Эпидемия чумы в московской области

История нашей страны хранит память о многих кровавых восстаниях. Но московский чумной бунт 1771 года отличался от других, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, он продолжался всего три дня, а во-вторых, одно из самых крупных народных возмущений XVIII века стало реакцией разъяренной толпы на непродуманные действия властей — то есть в данном случае протестовали не угнетенные массы, а люди разных сословий, попавшие в безвыходное, как им казалось, положение.

• 
  

К середине XVIII века обстановка в Москве благоприятствовала развитию масштабных эпидемий. Нечистоты и мусор не вывозились из города и сваливались прямо во дворах или выбрасывались в ручьи и речки. Пищевые отходы мясных и рыбных рядов породили огромное количество крыс. Кроме того, в Москве не было загородных кладбищ — умерших хоронили возле приходских церквей, и любое заразное заболевание могло дать толчок к возникновению эпидемии.

Медицина в стране находилась на очень низком уровне, главным средством от болезней считались молитвы, чудотворные иконы и заговоры знахарей. В начале XVII века, во время правления Бориса Годунова, эпидемия чумы охватила 35 русских городов, в Москве погибли до 480 тысяч человек.

Еще одна вспышка этого же заболевания поразила столицу в 1654-1656 годах. Люди умирали тысячами, некоторые места массовых захоронений обносили высокими, наглухо заколоченными заборами — но крыс эти меры не останавливали. Патриарх и царская семья выехали из города, их примеру последовали бояре и высшие чиновники. Москва осталась фактически без представителей власти, мародерство во дворах, обитатели которых умерли, приводило к распространению эпидемии. Точное число погибших неизвестно, по мнению историков, чума унесла примерно 80% всего городского населения.

Со времен Петра I в России была учреждена карантинная служба, всех въезжающих в государство с территорий, где они могли заразиться чумой, заставляли до полутора месяцев провести на карантинной заставе. Но и эта мера помогала далеко не всегда.

В 1768-1774 годах проходила война России с Османской империей, закончившаяся тем, что наше государство получило выход к Черному морю. Но в зону военных действий проникла возникшая в Турции чума — в том числе и в лазареты, где находились раненые. Некоторых из них увезли в Москву в военный госпиталь, находившийся в Лефортово и основанный в 1706 году по распоряжению Петра I.

В ноябре 1770 года там от чумы скончался офицер, а буквально через несколько дней — врач, который его лечил. Затем умерли еще несколько десятков тех, кто общался с доктором.

В городе началась эпидемия — число ушедших из жизни доходило до тысячи человек в день. Погребальные конторы не успевали изготавливать гробы.

Екатерина II запретила хоронить покойников в черте города, и московские власти приняли решение об учреждении для этой цели отдельного кладбища возле села Новое Ваганьково. Умерших закапывали в общих могилах. Похороны сопровождались непрерывным колокольным звоном, который, согласно поверьям, должен был отпугивать болезнь.

Обязанности забирать мертвые тела из домов и с улиц были возложены на полицию. Но почти все ее служащие не желали этого делать из-за боязни заразиться, и разлагающиеся трупы оставались на месте смерти по много дней. К работе по очистке города пытались привлечь заключенных — их выпустили из тюрем с тем, чтобы они собирали тела. Чумные обозы выезжали из Москвы, после чего трупы сжигали, а арестанты при любой возможности пускались в бега.

Крестьяне, узнавшие об эпидемии, отказывались везти в Москву продукты. В городе начался голод. Положение усугублялось тем, что многие представители власти во главе с градоначальником графом Петром Салтыковым спешно разъехались по своим имениям. Все, кто имел возможность покинуть Москву, последовали их примеру. Город, по сути, оставили вымирать.

По официальным данным, с апреля по декабрь 1771 года в Москве от чумы погибли 56 672 человека, но в действительности это число может быть гораздо больше — Екатерина II в частном письме называет цифру в 100 тысяч.

Народ пытался спастись молитвами и обращениями к чудотворным святыням. Наиболее почитаемой из них была Боголюбская икона Божией Матери, находившаяся в церкви у Варварских ворот Китай-города. По Москве прошел слух, что если поцеловать ее, то болезнь пройдет, и все оставшиеся горожане стремились приложиться губами к реликвии.

Понимая, что любое скопление народа приведет к новым вспышкам эпидемии, архиепископ Московский Амвросий приказал спрятать Боголюбскую икону Божией Матери и запретил проводить молебны в церквях. Именно эта мера породила кровавый бунт в Москве.

Массовые волнения начались 15 сентября 1771 года. Под набатный звон толпа, вооружившись кольями и топорами, пришла к стенам Кремля — требовать, чтобы Амвросий отдал животворящую реликвию. Архиепископу удалось укрыться в Донском монастыре. Бунтующие стали громить и грабить все подряд, в том числе чумные бараки, убивая врачей, которых посчитали виновниками заболевания.

На следующий день, 16 сентября, толпа ворвалась в Донской монастырь. Архиепископа Амвросия вывели к народу для публичного допроса. Священнослужитель вел себя достойно, ему почти удалось успокоить бунтовщиков. Но, по свидетельствам очевидцев, из кабака прибежал дворовый Василий Андреев и ударил архиепископа колом. После этого озверевшая толпа растерзала Амвросия.

Глава соляной конторы, одновременно надзирающий за работой лечебных учреждений, старший по званию из тех, кто не покинул Москву, генерал-поручик Петр Еропкин с остатками войск срочно приступил к восстановлению порядка. Ему удалось собрать около 10 тысяч солдат и офицеров — и картечью, а также штыковыми атаками рассеять бунтовщиков.

26 сентября в Москву с отрядом из четырех полков лейб-гвардии прибыл граф Григорий Орлов — государыня назначила его московским главнокомандующим и наделила особыми полномочиями.

Бунт был подавлен, но эпидемия продолжалась. С ней удалось справиться только благодаря чрезвычайным мерам, предпринятым Орловым. Граф запретил постоянный набатный звон, который вызывал у населения чувство страха. Были срочно созданы несколько новых инфекционных больниц. Собрали лучших врачей страны. Орлов организовал нормальное питание больных и обязательную дезинфекцию их жилищ. Вдалеке от города оборудовали чумные кладбища. Был налажен карантин на въезде и выезде в город. Мародеров казнили на месте преступления. Улицы очистили не только от трупов, но также от мусора и нечистот, бродячих животных уничтожили. В торговых рядах между местами для продавцов и покупателей вырыли специальные канавы, при этом деньги передавались не напрямую, а через плошки с уксусом.

Более 300 участников бунта отдали под суд, 173 из них были приговорены к битью кнутом и каторжным работам. Четверых, принимавших непосредственное участие в убийстве архиепископа Амвросия (купец И. Дмитриев, дворовые В. Андреев, Ф. Деянов и А. Леонтьев), повесили.

Последствиями чумного бунта стали некоторые важные государственные решения. 17 ноября 1771 года распоряжением Сената были запрещены погребения при церквях. Отныне для этих целей надо было создавать кладбища за городской чертой. Несколько лет спустя, 28 июня 1779 года, императрица, памятуя о том, что распространению эпидемии способствовало плохое водоснабжение города, издала указ о строительстве московского водопровода.

Было время, процветала

В мире наша сторона:

В воскресение бывала

Церковь божия полна;

Наших деток в шумной школе

И сверкали в светлом поле

Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;

Школа глухо заперта;

Нива праздно перезрела;

Роща темная пуста;

И селенье, как жилище

Тихо все. Одно кладбище

Не пустеет, не молчит…

А.С. Пушкин. Пир во время чумы

И, наверное, вовсе нелишне будет напомнить, что же происходило много лет тому назад…

Москва, 250 лет назад

Лежащее по Троицкой дороге государево село Пушкино от того только заразилось и почти все померло, — что один мужик из Рогожской ямской слободы после умерших привез туда жене своей кокошник…

…250 лет назад у нас разразилась трагедия.

В Москву пришла чума. Или моровая язва, как ее тогда называли.

Но обо всем по порядку.

Вот как раз в июле чума пришла и в наше Пушкино: а все из-за злосчастного кокошника, подарка, что некий селянин привез своей жене из Москвы…

Эпидемия набирала силу.

О, вот эта личность нам тоже хорошо знакома.

Подведем некоторые итоги.

Первым выявленным больным был китаец…

…Через сто пятьдесят лет, в 1921 г., моровое поветрие разгулялось в славном городе Владивосток.

Вот как описывает тогдашнюю напасть современный исследователь, один из ведущих специалистов в области эпидемиологических заболеваний, полковник и кандидат наук М.В. Супотницкий.

Во время восьмой и девятой недели болезнь все-таки пошла на убыль. Число умерших составило 32 человека, подобрано 28 трупов. Пятого июня был отмечен якобы последний летальный исход.

Но к двадцать второй неделе количество случаев чумы вдруг снова возросло. Опасались, что дотянувшаяся до октября, т.е. до холодного времени года, эпидемия может вновь разгореться. Но двадцать третья неделя (11-17 сентября) оказалась последней: после 15 сентября 1921 г. случаев болезни зарегистрировано не было.

К первому ноября чума окончилась…

Вот фрагмент оттуда.

…«В 1921 г. во Владивостоке случилась самая крупная в России XX в. эпидемия чумы, занесенной из Китая… По утрам, выходя из своих домов, мы наталкивались на трупы, подброшенные к воротам и палисадникам, – жатва чумы за ночь. По ночам родственники умерших выволакивают мертвецов на улицу и бросают подальше от своих домов. Иногда мертвецов упаковывают в высокие плетеные корзины или заталкивают в большие мешки. Своеобразные посылки Черной Смерти, на которые наталкиваешься на углах улиц, у ворот, у решеток скверов. За трупами приезжает мокрый от сулемы грузовик. Отчаянно ревя, он стремительно несется по улице, и та, отбрасывая к тротуарам извозчиков и автомобили, замирает на секунду, давая ему дорогу. А на нем – стоя, держась за руки – покачиваются люди в белых масках с круглыми черными глазницами стекол, в серых, пропитанных сулемой, брезентовых одеяниях. В руках у этих людей длинные, тонкие багры, похожие на копья. Ими они поднимают и кладут на грузовик трупы чумных. Горожане издали наблюдают за работой страшных людей, вспоминая в детстве слышанные рассказы о том, как черти волокут в ад грешников.

И, конечно же, Несмелов не забыл своего хорошего приятеля, поэта Асеева.

Потом их пути разошлись: Николай Асеев стал известным советским поэтом, Арсений Несмелов был не менее известен в кругах белоэмиграции и погиб в советском лагере как изменник родины…

Эпидемия – это как?

Чума — в самом широком смысле этого слова — никуда с повестки не уходит…

Боролись же с эпидемией следующим образом.

…Еще в начале февраля 1921 г. по инициативе Отдела народного здоровья Приморского областного земства созвали заседание Областной санитарно-исполнительной комиссии. Признали необходимым немедленно приступить к подготовительным работам по борьбе с болезнью и ходатайствовать об объявление области угрожаемой по чуме, – такой приказ был издан на следующий день. Областную комиссию возглавил доктор П.П. Попов, боровшийся с легочной чумой еще в Харбине в 1910 г. (Заметим, ни один из приглашенных известных в те годы специалистов по чуме во Владивосток не приехал!).

Изначально не все было благополучно с карантинной стражей.

Во время чумы китайцы никак не шли на сотрудничество с властью; более сознательно вели себя корейцы. Но самыми последовательными были японские интервенты: поддерживали введенный режим, делились дезинфицирующими средствами, даже выделили необходимое оружие. (Правда, у японцев был и другой, далеко идущий интерес — научный, военно-прикладной. Уже тогда их медики изучали свойства чумной палочки, ее живучесть в разных средах, эффективность средств защиты…). Что характерно, японская противочумная сыворотка эффекта не имела.

Эпидемия – это что.

Включив телевизоры, увидели бегущих в ужасе людей в респираторах, замелькали цифры сотен погибших… Дешевеет нефть, рушатся акции туристических и сельскохозяйственных компаний, люди ждут конца света…

Не менее очевидны последствия глобализации с возрастанием миграционных потоков, ростом объёмов, скоростей и возможностей перемещения по планете; все это – прямые предпосылки для переноса инфекций. Тут, кроме больных людей, опасность исходит и от самих транспортных средств, перевозимых продуктов питания, животных и растений.

Серьезные выводы сделаны в результате анализа эпидемий, так сказать, в историческом аспекте (М.В. Супотницкий, Н.С. Супотницкая. Очерки истории чумы. М., 2006).

Или вот такое, скажем, неординарное наблюдение.

Моровые поветрия, эпидемии в Европе поспособствовали появлению привычки к пьянству. Дистиллированные спиртные напитки, впервые разработанные итальянцами в XII в., вдруг стали необыкновенно популярными, ибо считались предупредительным средством против чумы. Разумеется, это было не так, но все же употребление спиртного снижало всеобщий страх перед эпидемией…

Еще одно, весьма важное обобщение.

И со всем этим приходится считаться.

Эпидемия, бунт и власть в императорской Москве 250 лет назад

Чума: путь в Москву

Считается, что в Москву эту заразу (строго говоря, чума — не вирусная, а бактериальная инфекция) занесли с театра русско-турецкой войны, из Молдавии и Валахии. В августе 1770 года зараза достигла Киева, затем Брянска.

Увертюра в военном госпитале. Без паники!

Карантин: монастыри и генералы

Рядом с Большим Каменным мостом располагалась крупнейшая московская мануфактура того времени — Большой суконный двор. С 1 января по 9 марта 1771 года на фабрике умерли 130 человек. Фабричная администрация то ли не поняла поначалу, от чего, то ли слишком хорошо поняла: объяви, что на Суконном чума, и о сбыте продукции придется забыть .

В момент врачебной проверки в марте на Суконном дворе обнаружилось 16 больных с сыпью и чумными бубонами, а сколько разбрелось по городу, уже никто не узнал.

Фабрику закрыли, здоровых рабочих перевели на другие предприятия, а больных увезли в подмосковный Николо-Угрешский монастырь, ставший первым чумным госпиталем. При этом Суконный двор так и не был окружен караулами, и многие рабочие сбежали после оглашения диагноза.

Генерал-поручику Еропкину придется вскоре воевать в Кремле и на Красной площади, и отнюдь не с чумой.

От весны до осени: Москва зачумленная

Императрица одной из первых поняла и другую вещь: настала пора заботиться о том, чтобы зараза не дошла до Петербурга. Интересны детали.

Велено было также не пропускать проезжающих из Москвы не только к Санкт-Петербургу, но и в местности между столицами. Карантины были устроены в Твери, Вышнем Волочке, Бронницах.

Все эти меры помогли предотвратить превращение московского бедствия в общероссийское. Есть данные, что чума попала из Москвы в Воронежскую, Архангельскую, Казанскую и Тульскую губернии, но общенациональной пандемии не случилось.

Однако стоило в июле установиться теплой погоде, иллюзии рухнули. Смертность стала превышать 100 человек за сутки, вымирали целые улицы в Преображенской, Семеновской и Покровской слободах.

На улицах круглосуточно горели костры из навоза или можжевельника.

Бывало, что трупы выбрасывали на улицу или тайно зарывали в огородах, садах и подвалах, несмотря на указ императрицы с угрозой вечной каторги за сокрытие информации о заболевших и умерших.

Фото: Hulton Archive / Getty Images

В обреченном городе не осталось власти, полиции и войска — и немедленно начались бесчинства и грабежи.

Фото: WestArchive / Vostock Photo

Рассказ мгновенно распространился по Москве, и толпы горожан устремились к Варварским воротам в надежде вымолить прощение у Богородицы. Священники, оставив храмы, служили молебны прямо на площади. Люди по очереди лазали к иконе, стоявшей над проемом ворот, по лестнице, просили исцеления, ставили свечи, целовали образ, оставляли пожертвования в специальном сундуке.

Московский митрополит Амвросий, понимая опасность скопления народа в разгар эпидемии, решил его прекратить: икону убрать в храм Кира и Иоанна на Солянке, а сундук с деньгами передать в Воспитательный дом.

Бой в Кремле и на Красной площади

Расправившись с митрополитом, мятежники двинулись на Остоженку, в дом генерал-поручика Еропкина, сохранившийся доныне. Еропкин оказался не робкого десятка; он продемонстрировал, что если в борьбе с чумой к сентябрю 1771 года власти особых успехов не добились, то с бунтовщиками справляться они умеют.

В ноябре, когда чума уже утихала, в Москве состоялась экзекуция: четыре человека, в том числе убийцы митрополита Амвросия, были повешены, 72 человека были биты кнутом, 89 человек высекли плетьми и отправили на казенные работы.

Граф Орлов. Последнее средство

Восстанавливать порядок в Москву Екатерина отправила графа Григория Орлова, который приехал в первопрестольную 26 сентября. Вслед за Орловым шли четыре полка лейб-гвардии.

Орлов снискал славу избавителя Москвы от мора. Принципиально новых санитарных мер, кроме укрепления застав и карантинов, он не ввел. Но пришла на помощь природа: начались ранние холода, и эпидемия стала понемногу сходить на нет.

Впрочем, стоит отдать графу Орлову должное: он начал с верного шага, не свойственного отечественным администраторам,— прибыв в Москву, сразу собрал консилиум специалистов и следовал его указаниям. Орлов велел заново разбить Москву на 27 санитарных участков, открыть дополнительные больницы и карантины. Орлов лично обходил все больницы, следил за лечением и питанием пациентов.

Более того. Понимая, что нищета и болезнь тесно связаны, Орлов организовал общественные работы по укреплению Камер-Коллежского вала вокруг Москвы: мужчинам платили по 15, а женщинам по 10 копеек в день. Боролся Орлов и с бродягами, разносившими заразу: их отправляли в Николо-Угрешский монастырь.

Фото: Alamy / Vostock Photo

По официальной статистике, с апреля по декабрь 1771 года в Москве умерли от чумы 56 672 человека. Но это не все — первые три месяца 1772 года чума в Москве, над которой в Петербурге уже отпраздновали победу, продолжалась, правда ежемесячное количество умерших снизилось до 30 человек. Об окончательном прекращении эпидемии было объявлено только в ноябре 1772 года.

А в одном из писем за границу сама Екатерина сообщала: чума в Москве похитила более 100 тысяч жизней. Это можно, пожалуй, рассматривать как невольное признание в том, что противостоять нежданной напасти по большому счету не смогли ни власти, ни общество.

Опасную болезнь в Москву привез в 1939 году врач-микробиолог Абрам Берлин из Саратова. Проводя опыты на животных, он использовал живой возбудитель чумы и был обязан соблюдать жесткий карантин.

Почувствовав себя очень плохо, нулевой пациент был госпитализирован с ошибочным диагнозом крупозной пневмонии. Немалая заслуга в том, что эпидемию удалось вовремя остановить, принадлежит дежурному врачу клиники 1-го Московского медицинского института Симону Горелику.

Определив у больного легочную чуму, Горелик незамедлительно сообщил об опасности начальству и изолировался вместе с Берлиным. Он знал, что они оба обречены - чуму тогда лечить не умели.

В результате эпидемию чумы удалось остановить в зародыше. От смертельной болезни погибли только трое: Горелик, Берлин, а также стригший его парикмахер.

Виктор Чернов/Sputnik, Григорий Веил/TAСС

Натуральная, или черная, оспа прибыла в столицу СССР в декабре 1959 года вместе с художником Алексеем Кокорекиным, вернувшимся из Индии. Во время своей поездки он подцепил опасную болезнь, когда присутствовал на церемонии сожжения брахмана.

Страдая от лихорадки, сильного кашля и боли по всему телу, Кокорекин обратился за медицинской помощью. Врачи ошибочно поставили ему диагноз грипп, хотя больной покрылся несвойственной для этого заболевания сыпью.

О том, что в Советский Союз попала черная оспа, стало известно спустя две недели после смерти художника. Несколько контактировавших с ним человек начали испытывать схожие симптомы.

Когда диагноз подтвердился, все московские медицинские службы, отделения милиции и КГБ были подняты на борьбу со смертельной опасностью. Сотрудники правопорядка отлавливали и помещали в карантин всех, с кем контактировал Кокорекин, с кем общались члены его семьи, кто получил сувениры из Индии.

Больница, где находился зараженный, попала в карантин. Для тысяч запертых сотрудников и больных даже вскрыли неприкасаемый государственный запас постельного белья, предназначавшийся на случай войны.

Однако главной мерой стала поголовная вакцинация всех жителей Москвы и Московской области, не имеющая аналогов в истории. Работая круглые сутки, врачи привили более 9 миллионов человек всего за неделю.

Всего опасное заболевание в Москве было обнаружено у 45 человек, трое из которых скончались. Через 19 дней после ее обнаружения и начала слаженной работы столичных служб больных чумой в городе не осталось.

Проникшая на территорию СССР из Ирана, холера охватила в 1970 году все советское черноморское побережье. Эпидемия пришлась на пик курортного сезона, когда в приморских городах было полно отдыхающих.

Постепенно болезнь распространялась по всей территории страны, включая Москву и Ленинград. Этому способствовали ошибочные действия местных властей, которые в первые дни на пляжах объявляли по громкоговорителям, что в городе холера и людям следует в спешном порядке его покинуть.

Центральная власть в свою очередь действовала быстро и решительно. К борьбе с распространением болезни подключили не только тысячи врачей, но также армию и флот.

Крупные очаги распространения инфекции, такие как Одесса, Батуми и Керчь, попали в карантин. Выезд из них разрешался только после тщательного бактериологического обследования. К городам подошли десятки кораблей и поездов, превращенных в передвижные лаборатории.

Среди тысяч туристов, запертых в городах, началась паника. Многие пытались обойти или даже прорваться через военные кордоны. Ситуация успокоилась только когда Совет Министров СССР распорядился продлить командировки и отпуска с сохранением заработной платы всем вынужденно находящимся в зоне карантина.

К ноябрю 1970 года эпидемия холеры в СССР была окончательно ликвидирована. Власть сделала правильные выводы из произошедшего - на черноморском побережье, в бассейнах рек Поволжья и Урала началось массовое строительство водоочистных сооружений.

Вспышка сибирской язвы на Урале в апреле 1979 года остается самой загадочной эпидемией в истории Советского Союза. По разным данным, она унесла жизни от 60 до 100 человек.

Ежедневно в инфекционные отделения города Свердловск (современный Екатеринбург) поступали по 5-10 человек в состоянии мощного инфекционно-токсического шока.

Когда выяснилось, что причиной смерти людей стала сибирская язва, в городе организовали спецотделение для больных, началась масштабная вакцинация жителей, а также дезинфекция территорий города, по неподтвержденным данным, даже с помощью вертолетов. К июню эпидемия была остановлена.

Согласно официальной советской версии, причиной вспышки опасного заболевания стало мясо зараженного скота. Однако существует иная версия событий - эпидемия могла быть вызвана случайным выбросом спор сибирской язвы из военно-биологической лаборатории военного городка № 19, расположенного в одном из районов города. Рассматривался даже вариант диверсии западных спецслужб, стремившихся дискредитировать СССР накануне московской олимпиады 1980 года.

На данный момент сведения о трагедии остаются засекреченными и могут быть обнародованы только спустя 75 лет после инцидента - в 2054 году.

На Русь чума впервые пришла в 1352 году. Первым на ее пути оказался Псков, где число умерших заставляло класть в один гроб по три-пять трупов. Для спасительной молитвы население города пригласило новгородского архиепископа Василия Калику.

Он приехал, обошел город с крестным ходом, помолился над болящими — и сам умер от чумы на обратной дороге. Новгородцы с почестями похоронили своего архиепископа, выставив его тело в Софийском соборе для народных прощаний. Как следствие, в Новгороде также вспыхнула эпидемия.

Наученное горьким опытом и напуганное смертями человечество в те годы сумело выработать базовые принципы личного карантина: уезжать от эпидемии в отдаленную и малонаселенную местность, избегать массовых скоплений народа, таких как общие молебны и массовые собрания, не участвовать в похоронах умерших от болезни.

Люди были убеждены, что чума, как и другие заразные болезни, распространяется вместе с дурным воздухом. Поэтому самым эффективным способом борьбы с распространением заразы, вплоть до открытия чумной палочки в середине ХIX века, считалось окуривание дымом и химикатами зараженных помещений и городских улиц.

Во время второй эпидемии чумы в России больше всего пострадала Москва. Первые случаи болезни были зафиксированы в столице в конце июня 1654 года. Инкубационный период мог составлять всего несколько часов, далее начинали проявляться симптомы: болела голова, наступал жар, тело опухало, на коже появлялись нарывы и язвы, больной впадал в бред. После нескольких дней мучений наступала смерть.

Бороться с болезнью решили уже опробованным методом — с помощью огня. Вокруг Москвы были выставлены заставы, на дорогах, ведущих к ним, разжигались костры. Более того, когда на пути переезжавшей в Калязин царской семьи встретилась повозка с умершей от чумы женщиной, подожгли целый участок пути, а уголь с землей вывезли как можно дальше.

Своего рода фильтр для опасных писем был впервые применен именно тогда: после того как гонец на заставе прочитывал послание, привезенное из районов-очагов эпидемии, текст переписывался на новую бумагу, а прочтенное письмо сжигалось.

В городах и селах зараженные дома, улицы и кварталы изолировались, а умерших от эпидемии запрещалось хоронить при церквях в черте населенного пункта. Их тела либо закапывали в отдаленной местности, либо сжигали вместе со всеми личными вещами. Однако зачастую эти правила не соблюдались. Спустя два года эпидемия утихла, унеся с собой жизни не менее 150 тыс. человек, что составило более половины жителей столицы.

Если в мирное время примитивные карантинные меры хоть как-то помогали сократить потери, то в случае начала войны даже они не сильно спасали: огромные армии передвигались с места на место, в лагерях царили скученность и антисанитария. Так, в частности, произошло во время войны с Турцией 1768-1774 годов. Русские войска проходили через Молдавию, где как раз начиналась эпидемия чумы. Возвращавшиеся солдаты и офицеры привозили на себе блох, зараженных Yersinia pestis — чумной палочкой. Уже в 1770 году эпидемия охватила Брянск, а следующей на ее пути встала Москва.

Основной очаг чумы разгорелся на Большом суконном дворе, находившемся за Москвой-рекой у Каменного моста. Первое время власти города пытались скрыть распространение болезни: фабричных рабочих хоронили тайно по ночам, даже не вводя карантин. Зараженные чумой мастеровые с суконного двора быстро разносили смертельную болезнь по всей Москве.

Уже спустя несколько недель чума перекинулась через реку к центральной части города. Больные и умирающие появились по всей Москве, чуме также сопутствовала паника, сразу парализовавшая всю городскую жизнь: закрылся Московский университет, прекратили работу все мануфактуры, мастерские, лавки и трактиры.

В день от чумы умирало около тысячи человек, к ним добавлялись также жертвы пожаров, массовых драк и погромов.

Погибших от чумы массово вывозили за город и зарывали в большие общие могилы без отпевания и других церковных обрядов. Это было поручено делать тюремным заключенным, осужденным на каторгу.

Некоторые москвичи укрывались в подмосковных имениях, но это лишь расширяло ареал болезни. Так, московский генерал-губернатор Петр Салтыков, обнаружив полное бессилие в борьбе с эпидемией, сбежал в свое родовое имение Марфино, за ним последовали и другие чиновники.

Только приехавший по приказу Екатерины II Григорий Орлов смог справиться с ситуацией. На окраинах Москвы были созданы специальные чумные карантинные больницы. За сокрытие от властей больных или умерших полагалась вечная каторга, зато тем, кто доносил на скрывавших, полагалась премия в 20 рублей. Погибших было окончательно запрещено хоронить в городской черте. Большинство московских кладбищ — Армянское, Дорогомиловское, Миусское, Пятницкое, Даниловское, Калитниковское, Семеновское, Преображенское, Рогожское — возникли во время эпидемии 1771 года именно как чумные. Если в XVIII веке эти кладбища находились за чертой города, то сегодня это ближайшие к центру районы, расположенные всего в паре километров от Садового кольца.

Захоронения на нем продолжались вплоть до 1930-х годов, а уже в конце 40-х на его месте возвели элитный жилой квартал.