в общем с головой, Сергей Гордеич Островой". Я знал эту эпиграмму и был уверен, что Острового на самом деле зовут Сергей Гордеевич. Но когда пришел в дом отдыха приглашать поэта, мне кто-то вовремя подсказал: "Только не назовите его Гордеевичем. Он обидится. Настоящее его отчество Григорьевич". Это спасло положение, и наша встреча, а потом выступление на книжном базаре у памятника Ленину прошли успешно. Через год Островой снова приехал в Ялту, и мы случайно встретились с ним на улице. Видя, что я собираюсь назвать себя, он остановил меня жестом:

- Постой, постой. Ничего не говори. Я сам вспомню. Тебя зовут Женя Бузни. Правильно? Я рассмеялся, соглашаясь, а поэт гордо поднял палец вверх: - Во память какая. Никогда не подводит.

С тех пор мы дружили до последних дней жизни Острового. Он дал мне рекомендацию для вступления в Союз писателей и, насколько я знаю, последний раз выходил из дома на широкую публику, когда я пригласил его на презентацию моего первого романа, проходившую в Москве, в музее Николая Островского. Он пришел поддержать начинающего писателя и никакого особого отношения к себе не требовал. Гордость он проявлял совершенно в другом плане.

Он всегда оставался прямым, честным, открытым и терпеть не мог перед кем-нибудь кланяться. Таков был его сибирский характер. О том, по каким критериям нужно судить человека, поэт написал в своих стихах "Вес":

В каждом сидит беспокойный бес, Каждому хочется знать упрямо:

А какой у него - у человека - вес?

До волоска. До грамма.

И вот он кидается напрямик К весам. На стрелку глядит уныло.

А я бы ему - в этот самый миг - Добавил все, что с ним в жизни было.

Его дороги. И впрямь и вкось.

Пристрастья. К хорошему и плохому.

Добро, что сделать ему пришлось.

Зло, что он причинил другому.

Грехи, в которых попутал бес.

Любовь его, до скончания века.

Вот это и есть настоящий вес Каждого Человека.

А еще он на дух не принимал равнодушия. Говорите "за" или "против", но не стойте в стороне от жизни, считал он и писал в "Слове о равнодушных":

Мне равнодушный страшен, как чума.

Молчащих. И всегда ненастоящих.

Не смейте их пускать в свои дома.

И заканчивает эти бескомпромиссные стихи словами:

А вы кого любили? Кто ваш враг?

Какой вы предпочтете род оружия?

Вы - кто предаст любой на свете флаг, Прикрывшись серым флагом равнодушия.

Я бывал у него в гостях, когда он приглашал посидеть, поговорить или перевести с английского инструкцию к подаренному телефону. Я не любил докучать ему телефонными звонками, а он звонил сам и спрашивал: "Ты чего не звонишь? Зазнался, что ли?"

Однажды незадолго до его девяностолетнего юбилея Сергей Григорьевич позвонил и попросил зайти. Встретив меня, как всегда, у лифта, сразу закричал в широко распахнутую дверь: - Надя! Женя пришел опять с цветами.

Надежда Николаевна Толстая, бывшая невестка писателя Алексея Толстого, арфистка, много лет выступала с концертами. Две большие арфы стояли в комнате в память о многочисленных гастролях - во время одной из них ее и представили знаменитому уже тогда поэту Островому. Мы сели в кресла, и он спросил:

- Хочу посоветоваться. Мне предложили провести мой юбилейный вечер в Колонном зале Дома союзов.

- Наверное, дорого, - сказал я.

- Да нет, не в этом дело. Они все расходы берут на себя. Но я отказался.

- Ты понимаешь, не хочу, чтобы на мне зарабатывали эти "новые русские". Ведь они концерты проводят, чтобы делать себе большие деньги. А зачем это мне? Мои песни и так звучат по всей стране каждый день. Недавно позвонили с киностудии, спрашивали: можно ли включить мою песню в новый художественный фильм? Тут я, конечно, согласился. А так ехать на мой концерт, где меня будут славить, а в кармане дулю показывать, не хочу. Я уже столько навыступался в свое время. Но то ж другое время было. А теперь не хочу. И довольно об этом. Лучше я прочитаю тебе свои новые стихи.

ОСТРОВОЙ СЕРГЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ
(6 сентября 1911 – 3 декабря 2005)

- известный российский поэт, журналист и публицист; многократный лауреат песенных конкурсов и фестивалей как поэт-песенник, лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1983), автор более 25 поэтических сборников, председатель Федерации тенниса РСФСР (1969 — 1988).

Сергей Григорьевич Островой родился 6 сентября (24 августа) 1911 года в Новониколаевске (ныне Новосибирск) в семье служащего. После окончания девятилетки в 1929 году Островой переехал в Томск, где работал репортером в газете "Красное знамя", а затем в 1931 году – в Москву. Был литературным консультантом журнала "30 дней", разъездным корреспондентом газеты "Гудок".
Регулярно начал печататься с 1934 года в "Комсомольской правде", "Пионерской правде", "Красной звезде" и других газетах. В 1935 году вышел его сборник песен, в 1937 - изданы "Стихи".

Сергей Григорьевич Островой родился 6 сентября (24 августа) 1911 г. в Новониколаевске (ныне Новосибирск) в семье служащего. После окончания девятилетки в 1929 г. Островой переехал в Томск, где работал репортером в газете "Красное знамя", а затем в 1931 г. – в Москву. Был литературным консультантом журнала "30 дней", разъездным корреспондентом газеты "Гудок". Первый очерк Сергея Григорьевича появился в 1931 г. в газете "За коммунистическое просвещение". Регулярно начал печататься с 1934 г. в "Комсомольской правде", "Пионерской правде", "Красной звезде" и других газетах. В 1935 г. вышел его сборник песен, в 1937 г. изданы "Стихи".

В июле 1941 г. Островой ушел добровольцем на фронт. Начал войну рядовым бойцом под Вязьмой. В начале августа 1942 г. стал корреспондентом армейской газеты 31 армии "На врага". Дивизии армии вели оборонительные бои на Ржевском и Калининском направлениях. Майор Островой входил с передовыми частями в освобожденные Калинин, Старицу, Зубцов и десятки деревень Калининской области. Устами рядового бойца Григория Санникова в стихах "Думы-заботы Ивана Субботы" поэт говорит:

"Кто восславит нашу доблесть?
Не щадя солдатских сил,
Всю Калининскую область
Я ногами изучил."

Он воевал не только своими книгами, газетными заметками, стихами, но и обычным солдатским оружием: гранатой, противотанковой бутылкой, винтовкой. В январе 1942 г. в армейской газете была опубликована его заметка "Не бывать" о партизане из Зубцова Павле Волосатове. Летом 1942 г. Островой был ранен под Старицей и лечился в Чукавинском госпитале (Старицкий район). В 1944 г. опубликовал книгу военных стихов. В послевоенные годы Сергей Островой был частым гостем калининской земли. После одного из посещений пушкинских мест (Берново, Малинники) он написал стихотворение "Старица" .

Воздух шпилями распорот,
В каждой впадине – века.
Если Старица не город,
То и Волга не река.
….
Город был железом пытан,
Мечен был лихим врагом,
И батыевым копытом,
И фашистским сапогом.

Сергей Островой – автор стихов преимущественно гражданского, публицистического плана. Им выпущено более 30 книг, самые значительные из которых – "Я сегодня думал о вас"(1964), "Я иду по земле"(1973), "Избранные произведения в двух томах"(1978). В 1985-1987гг. издано трехтомное Собрание сочинений поэта. За сборник "Годы"(1984) поэт удостоен Государственной премии РСФСР им. М. Горького.

Поэзия С. Острового

Мне равнодушный страшен, как чума.
Боюсь безгрешных. Гладеньких. Скользящих.
Молчащих. И всегда ненастоящих
Не смейте их пускать в свои дома.

Им все равно, какой сегодня век.
Какие там на Марсе Аэлиты.
Они живут, не поднимая век.
Глухие, как кладбищенские плиты.

А в это время умный мой народ
Мечту веков далеких сделал явью.
А эти - наблюдают. Эти - вброд.
По мелководью. И по мелкотравью.

Всё мимо них. И радость, и беда.
И зимний день. И с вешнею пыльцою.
У них в глазах стоячая вода
С холодною голубенькой гнильцою.

Такие ходят молча. Не спеша.
Апостолы с улыбкою немою.
А там, где помещается душа, -
У них дыра, наполненная тьмою.

Свет не пробьётся. Луч не зазвенит.
Всё там темно. И всё невозмутимо.
И тычутся тычинки о гранит.
И всё живое пролетает мимо.

О, я встречал их даже на войне.
Бездушных этих. Равнодушных этих.
Седые камни плавились в огне.
Земля кричала о погибших детях,

А этих - грела тёплая нора
И никогда им не бывало больно.
. Когда нам запрещали доктора,
- Мы уходили в роты добровольно.

Без почестей. Без выгод. Без похвал.
Иной судьбы тогда мы не просили.
Спроси меня: зачем я воевал!
Да разве я бы прожил без России!

А эти - жили. И сейчас живут.
И всё живое серой краской метят.
И глупого глупцом не назовут,
И умного как будто не заметят,

А если счастье рядом! Или грусть!
Чужое всё. И взгляд поглубже спрячут.
Не захохочут. Нет. И не заплачут.
И, отвернувшись, скажут: - Ну и пусть!

А нам-то что! А нам какое дело! -
И отойдут. И встанут в стороне.
Им всё равно, что красный цвет, что белый.
Попробуй их пронять. Они в броне.

Они одним себе принадлежат.
Зачем им остальные? Это много.
Но я-то знаю, как они дрожат,
Когда беда стоит у их порога.

Вот тут они естественны. Вполне,
И маску прочь. И не пропустят мимо.
Получат всё, что им необходимо,
И каменно застынут в стороне.

А рядом замерзает человек.
Уже его метели отпевают.
- Откройте дверь!
Но дверь не открывают.

Здесь путника не пустят на ночлег.
А вот ещё: я слышал ночью крик.
На помощь звали: - Доктор, помогите!
Но доктор спит. Он сны смотреть привык.

Не трогайте его. И не будите.
А ты, поэт, певец своей норы,
На мир смотрящий из глухих отдушин,
Играющий в кубы или в шары.

Ты в сущности-то к людям равнодушен.
Я всех вас знаю. Каждый мне знаком.
Всё под замок: и радость, и тревогу.
А вы хоть раз ходили босиком,

Чтоб кожею почувствовать дорогу?!
А вы кого любили? Кто ваш враг?
Какой вы предпочтете род оружия?
Вы - кто забыть любой готовы флаг,
Прикрывшись белым флагом равнодушия.
***

Закон долголетия
(Статья)

Сергей Островой никогда не приукрашал действительность, за исключением стихов к красным дням календаря. Старейшему поэту-песеннику Сергею Островому исполнилось 90 лет. За почти 70 лет творческой деятельности он выпустил с полсотни книжек, суммарный тираж которых невозможно подсчитать. Его "Песня остаётся с человеком", "В путь-дорожку дальнюю", "У деревни Крюково", "Дрозды", "Потолок ледяной, дверь скрипучая" и другие остаются с нами и по сей день. В зените славы к нему ежедневно приходило до 50 писем с нотами от неизвестных композиторов, сложивших песни на его стихи. Подтверждая законы сибирского долголетия, он, тем не менее, бережно относится к своему здоровью: соблюдает режим дня, курить бросил ещё в 30-летнем возрасте, занимается спортом и не утратил интерес к жизни.
С Сергеем Островым беседует наш корреспондент Анатолий Стародубец.

– Сергей Григорьевич, тот факт, что вы родились ещё в царской Сибири, как-то повлиял на вашу жизнь?
– Конечно. В Сибири ведь особый кодекс чести. Когда я был маленьким, в нашем доме двери никогда не запирались. Воровство считалось тягчайшим преступлением. В наших краях жили разные люди, встречались и подлецы, и воры, но их было так мало, что они на жизнь нашу никак не влияли. Потом в других краях мне всегда не хватало студёной сибирской чести, студёной чистоты. В высоком смысле этих слов.

– Какой вам запомнилась Гражданская война?
– В начале Гражданской мне было семь лет, но я уже всё понимал. Тогда в нашем городе, теперешнем Новосибирске, власть менялась часто: то белые придут, то красные. Помню, когда в очередной раз появились белые байкальские казаки, они были пьяные и разгульные. Тогда отец лёг спать головой к двери: когда будут врываться, первым делом стукнут его по голове и он проснётся. Другое страшное воспоминание связано с эпидемией сыпного тифа: бесчисленные мёртвые тела увязывают на санях верёвками, как хворост, и вереницы таких саней тянутся за город. Для детской психики это зрелище было сильнейшим потрясением.

– Ваша семья имела возможность дать вам хорошее образование?
– Мои родители всю жизнь оставались полуграмотными. Отец был охотоведом, мама – домохозяйкой. В нашем доме не было ни одной книжки. К моему увлечению литературой семья относилась презрительно. Читать библиотечные книжки удавалось тайком, по ночам, при свечке. От этого к 14 годам моё зрение непоправимо испортилось. А вот со школьными товарищами повезло – подобралась компания эдаких юных интеллектуалов. Я печатал заметки в городской газете "Юный ленинец", которую редактировал ссыльный венгр Миша Кун. Это обстоятельство помогло мне, когда в 16 лет я ушёл из дому, не поладив с отцом. Почти без денег я оказался в Томске, где попросился репортёром в местную газету. Мне дали первое задание: описать ход соцсоревнования на маслозаводе. Я сделал об этом статью и три дня ждал публикации. Вышло 4 строчки без подписи. Так я начинал.

– А как вы стали песенником?
– В 1934 году, когда я уже работал в московской газете "Гудок", мои стихи "Наливались тополи" получили 2 премии на конкурсе военно-комсомольской песни. Сразу два композитора – Николай Мясковский и Володя Фэре – написали песни на этот мой текст. Жюри, состоявшее из лучших поэтов страны, возглавлял Демьян Бедный. Я получил тогда 4 тысячи рублей премии – огромные деньги в ту пору. Сразу всё забросил и занялся только творчеством.

– Какие нравы тогда царили среди московских поэтов?
– Не могу сказать, чтобы откровенно брали за горло. Как-то Константин Симонов мне сказал, что страшно завидует поэтам, пишущим песни. "Это такое счастье, когда ты слышишь, как люди произносят твои слова. Это ни с чем не сравнить". Я работал и дружил в основном с композиторами. Дунаевский, Хачатурян, Мурадели, Соловьёв-Седой, Мокроусов, Блантер – все самые лучшие того времени. С Фэре мы полгода провели в командировке на Дальнем Востоке в армии Блюхера, написали 12 песен на воинскую тематику. Блюхеру особенно понравилась "Мы Советское Приморье никому не отдадим". Бывая в Москве, после этого нередко мне звонил. После его расстрела я чудом избежал преследования.

– Ваше тяготение к жанру сказки – это попытка уйти от неприглядной действительности?
– Нет. С действительностью я дружен. Никогда не приукрашал её, за исключением стихов к красным дням календаря. Тогда всем надлежало "молотить". Но я старался писать человеческие стихи, чтобы они брали за душу, согревали людей. На мою поэму "Мать", напечатанную в "Правде", пришло около 10 тысяч писем-откликов. Сейчас такого читательского интереса к поэтам нет. Слышал, даже Евтушенко издал книгу за свой счёт. Это при его-то популярности. Ради моего юбилея мой друг Сергей Михалков настоял, чтобы "Советский писатель" выпустил книгу моих стихов. Тираж вот такусенький, но хоть так.

– Критики отмечали неизменное "душевное здоровье" вашей поэзии. Довольно редкое явление среди поэтов. Вас никогда не тянуло подекаденствовать?
– У меня до сих пор сохранилось это "душевное здоровье", потому что я всегда писал честно и никому не завидовал. Я понимал: то, что я умею, не умеют другие, а то, что умеют другие, – не умею я. Эта мысль приносит спокойствие. А если ты внутренне спокоен, у тебя может многое получиться. Мой трёхтомник, вышедший в 85-м году, насчитывает более 30 тысяч строк. У меня просто не было времени на декаденство. А физическое здоровье мне всегда давал спорт. Я исходил на лыжах всё Подмосковье. По этому поводу у меня есть такие строки: "Лыжи – вот моя поликлиника. /Сосны – вот мои доктора". До сих пор играю в большой теннис. В семидесятые годы даже был президентом теннисной федерации России.

– Какие взаимоотношения в ваше время были у поэтов с исполнителями?
– С ними в основном работали композиторы. Мой голос был совещательным. Так, Аркаша Островский нашёл малоизвестного тогда Кобзона и тот "крестил" нашу песню "Через годы". Так же было и с Геной Беловым, спевшим "Вы слыхали, как поют дрозды". Например, я был против, чтобы песню "У деревни Крюково" Марк Фрадкин отдал ансамблю "Самоцветы", а композитор всё же настоял на своём. И оказался прав. Никто лучше её не спел. Ханок положил на музыку мои стихи "Зима" без моего ведома. И в исполнении Эдуарда Хиля песня стала популярной. Мы с Ханком потом написали ещё несколько песен. Но у них уже такой звёздной судьбы не было. Никогда не знаешь, "пойдёт" песня или нет. Она живёт по своим непостижимым законам. Тут ни просчитать наперёд, ни угадать невозможно.

– Вас не зовут поработать для нынешней эстрады?
– Меня сейчас никуда не зовут. Хотя я продолжаю ежедневно работать, и мой стол заполнен новыми стихами. Не той дешёвкой, что льётся с экранов ТВ и радиоэфира, которую сами пишут и сами поют. Песенная поэзия в России никогда так не деградировала, как в последние годы.

(Звучит песня “Изгиб гитары желтой…”)

УЧИТЕЛЬ: “Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…” А собрались мы, чтобы поговорить о месте человека на Земле, об умении общаться, дружить, любить.

Нелегок труд заводов и полей,
Но есть работа много тяжелей,
Работа эта – быть среди людей…

Александр Межиров прав: быть среди людей – это, действительно, нелегкий труд.

В жизни по-разному можно жить
В горе можно и в радости.
Вовремя есть, вовремя пить,
Вовремя делать гадости.
А можно и так: на рассвете встать
И, помышляя о чуде,
Рукой, обожженною солнце достать
И подарить его людям.

Согласитесь, что сделать это может только человек большой души. Ч.Колтон писал: “Красота тела может привлечь истинных поклонников, но для того, чтобы удержать их, требуется красота души”. Вы никогда не задумывались, почему? У поэта Эдуарда Асадова есть ответ на этот вопрос:

О. как же скоро вянет красота!
Красивое обычно быстротечно.
Совсем иное дело – доброта,
Все доброе светло и долговечно,
Причина в том, наверно, заключается,
Что красота, как правило, берет,
А доброта - берет и отдает,
В ней, так сказать, обмен не нарушается.

УЧИТЕЛЬ: Что же такое доброта? В первую очередь, наверно, - умение откликаться на чужую боль, всегда быть там, где ты нужнее.

(Звучит песня “Доброта”)

Если друг твой в словесном споре,
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все прости.
В жизни всякое может случиться,
И, коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.
И, чтоб после себя не корить,
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.
Но в одном лишь не отступай:
На разрыв иди, на разлуку,
Только трусости не прощай,
И предательства не прощай
Никому: ни любимым, ни другу.

УЧИТЕЛЬ: Вы, конечно, понимаете, что быть чутким, душевным, искренним нужно не только к тем людям, которых хорошо знаешь, любишь, ведь вокруг нас столько одиноких людей, которым тоже требуется наше внимание, наше участие.

Падает снег, падает снег,
Тысячи белых ежат…
А по дороге идет человек,
И губы его дрожат.
Мороз под шагами хрустит, как соль,
Лицо человека – обида и боль.
В зрачках два черных тревожных зрачка
Выбросила тоска.
Измена? Мечты ли разбитой звон?
Друг ли с подлой душой?
Знает об этом только он
Да кто-то еще другой.
И разве тут может в расчет идти
Какой-то там этикет,
Удобно иль нет к нему подойти,
Знаком ты с ним или нет?
Падает снег, падает снег,
По стеклам шуршит узорным.
А сквозь метель идет человек ,
И снег ему кажется черным…
И если встретишь его в пути,
Пусть дрогнет в душе звонок,
Рванись к нему сквозь людской поток.
Останови! Подойди!

УЧИТЕЛЬ: Но как же много среди нас таких, которые видят только себя, думают только о себе. Б.Ясенский сказал однажды:

“Не бойся друзей – в худшем случае они могут предать!
Не бойся врагов – в худшем случае они могут убить!
Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия происходят на Земле предательства и убийства!”

Мне равнодушный страшен, как чума,
Боюсь безгрешных. Гладеньких. Скользящих.
Молчащих. И всегда ненастоящих,
Не смейте их пускать в свои дома.
Все мимо них. И радость. И беда.
И зимний день. И с вешнею пыльцою.
У них в глазах стоячая вода
С холодною голубенькой гнильцою.
Такие ходят молча. Не спеша,
Апостолы с улыбкою немою.
И там, где помещается душа –
У них дыра, наполненная тьмою.
А вы кого любили? Кто ваш враг?
Какой вы предпочтете вид оружья?
Вы – кто предаст любой на свете флаг,
Прикрывшись белым флагом равнодушья.

(Песня “Не остуди свое сердце, сынок”)

УЧИТЕЛЬ: Есть интересная закономерность: чем добрее человек, тем больше добрых людей его окружает, тем больше у него друзей. А дружба ценилась у всех народов во все времена. “Кто не ищет дружбы с ближним, тот себе заклятый враг”, - писал в ХП веке Шота Руставелли. Нет народа, у которого не было бы легенд, песен, стихов о дружбе. Вот как писал об этом великий Шекспир:

Настоящий друг везде
Верен: в счастье и в беде;
Грусть твоя его тревожит,
Ты не спишь – он спать не может,
И во всем, без лишних слов,
Он помочь тебе готов.

УЧИТЕЛЬ: Знаменитый философ Вольтер утверждал, что “ глаза дружбы редко ошибаются”. С настоящим другом мы делимся и радостями, и печалями, потому что испытываем желание найти для себя в другом человеке источник радости, отдавая при этом что-то свое, а если потребуется, о и жизнь.

У парня был хороший друг,
Задорен и смешлив.
Был друг, как друг,
Но как-то вдруг
Стал тих и молчалив.
Поведал парень: у него
Был тяжко болен сын.
-Держись! – сказал он. – Ничего,
Ведь ты же не один.
Он продал мотоцикл без слов
Какому-то дельцу.
Кровь подошла? Даешь и кровь
Курносому мальцу.
Потом, когда прибой похвал
Приветственно гудел.
Он лишь плечами пожимал,
Сердился и краснел,
Как будто людям говорил:
За что хвалить его?
Он просто искренне дружил,
Он настоящим другом был
И больше ничего!
Друг раз кого-то зло поддел
И смяв, перешагнул.
И парень вспыхнул, не стерпел.
Он друга взял и вздул.
Когда же кто-то упрекал
Потом в толкучке дел,
Он лишь плечами пожимал,
Сердился и краснел.
Как будто людям говорил:
Зачем корить его?
Он просто искренне дружил,
Он настоящим другом был,
И больше ничего!
Зимой пошли на лыжах в лес.
Вот мостик и разъезд.
Вдруг, охнув, друг упал на рельс,
А в ста шагах – экспресс!
Уж бьет прожектор по глазам!
Он к другу подлетел,
Он друга вниз столкнул, а сам
Не спрыгнул. Не успел…
Потом был час, нелегкий час,
Прощанье и венки,
И митинг, и десятки глаз,
Застывших от тоски.
В речах сказали, что герой,
Что храбро пролил кровь,
А он лежал простой-простой,
Чуть приподнявши бровь,
Как будто людям говорил:
Зачем хвалить его?
Он просто искренне дружил,
Он настоящим другом был,
И больше ничего!

Средь всех наград наш многодумный век
Не учредил пока еще медаль:
“Правдивый и сердечный человек” –
А жаль!
Не каждый из нас может сказать, что у него есть настоящие друзья, но если они есть –
берегите их.

Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши,
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.
Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай,
Провинился друг - и повинился –
Ты ему греха не поминай.
Люди, я прошу вас, ради бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много,
Опасайтесь потерять друзей!

(“Песня о друге” сл. и муз. В.Высоцкого)

УЧИТЕЛЬ: Испокон веков мерилом нравственности служила совесть. Сократ высказывался на этот счет так”. Я считаю потерянным того человека, который потерял чувство стыда!” В словаре Даля вы найдете такое определение слова “совесть”: это чувство, побуждающее к истине и добру, это тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение поступка; это чувство,отвращающее от лжи и зла,

УЧИТЕЛЬ: Совестливый человек не пройдет равнодушно мимо чужой беды, не увильнет трусливо в сторону там, где нужно постоять за правду. Он не совершит поступков, которые уронят его в глазах людей даже тогда, когда вполне уверен, что никто об этом не узнает, потому что он живет именем совести.

Какие б ни грозили горести
И где бы ни ждала беда,
Не поступайся только совестью
Ни днем, ни ночью – никогда!
И сколько б ни манила праздными
Судьба тропинками в пути,
Как не дарила бы соблазнами –
Взгляни на все глазами ясными
И через совесть пропусти.
Ведь каждый, ну буквально каждый,
Коль жить пытался похитрей,
Встречался в жизни не однажды
С укором совести своей.
Мы вправе жить не по приказу
И выбирать свои пути,
Но против совести ни разу,
Нельзя по жизни нам идти!
Нельзя нив радости, нив горести,
Ни в зной и ни в колючий снег,
Ведь человек с погибшей совестью
Уже никто, не человек!

УЧИТЕЛЬ: Совесть проявляется и в большом, и в малом. Вспоминается случай…Жаркий день, битком набитый автобус. Под табличкой: “Места для инвалидов и пассажиров с детьми” сидит девочка лет двенадцати, а вокруг стоят пожилые люди. Одна женщина не выдерживает: “Вот так у нас повелось: в семнадцать – сидят, а в семьдесят – стоят. Вон родители какую дочь вырастили, а совесть вложить в нее забыли, а человек без совести – нравственный калека, ему вроде сидячее место положено”. А вот физически больные люди подчас оказываются терпимее, душевнее здоровых людей.

Людей не видя пред собой,
Не замечая в сквере лавочки,
По улице идет слепой,
Потрагивая землю палочкой.
Его толкнут, пройдут вперед
И, тотчас торопясь вмешаться,
Какой-то зрячий призовет
Быть чуткими и не толкаться.
Но слышу голос я его
Негромкий в человечьей гуди:
Толкайтесь, это ничего,
Я буду знать, что рядом люди.

УЧИТЕЛЬ: Чингиз Айтматов говорил: “Добро не лежит на дороге, его случайно не подберешь, Добру человек у человека учится!” И, как удар, звучат слова Р.Тагора, индийского поэта:

“Человек хуже зверя, когда он зверь!”
Нож занесен был над головой,
Нож заглаженный и кривой…
Ветер тенью повел косой
И заюлил по кустам лисой.
Нож заметался слепой от страха.
Взлетело на вздохе слово: “Бей!”
И он ударил, наотмашь, смаху,
Как камнем для блажи бьют голубей.
Все беззащитно, одни глаза лишь кричат
И страшно тебе одной,
И черная залежь валится на тебя стеной.
Секунда каждая кажется веком,
Ночь, как сжатые кулаки,
Хам изголяется над человеком,
Зверь вострит о тебя клыки:
- Девушка, очень ты гордая, девушка,
Что ты кобенишься, как нуда,
Мы тебе что, не подходим, где уж нам,
Мы же ведь грязненькие, ну да!
Плевок. И снова удар, И снова
Вызверен руганью грязный рот…
Будет сегодня заря пунцовой
От крови, пролитой у ворот,
Плач материнский взлетит над домом,
В черный проем упадет звезда…
Что ты им сделала, незнакомым,
Ты их не видела никогда.
Вот они, трое один в засаде,
Хрустнут от боли глухой кусты,
И от ножа, от удара сзади
Падаешь, падаешь, падаешь ты.
Ты еще что-то сказать хотела,
Крикнуть бы, крикнуть…И не смогла,
Рухнула наземь, вытянув тело,
Руки раскинув, как два крыла.
Девочка, как ты была красива,
Жила, никому не хотела зла,
Могла быть возлюбленною счастливой,
Счастливою матерью быть могла .
Ты и росла-то с мечтой о чуде,
В чем перед смертью твоя вина?
Когда на войне погибают люди,
Так ведь на том и стоит война.
А здесь за что? За какие грехи?
За то, что грязи сказала: “ПРОЧЬ!”
За это ножом, под припевки злые
Сердце тебе распорола ночь…
Солнце в свинцовой стынет полуде,
Пьяные песни орёт орда,
Вон в стороне показались люди,
Вот уже кто-то бежит сюда.
Вот заметался в кустах убийца,
Вот уже банда бежит в кусты…
Люди! Запомните эти лица!
Кто здесь смеет посторониться? Ты?
Кто здесь смеет, забыв о чести,
В страхе отдать хулиганам ночь,
А если завтра на этом месте
Нож замахнется на вашу дочь?
На вашу подругу, невесту, маму?
И пьяной оравой, не сторонясь,
Обступит сброд и начнет по грамму
Цедить сквозь зубы всякую грязь.
И я хочу в переулке каждом,
В неравной уличной кутерьме,
Чтоб ни один из моих сограждан
Не позволил бы глумиться тьме.

УЧИТЕЛЬ: Заканчивая нашу встречу, хочется надеяться, что мы сумеем сохранить в себе

Самые прекрасные человеческие качества, а главное - душу.
Коль суждено дышать нам воздухом одним,
Давайте-ка мы все навек объединимся.
Давайте наши души сохраним,
Тогда мы на Земле и сами сохранимся.