Чума в италии 2020

Как живет Венеция под масштабным карантином: монолог местной жительницы

В документах о введении первых карантинных мер было сказано о недопустимости какой-либо дискриминации китайцев. Это пресекается достаточно жестко. У нас огромное количество китайских магазинов, лавок, они все позакрывались, потому что там в основном туристический ширпотреб. Вирус не китайский, не итальянский, не немецкий, а общечеловеческий.

А вот внутри Италии уровень солидарности очень большой, тем более в этом году мы пострадали от наводнения, до сих пор не пришли в себя, нет компенсаций. Наши дома, наши магазины, наши мастерские до сих пор в руинах, сейчас только потеплело, и все начали делать ремонт, а тут новая напасть, и эти компенсации теперь тоже непонятно когда будут. Венеция просто совсем [плоха], такого не было никогда. Может быть, во времена чумы в XVII веке. Эти две катастрофы жутко бьют по экономике. Все туристические мероприятия отменены, все гостиницы закрыты.

На улицах людей стало меньше. Еще пару дней назад все сидели в кафе, общались, а сейчас объявили полное закрытие заведений. Остаются только продуктовые магазины, аптеки, газетные киоски и что-то еще.

Все по возможности переведено в онлайн, что можно перевести.

Но при этом Италия, да и весь остальной мир, не очень готовы к такому стремительному переходу на онлайн-образование, хотя многие университеты стараются это делать.

Я была только что в магазине, все шутят, но огромная очередь, и все соблюдают метровую дистанцию. Если раньше запускали по 50 человек в магазин, то сейчас запускают по 15 даже в достаточно большой супермаркет. В магазине все есть, но стоять час, чтобы туда попасть, это ненормально.

Почему это важно

Первыми зараженными коронавирусом больными, выявленными в Италии еще 31 января, стали двое граждан Китая. На 18 марта число инфицированных в стране составило 35713 человек (около половины от числа зараженных в Китае), а число умерших — 2978 человек (почти столько же, сколько в Китае). И эта статистика растет угрожающими темпами. Некоторые эксперты полагают, что на неделе с 23 марта число зараженных увеличится на 50%, а погибших — на 20%. При этом они указывают, что система здравоохранения Италии оказалась практически разрушенной.

В Италии постоянно проживают 320 000 китайцев (2018 год). В 2019 году Италию посетило 3 200 000 китайских туристов. Эти цифры меньше, чем соответствующие показатели по гражданам Японии, находящимся в Италии. Но они стремительно растут.

Два входящих в нее итальянских порта — это Генуя и Палермо, расположенные в западной части страны. Они являются важными звеньями Средиземноморья, связывающими Италию с французским Марселем, испанской Барселоной и египетской Александрией.

Другие два — это находящиеся на востоке Италии Равенна и Триест. Из них по Адриатике пролегают морские пути в Стамбул, на Кипр и в Бейрут. Равенна связана железной дорогой с севером Италии — Миланом, Болоньей и Пармой. Триест имеет железнодорожный выход в центральную Европу.

Между Генуей и Равенной на западном побережье Италии в Тоскане находится второй по величине в этой провинции город Прато. О нем известно, что из 200 000 его населения около 25% или 40 000 составляют китайцы. При этом только около 15 000 из них приехали в страну по разрешениям. Остальные живут здесь нелегально. Подавляющее их большинство являются выходцами из провинции Чжэцзян и работают в текстильной промышленности. Здесь наивысшая концентрация китайцев во всей Западной Европе. В этом регионе находится около тысячи фирм и компаний, принадлежащих китайцам или тесно связанных с китайским капиталом.

Италия широко известна своими туристическими центрами — это Рим, Флоренция, Венеция и другие. Однако север страны с центром в Милане — это еще и мощный индустриальный регион с развитой текстильной, обувной, мебельной и другими отраслями (и Прато входит в него). Италия — это центр мировой моды. Она исторически играла роль моста в торговле Запада с Востоком, отправная точка которой находилась в Стамбуле. И сейчас транзитная роль Италии велика.

В настоящее время из Китая для участия в строительных работах в трех портах — Генуи, Палермо и Триеста — прибыли тысячи китайских рабочих. Уже в настоящее время их насчитывается около пяти тысяч человек. Многие из них были переброшены в Италию из африканских стран — Судана и других.

Вполне естественно, что эти люди активно общаются с местным китайским населением. Кроме того, раз в квартал или полгода они получают отпуска, в период которых обязательно возвращаются на родину. Таким образом, поток людей, курсирующих между Италией и Китаем, весьма значителен.

По некоторым оценкам, всего в Италии нелегально проживает более 100 000 китайцев. Известно, что среди них имеется немало людей, принадлежащих к китайским преступным группировкам (триадам), которые не уступают в жестокости итальянской мафии. В последнее время это становится головной болью для итальянской полиции. В стране появляются китайские кварталы. Создается угроза общественной безопасности.

В этих условиях итальянские и китайские полицейские органы с 2016 года активизировали двустороннее взаимодействие. Осуществляются взаимные визиты и обмен информацией. Дело дошло до того, что в Риме и Пекине проводились совместные парады китайской и итальянской полиции.

В 2017 году в Пекине с визитом побывал Паоло Джентилони.

Таким образом, в Италии существует многочисленная и активная китайская колония, а обмен людьми между этой страной и Китаем постоянно увеличивается. Вполне естественно поэтому, что с распространением коронавируса в Китае, он мог легко проникнуть в Италию.

Канал CNN показал критические кадры из Италии, где после введения ограничений на передвижения населения, люди не надевали масок, собирались и болтали на террасах кафе и свободно перемещались по городам и сельской местности. Итальянцы не испытывали никаких опасений перед лицом коронавируса. Особенно сложно оказалось сдержать свободное поведение раскованной итальянской молодежи.

В Италии происходит примерно то же самое, что и в США. В условиях, когда центральные и местные власти находятся в постоянном противостоянии, молодежь это обостренно чувствует. Стоит только закрыться учебным заведениям, как она начинает собираться в кафе, барах и ресторанах. Многие выезжают на побережье и устраивают там пикники. Что поделаешь, это страны демократии. Ограничить в чем-то человеческие свободы здесь нелегко.

Кроме того, в Италии много средних и мелких предприятий, занимающихся изготовлением предметов одежды. На них работает много людей. Здесь очень развита мелкая торговля. Повсюду множество маленьких кафе и магазинчиков. А вот санитарно-эпидемиологическая обстановка в стране оставляет желать лучшего. В этом Италия значительно отстает от Японии. Более того, эта обстановка несильно изменилась со времен средневековья.

В Италии эпидемия чумы началась довольно быстро, поскольку страна оказалась первой европейской страной на торговых путях с Востока на Запад. Непосредственной конечной точкой проникновения чумы в Италию стал Стамбул (тогда Константинополь).

Здесь можно взглянуть на историю одного из самых процветающих городов средневековой Италии — Флоренции, в отношении которого сохранилось много ценных исторических свидетельств. Это был знаменитый город-государство, в котором правила известная в истории династия Медичи.

В самом городе в те времена проживало около 100 000 человек, и еще 300 000 — в окружающих его городках и деревнях, где население занималось в основном сельским хозяйством и ремеслами. Тогдашний социальный состав города подразделялся на феодалов и рыцарей, священников и простолюдинов в соотношении 1:1:45. Чума одинаково выкосила все эти социальные слои.

Однако оставались все же некоторые пути заражения. Например, церковные службы и контакты больных с членами семей и медицинским персоналом. В деревнях переносчиками вируса стали собаки, коровы и другие домашние животные.

В результате к июню 1348 года во Флоренции в день умирало 100 человек, а к августу — 400. В конечном счете в городе умерло 60 000 человек, и его население уменьшилось больше чем наполовину.

Поскольку среди значительно более многочисленной прослойки крестьян и ремесленников и число смертей было соответственно больше, в городе сразу появился дефицит продовольствия и товаров. После смерти герцога Медичи нового лидера в городе-государстве сразу не нашлось. Недовольные крестьяне и ремесленники подняли бунт. Появились самозванцы, претендующие на трон. Из-за смерти основной массы священников власть церкви ослабла.

На улицах воцарился хаос.

Многие из работающих мужчин тогда умерли. Остались женщины и дети. Рождаемость в городе сильно упала. Эпидемии чумы возникали здесь впоследствии еще 14 раз, и даже в 1500 году численность населения Флоренции не восстановилась полностью.

В период эпидемий во Флоренции был создан специальный Совет по надзору за общественным здоровьем в составе сюзерена и высокопоставленных священников. Совет наделил себя правом налагать ограничения на передвижение людей, подвергать приезжих строгому медицинскому контролю и принимал решения о строительстве новых больниц.

В дальнейшем этот город-государство расширился и стал в Италии важным центром торговли. Важной предпосылкой к этому стала политика правителя по привлечению на свою сторону богатых купцов.

Таким образом, еще в средневековой Флоренции были приняты меры, которые так необходимо срочно ввести для предотвращения распространения эпидемии коронавируса в современной Италии. Это ограничение контактов между людьми, жесткий медицинский контроль за приезжими и строительство новых инфекционных больниц.

Сравниваем условия распространения чумы и коронавируса в Западной Европе

Если посмотреть статистику распространения коронавируса в мире, то вслед за Китаем, Италией и Ираном идут Испания (13716 инфицированных, 558 умерших), Франция (9143 — 264), и после Кореи на 7 месте Германия (8198 — 24). Таким образом, в первой двадцатке стран с наибольшим распространением коронавируса COVID — 2019 находится тринадцать стран Европы.

Как уже было сказано выше, четыре итальянских порта связаны морскими путями со всей Западной Европой. Италию характеризуют большие человеческие потоки, идущие между ней и другими странами ЕС по морю, воздуху и суше. Если вспомнить недалеко расположенный Марсель, в котором когда-то жило сразу два кардинала и который был религиозным центром юга Франции, то эпидемия чумы здесь, как и во Флоренции, очень быстро выкосила половину населения города. Или вспомним Барселону, католический центр Испании, связанный со всей страной специально построенными дорогами. Во время эпидемий чумы умерли все священники, проживавшие в здесь.

По сравнению с Италией, которая ввела ограничения на передвижение граждан лишь через два дня после обнаружения очага коронавируса в северной части страны, другие государства западной Европы действовали быстрее и решительнее. В них поняли, что если от вируса не защищаться, то остановить его будет невозможно. А ведь историческая память в Европе говорит об этом. Об этом же предупреждают исторические свидетельства из Флоренции: забывать о событиях прошлого и пренебрегать историческим опытом борьбы с эпидемиями нельзя.

История учит нас тому, что начавшиеся в Италии эпидемии быстро распространяются по всей Европе. Начавшаяся в 1347 году в Италии пандемия чумы уже в следующем 1348 году обнаружилась во Франции и Испании. И в том же году она проникла и в Англию.

Необходимость в принятии быстрых мер в отношении коронавируса вызывается и еще одним обстоятельством. Скорость распространения эпидемий в связи с развитием современной инфраструктуры повысилась по сравнению со средними веками во многие сотни и тысячи раз. Ведь одной из основных причин появления чумы в Италии стали итальянские купцы, которые бежали из Феодосии из-за страха перед чумой, не зная, что их путь домой (около 18 дней) как раз совпадает с тогдашним латентным сроком болезни (2-3 недели).

Разумеется, между чумой и коронавирусом имеются принципиальные отличия, прежде всего, в плане смертности. Как известно, смертность от чумы составляла до 80%. При проявлении симптомов, похожих на симптомы нынешнего коронавируса, она достигала 99%. Так же в 99% случаев умирали те, в чью кровь вирус проникал с микроскопическими частицами крови животных, содержавшихся в пище.

Сегодня, когда средства передвижения стали несравненно выше средневековых, а скрытый период коронавируса COVID — 2019 составляет две недели, стала неизмеримо выше и вероятность его широкого распространения. В то же время растет и смертность от него. В Италии она уже превысила 8%.

Представляется, что не только в Италии, но и в других странах Европы, например, во Франции, Германии и Великобритании, имеющих активные связи с Китаем, возможно распространение вируса, попадающего в них различными путями из Китая.

Имеется и еще одно немаловажное обстоятельство. Оно связано с перемещением в Западную Европу больших масс иммигрантов и беженцев с Ближнего Востока и из Африки. Например, если исходить из предположения, что некоторые мигранты на турецко-греческой границе могут быть носителями коронавируса, то они могут заразить и персонал лагерей для их содержания, а дальше вирус может разноситься по всей Европе. А ведь уже сегодня в этих лагерях скопились огромные массы беженцев.

Нельзя забывать и про эту сторону проблемы миграции, которая сейчас становится очень болезненной для руководства каждой из западноевропейских стран.

В последние дни быстро растет число зараженных коронавирусом в США. Но это скорее происходит из-за того, что в Америке просто стали делать больше тестов на вирус COVID — 2019. А есть страны, в которых число выявленных случаев инфицирования коронавирусом подозрительно мало. Видимо, это происходит из-за того, что в них нет возможности проводить дорогостоящие анализы на вирус. Как раз из таких стран и прибывают беженцы в Западную Европу. Здесь все беды накладываются одна на другую.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Со временем, чтобы обезопасить себя от заражения, врачи стали надевать специально сшитые длинные халаты, на руки натягивали перчатки, на лицо – специальные маски с длиннющим клювом, в котором находились благовонные растения и корешки. К рукам их были привязаны на шнурках тарелки с дымившимися благовониями. Иногда это помогало, но сами они становились похожи на каких-то чудовищных птиц, несущих несчастье. Их вид был столь ужасающ, что при их появлении люди разбегались и прятались. Количество жертв увеличивалось. На городских кладбищах не хватало могил, и тогда власти приняли решение закапывать всех умерших за городом, сваливая трупы в одну братскую могилу. И за короткое время таких братских могил появилось несколько десятков. В течение шести месяцев вымерла почти половина населения Флоренции. Целые кварталы в городе стояли безжизненными, а в опустевших домах разгуливал ветер. Вскоре даже воры и мародеры стали опасаться входить в помещения, откуда выносили чумных больных. В Парме поэт Петрарка оплакивал кончину своего друга, вся семья которого в течение трех дней ушла из жизни.

Дж. Боккаччо Декамерон. Предисловие к книге I.

Итак, скажу, что со времени благотворного вочеловечения сына божия минуло 1348 лет, когда славную Флоренцию, прекраснейший изо всех итальянских городов, постигла смертоносная чума, которая, под влиянием ли небесных светил, или по нашим грехам посланная праведным гневом божиим на смертных, за несколько лет перед тем открылась в областях востока и, лишив их бесчисленного количества жителей, безостановочно подвигаясь с места на место, дошла, разрастаясь плачевно, и до запада. Не помогали против нее ни мудрость, ни предусмотрительность человека, в силу которых город был очищен от нечистот людьми, нарочно для того назначенными, запрещено ввозить больных, издано множество наставлений о сохранении здоровья. Не помогали и умиленные моления, не однажды повторявшиеся, устроенные благочестивыми людьми, в процессиях или другим способом. Приблизительно к началу весны означенного года болезнь начала проявлять свое плачевное действие страшным и чудным образом. Не так, как на востоке, где кровотечение из носа было явным знамением неминуемой смерти, – здесь в начале болезни у мужчин и женщин показывались в пахах или подмышками какие-то опухоли, разраставшиеся до величины обыкновенного яблока или яйца, одни более, другие менее; народ называл их gavoccioli (чумными бубонами); в короткое время эта смертельная опухоль распространялась от указанных частей тела безразлично и на другие, а затем признак указанного недуга изменялся в черные и багровые пятна, появлявшиеся у многих на руках и бедрах и на всех частях тела, у иных большие и редкие, у других мелкие и частые. И как опухоль являлась вначале, да и позднее оставалась вернейшим признаком близкой смерти, таковым были пятна, у кого они выступали. Казалось, против этих болезней не помогали и не приносили пользы ни совет врача, ни сила какого бы то ни было лекарства: таково ли было свойство болезни, или невежество врачующих (которых, за вычетом ученых медиков, явилось множество, мужчин и женщин, не имевших никакого понятия о медицине) не открыло ее причин, а потому не находило подобающих средств, – только немногие выздоравливали и почти все умирали на третий день после появления указанных признаков, одни скорее, другие позже, – большинство без лихорадочных или других явлений. Развитие этой чумы было тем сильнее, что от больных, через общение с здоровыми, она переходила на последних, совсем так, как огонь охватывает сухие или жирные предметы, когда они близко к нему подвинуты. И еще большее зло было в том, что не только беседа или общение с больными переносило на здоровых недуг и причину общей смерти, но, казалось, одно прикосновение к одежде или другой вещи, которой касался или пользовался больной, передавало болезнь дотрогивавшемуся. Дивным покажется, что я теперь скажу, и если б того не видели многие и я своими глазами, я не решился бы тому поверить, не то что написать, хотя бы и слышал о том от человека, заслуживающего доверия. Скажу, что таково было свойство этой заразы при передаче ее от одного к другому, что она приставала не только от человека к человеку, но часто видали и нечто большее: что вещь, принадлежавшая больному или умершему от такой болезни, если к ней прикасалось живое существо не человеческой породы, не только заражала его недугом, но и убивала в непродолжительное время. В этом, как сказано выше, я убедился собственными глазами, между прочим, однажды на таком примере: лохмотья бедняка, умершего от такой болезни, были выброшены на улицу; две свиньи, набредя на них, по своему обычаю, долго теребили их рылом, потом зубами, мотая их со стороны в сторону, и по прошествии короткого времени, закружившись немного, точно поев отравы, упали мертвые на злополучные тряпки.

Такие происшествия и многие другие, подобные им и более ужасные, порождали разные страхи и фантазии в тех, которые, оставшись в живых, почти все стремились к одной, жестокой цели; избегать больных и удаляться от общения с ними и их вещами; так поступая, воображали сохранить себе здоровье. Некоторые полагали, что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой умеренностью изысканнейшую пищу и лучшие вина, избегая всякого излишества, не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и не желая знать вестей извне – о смерти или больных, – они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается – вот вернейшее лекарство против недуга. И как говорили, так, по мере сил, приводили и в исполнение, днем и ночью странствуя из одной таверны в другую, выпивая без удержу и меры, чаще всего устраивая это в чужих домах, лишь бы прослышали, что там есть нечто им по вкусу и в удовольствие. Делать это было им легко, ибо все предоставили и себя и свое имущество на произвол, точно им больше не жить; оттого большая часть домов стала общим достоянием, и посторонний человек, если вступал в них, пользовался ими так же, как пользовался бы хозяин. И эти люди, при их скотских стремлениях, всегда, по возможности, избегали больных. При таком удрученном и бедственном состоянии нашего города почтенный авторитет как божеских, так и человеческих законов почти упал и исчез, потому что их служители и исполнители, как и другие, либо умерли, либо хворали, либо у них осталось так мало служилого люда, что они не могли отправлять никакой обязанности; почему всякому позволено было делать все, что заблагорассудится.

Многие иные держались среднего пути между двумя, указанными выше: не ограничивая себя в пище, как первые, не выходя из границ в питье и других излишествах, как вторые, они пользовались всем этим в меру и согласно потребностям, не запирались, а гуляли, держа в руках кто цветы, кто пахучие травы, кто какое другое душистое вещество, которое часто обоняли, полагая полезным освежать мозг такими ароматами, – ибо воздух казался зараженным и зловонным от запаха трупов, больных и лекарств. Иные были более сурового, хотя, быть может, более верного мнения, говоря, что против зараз нет лучшего средства, как бегство перед ними. Руководясь этим убеждением, не заботясь ни о чем, кроме себя, множество мужчин и женщин покинули родной город, свои дома и жилья, родственников и имущества и направились за город, в чужие или свои поместья, как будто гнев божий, каравший неправедных людей этой чумой, не взыщет их, где бы они ни были, а намеренно обрушится на оставшихся в стенах города, точно они полагали, что никому не остаться там в живых и настал его последний час.

Хотя из этих людей, питавших столь различные мнения, и не все умирали, но не все и спасались; напротив, из каждой группы заболевали многие и повсюду, и как сами они, пока были здоровы, давали в том пример другим здоровым, они изнемогали, почти совсем покинутые. Не станем говорить о том, что один горожанин избегал другого, что сосед почти не заботился о соседе, родственники посещали друг друга редко, или никогда, или виделись издали: бедствие воспитало в сердцах мужчин и женщин такой ужас, что брат покидал брата, дядя племянника, сестра брата и нередко жена мужа; более того и невероятнее: отцы и матери избегали навещать своих детей и ходить за ними, как будто то были не их дети. По этой причине мужчинам и женщинам, которые заболевали, а их количества не исчислить, не оставалось другой помощи, кроме милосердия друзей (таковых было немного), или корыстолюбия слуг, привлеченных большим, не по мере жалованьем; да и тех становилось не много, и были то мужчины и женщины грубого нрава, не привычные к такого рода уходу, ничего другого не умевшие делать, как подавать больным, что требовалось, да присмотреть, когда они кончались; отбывая такую службу, они часто вместе с заработком теряли и жизнь. Из того, что больные бывали покинуты соседями, родными и друзьями, а слуг было мало, развилась привычка, дотоле неслыханная, что дамы красивые, родовитые, заболевая, не стеснялись услугами мужчины, каков бы он ни был, молодой или нет, без стыда обнажая перед ним всякую часть тела, как бы то сделали при женщине, лишь бы того потребовала болезнь – что, быть может, стало впоследствии причиной меньшего целомудрия в тех из них, которые исцелялись от недуга. Умирали, кроме того, многие, которые, быть может, и выжили бы, если б им подана была помощь. От всего этого и от недостаточности ухода за больными, и от силы заразы, число умиравших в городе днем и ночью было столь велико, что страшно было слышать о том, не только что видеть. Оттого, как бы по необходимости, развились среди горожан, оставшихся в живых, некоторые Привычки, противоположные прежним. Было в обычае (как то видим и теперь), что родственницы и соседки собирались в дому покойника и здесь плакали вместе с теми, которые были ему особенно близки; с другой стороны, у дома покойника сходились его родственники, соседи и многие другие горожане и духовенство, смотря по состоянию усопшего, и сверстники несли его тело на своих плечах, в погребальном шествии со свечами и пением, в церковь, избранную им еще при жизни. Когда сила чумы стала расти, все это было заброшено совсем или по большей части, а на место прежних явились новые порядки. Не только умирали без сходбища многих жен, но много было и таких, которые кончались без свидетелей, и лишь очень немногим доставались в удел умильные сетования и горькие слезы родных; вместо того, наоборот, в ходу были смех и шутки и общее веселье: обычай, отлично усвоенный, в видах здоровья, женщинами, отложившими большею частью свойственное им чувство сострадания. Мало было таких, тело которых провожали
бы до церкви более десяти или двенадцати соседей; и то не почтенные, уважаемые граждане, а род могильщиков из простонародья, называвших себя беккинами и получавших плату за свои услуги: они являлись при гробе и несли его торопливо и не в ту церковь, которую усопший выбрал до смерти, а чаще в ближайшую, несли при немногих свечах или и вовсе без них, за четырьмя или шестью клириками, которые, не беспокоя себя слишком долгой или торжественной службой, с помощью указанных беккинов, клали тело в первую попавшуюся незанятую могилу. Мелкий люд, а может быть и большая часть среднего сословия представляли гораздо более плачевное зрелище: надежда либо нищета побуждали их чаще всего не покидать своих домов и соседства; заболевая ежедневно тысячами, не получая ни ухода, ни помощи ни в чем, они умирали почти без изъятия. Многие кончались днем или ночью на улице; иные, хотя и умирали в домах, давали о том знать соседям не иначе, как запахом своих разлагавшихся тел. И теми и другими умиравшими повсюду все было полно. Соседи, движимые столько же боязнью заражения от трупов, сколько и состраданием к умершим, поступали большею частью на один лад: сами, либо с помощью носильщиков, когда их можно было достать, вытаскивали из домов тела умерших и клали у дверей, где всякий, кто прошелся бы, особливо утром, увидел бы их без числа; затем распоряжались доставлением носилок, но были и такие, которые за недостатком в них клали тела на доски. Часто на одних и тех же носилках их было два или три, но случалось не однажды, а таких случаев можно бы насчитать множество, что на одних носилках лежали жена и муж, два или три брата, либо отец и сын и т. д. Бывало также не раз, что за двумя священниками, шествовавшими с крестом перед покойником, увяжутся двое или трое носилок с их носильщиками следом за первыми, так что священникам, думавшим хоронить одного, приходилось хоронить шесть или восемь покойников, а иногда и более. При этом им не оказывали почета ни слезами, ни свечой, ни сопутствием, наоборот, дело дошло до того, что об умерших людях думали столько же, сколько теперь об околевшей козе. Так оказалось воочию, что если обычный ход вещей не научает и мудрецов переносить терпеливо мелкие и редкие утраты, то великие бедствия делают даже недалеких людей рассудительными и равнодушными. Так как для большого количества тел, которые, как сказано, каждый день и почти каждый час свозились к каждой церкви, не хватало освященной для погребения земли, особливо если бы по старому обычаю всякому захотели отводить особое место, то на кладбищах при церквах, где все было переполнено, вырывали громадные ямы, куда сотнями клали приносимые трупы, нагромождая их рядами, как товар на корабле, и слегка засыпая землей, пока не доходили до краев могилы.

Не передавая далее во всех подробностях бедствия, приключившиеся в городе, скажу, что, если для него година была тяжелая, она ни в чем не пощадила и пригородной области. Если оставить в стороне замки (тот же город в уменьшенном виде), то в разбросанных поместьях и на полях жалкие и бедные крестьяне и их семьи умирали без помощи медика и ухода прислуги по дорогам, на пашне и в домах, днем и ночью безразлично, не как люди, а как животные. Вследствие этого и у них, как у горожан, нравы разнуздались, и они перестали заботиться о своем достоянии и делах; наоборот, будто каждый наступивший день они чаяли смерти, они старались не уготовлять себе будущие плоды от скота и земель и своих собственных трудов, а уничтожать всяким способом то, что уже было добыто. Оттого ослы, овцы и козы, свиньи и куры, даже преданнейшие человеку собаки, изгнанные из жилья, плутали без запрета по полям, на которых хлеб был заброшен, не только что не убран, но и не сжат. И многие из них, словно разумные, покормившись вдоволь в течение дня, на ночь возвращались сытые, без понукания пастуха, в свои жилища.

Но оставляя пригородную область и снова обращаясь к городу, можно ли сказать что-либо больше того, что по суровости неба, а быть может и по людскому жестокосердию между мартом и июлем, – частью от силы чумного недуга, частью потому, что вследствие страха, обуявшего здоровых, уход за больными был дурной и их нужды не удовлетворялись, – в стенах города Флоренции умерло, как полагают, около ста тысяч человек, тогда как до этой смертности, вероятно, и не предполагали, что в городе было столько жителей. Сколько больших дворцов, прекрасных домов и роскошных помещений, когда-то полных челяди, господ и дам, опустели до последнего служителя включительно! Сколько именитых родов, богатых наследии и славных состояний осталось без законного наследника! Сколько крепких мужчин, красивых женщин, прекрасных юношей, которых, не то что кто-либо другой, но Гален, Гиппократ и Эскулап признали бы вполне здоровыми, утром обедали с родными, товарищами и друзьями, а на следующий вечер ужинали со своими предками на том свете!

Читайте также: