Вирусы у детей в израиле
Полина Степенски. Фото: Сергей Мостовщиков
— Вы помните, как в первый раз услышали про коронавирус?
— Я услышала, как и все, по-моему, еще в январе, когда все начиналось в Китае. Сначала это показалось мне чем-то совсем уж экзотическим. Коронавирус я, конечно, когда-то учила, когда учила микробиологию. Ну, ничего особенного. Знаете, из разряда чего-то такого далекого, которое надо сдать на экзамене и тут же забыть. Но потом, когда стали приходить данные из Китая, стало понятно, что дело серьезное. Заражаются какие-то страшные тысячи. Люди сотнями умирают по полной программе. Я стала читать научные публикации.
Обычно китайские публикации читать тяжело. У них все же медицина какая-то своя. Есть вещи страшно продвинутые, гениальные. Допустим, лечение промиелоцитарного лейкоза мышьяком. Это правда работает, это хорошая идея, этим сейчас пользуются во всем мире. Китайцы вообще сейчас во многом впереди планеты всей. Но есть у них вещи, которые в западном мире никто никогда повторять не станет, потому что это может закончиться страшно плачевно.
Так вот, я стала читать, что они там пишут, и поняла: дело плохо — у них даже нет времени на хорошие статьи, только на какие-то отрывочные сведения. К тому же
стало известно, что начали умирать врачи и медсестры. Так обычно не бывает.
Ну, бывает, грипп дает осложнения, летальные исходы. Но так, чтобы от гриппа умирали врачи и медсестры, молодые, здоровые люди с крепкой психикой и иммунитетом, я такого что-то не припомню.
А потом сразу пошел такой снежный ком. Все еще веселились тогда в Венеции, всякие были карнавалы, у нас тоже многие поехали туда, потому что недалеко, дешево и красиво. Кому такое не понравится? Но вот наше Министерство здравоохранения как-то быстро сориентировалось. Запретов тогда, по-моему, еще не было, но уже всем вернувшимся сказали сидеть две недели на карантине. А потом в Италии началась вот эта вот черная чума, весь этот ужас.
— Можете описать этот ужас с профессиональной точки зрения?
— У меня много друзей в Италии — врачей, профессоров и так далее. Причем именно на севере, в Милане. Я, конечно, всем сразу написала, они ответили. Стало ясно, что система здравоохранения у них просто упала, вся. То есть оказалось, что внешне все там, конечно, красиво и креативно, но, по сути, очень неустойчиво. Четкие указания, четкие правила, все эти guidelines, все эти SOP (standard operating procedures) — это все касается Италии в меньшей степени, чем, допустим, Германии. И в критической ситуации это оказалось критически важным. Ситуация вышла из-под контроля.
Улица в Тель-Авиве. Фото: EPA-EFE
Что сейчас в мире все пытаются сделать? Сгладить кривую, избежать громадного количества пациентов в короткое время. Мы уже знаем, что примерно десяти-пятнадцати процентам зараженных нужна госпитализация, остальные могут спокойно сидеть дома в карантине. Но часть госпитализированных оказывается в критическом состоянии, их нужно отправить в реанимацию, интубировать, подключить к машинам искусственного дыхания. А их не хватает. При этом люди продолжают болеть другими болезнями.
Инфаркты, инсульты, этого же никто не отменял. Система и так довольно натянута, свободных мест в больницах не то чтобы море.
Поэтому системы здравоохранения должны решить непростую задачу — размазать эпидемию на более долгое время с небольшим количеством реанимаций. Мы прекрасно пониманием, что, скорее всего, распространение инфекции мы не остановим. Болезнь очень заразная — каждый человек пока заражает двоих-троих. На спад это может пойти, когда каждый будет заражать одного человека или меньше. Так что победит тут только система, только порядок.
— Давайте поговорим немного о самой по себе болезни. Что она такое, в чем состоит ее феномен?
— Смотрите. Я думаю, что мы узнаем ее только сейчас. Сначала мы, например, знали, что у 80 процентов заболевших есть высокая температура. Теперь мы видим, что это не так. Эти данные приходили из Китая, но они, видимо, описывали только тяжелых больных. Потом в мире начался массовый скрининг. У нас в Израиле, скажем, уже больше трех тысяч людей с положительной пробой на коронавирус, мы провели очень много анализов. И как минимум 35 процентов заразившихся у нас были вообще без температуры.
Мы видим сейчас, что симптомы коронавируса — это все что угодно.
Да, температура. Нет температуры. Да, сопли. Нет соплей. Да, кашель. Нет кашля. Может вообще не быть ничего.
Дальше. Мы толком не знаем, какова смертность. Сначала говорили, что ниже трех процентов. Но сейчас в Италии мы видим, что смертность очень высокая. Или: сначала говорили, что это угроза для пожилых людей. Теперь мы видим, что умирают и молодые.
В чем основная проблема с этим новым коронавирусом? Его рецепторы находятся в основном в легких. Поражается эпителий легких. Все альвеолы заполняются жидкостью, клетками, всяким мусором. Туда больше не попадает воздух. Человек больше не может самостоятельно дышать, ему требуется интенсивная искусственная вентиляция легких. Но поправиться после такой реанимации в ее самой, можно сказать, страшной форме имеет шансы в основном здоровый, крепкий человек. Потому что это все жуть. Плюс нет понятного лечения, нет надежного лекарства. Все эти анекдотические статьи о том, что помогает то и это, к ним нельзя сейчас относиться всерьез. Все это не доказано.
Все, что есть сейчас, — это ситуация, в которой больные оказываются такими тяжелыми, что врачи просто пробуют все что угодно. Я, кстати, разделяю этот принцип. У меня точно такой же — когда нечего терять, надо рисковать, надо пользоваться любой возможностью.
Полина Степенски. Фото: Сергей Мостовщиков
— Как решает проблему с коронавирусом израильская система здравоохранения?
— Скажу про нашу клинику. Мне кажется, здесь лучше всего работает обычный здравый смысл, логика. Вот я понимаю, что вирус передается воздушно-капельным путем. Я говорю: ребята, мы будем работать в масках, перчатках и на себя будем надевать одноразовые халаты. Домашнюю одежду будем снимать, в ней мы работать не будем. На улице и в магазинах мы будем внимательны. Я, например, исхожу из того, что все, кто находится возле меня, у них у всех коронавирус. До тех пор, пока не доказано обратное. Почему? Самый большой мой страх не в том, что я заражусь сама, а в том, что я заражу своих пациентов. Вы понимаете, что в отделении трансплантации костного мозга это критически важно.
Вначале мне сказали, что это паникерство. У людей будет чувство ложной безопасности. Я ответила: да пусть будет. Но если при помощи ложной безопасности мы хоть что-то предотвратим, то это будет то, что мы сделали по-настоящему. И, слава богу, через какое-то время наш гендиректор выпустил гениальное постановление, что у нас в больнице мы весь персонал можем раз в пять дней проверять на коронавирус, не прося разрешения у Минздрава.
Я считаю, это очень важно. Поскольку болезнь инфекционная, у человека, тем более у медика, часто возникает моральная проблема — он винит себя за то, что кого-то заразил или мог заразить. Это ужасно. Вы же не виноваты в том, что у вас коронавирус, а вы, допустим, об этом даже и не знаете. Получить сообщение о том, что вы заражены, не самое большое удовольствие, а тут на тебя еще и наваливается целое общество. Нужно любыми способами минимизировать это давление.
— А как вообще проходит тестирование в Израиле?
— Ой, это потрясающе, что у нас сделали. Большие молодцы. Надежный тест на коронавирус — это генетический тест, ПЦР-анализ (метод полимеразной цепной реакции, основанной на применении реактивов, многократно копирующих фрагменты РНК и ДНК возбудителя болезни — Ред.). Его немножко сложно делать. Но буквально в течение недели лаборатории нарастили мощности, собрали всех PhD, которые умеют держать в руках пипетку, стали работать день и ночь. Теперь мы получаем от них ответ за один день. К тому же у нас по всему Израилю сделали так называемые drive-in. Вы звоните в скорую, говорите, что были в контакте с больным или у вас кашель и сопли, температура или еще что-то такое. Вас спрашивают, можете ли вы управлять машиной и приехать туда-то и туда-то. Потом присылают на почту или в вотсап разрешение, вы с ним приезжаете в drive-in, как за гамбургером, у вас берут там мазок прямо через окно машины, и вы уезжаете домой.
Это важно, для того чтобы убрать ощущение страха. А то мы все тут немного, знаете, такие шанти-банти: умные, никто нам не указ. А как доходит дело до порядка и правил, начинается паника.
Паники быть не должно. Должны быть правила и порядок, карантин и проверки.
— Вы следите за тем, что происходит с коронавирусом в России?
— Мне сейчас немного не до этого, я читаю много профессиональной литературы о коронавирусе, чтобы принимать решения о пересадках костного мозга. Я, скажем, прочитала, что у больных, таких, как те, что лежат в моем отделении и у которых в принципе нет иммунной системы из-за нарушений кроветворения, как ни парадоксально, у них не было больше проблем с коронавирусом, чем у остальных. Может быть, как раз именно потому, что у них нет иммунитета. Потому что часть ответа организма на коронавирус — это реакция лимфоцитов. А если нет лимфоцитов, нет и тяжелых последствий болезни. Я, честно говоря, пока не знаю, где им сейчас безопаснее находиться, — у нас в клинике или у себя дома.
К тому же приходится думать о ситуации в стране. У нас тут все позакрывали, уже почти миллион безработных, хотя в Израиле безработицы практически не было. Экономика разрушается на глазах. Но, мне кажется, мы знаем, зачем мы ее разрушаем. Только для того, чтобы уменьшить количество смертей. Только для этого.
Только для того, чтобы не говорили, например, такое: умирают в основном пожилые люди. Понимаете, это ужасно. Пожилые люди все это слышат и видят. Мы фактически перекладываем на них чувство вины за то, что происходит. Но это неправильно! Здоровое общество держится на стариках и детях, как известно. Мы обязаны сохранить основы, показать, что мир не рухнул. Ведь все мы видим, что происходит в Италии и Испании, — врачам приходится решать, кого спасать, а кого нет, кому помогать, а кого оставить умирать. Я думать об этом не могу, я даже не хочу себе представить, что я окажусь перед таким выбором. И общество не должно оказаться перед таким выбором. Потому что этому обществу с этим потом надо будет как-то жить.
Тестирование на коронавирус в Израиле. Фото: EPA-EFE
— Ну вот, кстати, о том, как нам предстоит жить. Мир как-то изменится после того, как справится с тем, что происходит?
— Я очень надеюсь. Надеюсь, что мир изменится, причем в лучшую сторону. Я всегда говорила простые вещи: нет ценности выше, чем человеческая жизнь. Сейчас эта простая мысль, как ни странно, разрушает нас, наши экономики, наши привычки. Мы ради нее жертвуем очень многим. И, с одной стороны, это ужасно, а с другой — очень даже важно. Исчезают все миражи, все ложные представления о мире, прежние ценности становятся лишними и несущественными.
Конечно, лучше бы нам не получать такого напоминания. Но раз уж это случилось, есть повод подумать. Это я говорю как врач. В иудаизме вообще считается, что врач — посланник Бога. И через врача ты можешь взять все, что тебе дают, а задача врача — просто передать то, что нужно. И часто из этого что-то получается.
Я знаю, что сейчас в мире очень много страха, очень многие боятся происходящего. И это нормально для начала. Просто дальше надо переработать этот страх во что-то новое и прекрасное. Например, мы узнаем, что мы хорошие люди. И нам действительно хочется и нравится жить. Это немало.
— Есть у вас рекомендации, как этого добиться?
— Конечно. Прежде всего без надобности не выходить из дома. Второе.
Ничего не читать о коронавирусе, иначе можно сойти с ума. Есть масса других интересных вещей.
Третье. Не надо все время подходить к холодильнику, иначе после этого вируса в мире все будет для вас слишком маленьким, начиная с размера одежды. Четвертое. Начните жить нормальной, интересной жизнью. Это, конечно, самое сложное из всего. Но попробуйте хотя бы испытать ощущение комфорта и безопасности. Пятое. Если вы не справляетесь, у вас высокая температура и кашель — позвоните врачу. Пусть он посмотрит и решит, что с вами делать, ок?
— А что лично вы будете делать? Допустим, сегодня?
— Я пойду на работу. Но я в эти дни стараюсь не мешать своим врачам. Потому что я довольно доминантная и просто не хочу путаться под ногами у людей, которые по-настоящему жертвуют собой. У меня есть одна врач, так у нее шестеро детей, и все сидят дома. И у нее кругом один сумасшедший дом. Так что я покупаю своим врачам еду, думаю купить им цветы, а сама в основном хожу подбадривать пациентов. Им это очень важно сейчас. Слава богу, я дышу, так что обязана это делать.
Полина Степенски. Фото: Сергей Мостовщиков
Полина Степенски (в девичестве — Беренштейн) родилась в украинской Виннице. В 1990 году с мужем эмигрировала в Израиль. Советское медицинское образование не помогло — шансов поступить в израильский медицинский вуз при конкурсе 150 человек на место не было никаких. Полина устроилась в школу медсестер, работала почтальоном и мыла подъезды. Когда от инфаркта внезапно умер ее отец, она поклялась стать профессором медицины. Сегодня профессор Степенски — один из лучших врачей Израиля. Вот что она рассказывает о самой себе — буквально несколько цитат:
Читайте также
Спасибо, что прочли до конца
Каждый день мы рассказываем вам о происходящем в России и мире. Наши журналисты не боятся добывать правду, чтобы показывать ее вам.
В стране, где власти постоянно хотят что-то запретить, в том числе - запретить говорить правду, должны быть издания, которые продолжают заниматься настоящей журналистикой.
Эту неделю Израиль начал в новой реальности, которую еще девять-десять дней назад девять из десяти израильтян сочли бы ирреальной. О том, что происходит в стране, рассказывает корреспондент “Ъ” в Иерусалиме Владимир Бейдер.
В воскресенье — в Израиле это рабочий день — стояла прекрасная погода. В полдень было плюс 25, светило солнце. На улицах — непривычно много для буден родителей с детьми. Праздность. Никаких пробок.
Человеку со стороны могло бы показаться, что все здесь нормально и даже идиллически благополучно. Хотя откуда ему взяться, человеку со стороны? Самолеты почти не летают. Аэропорт Бен-Гурион обезлюдел. Редкие рейсы, которые еще остались, лишь возвращают израильтян домой. Родина встречает каждого прибывшего эсэмэской от Минздрава о том, что ему надлежит пройти 14-дневный домашний карантин. Это не совет.
Иностранцу позволят пересечь границу, только если он представит доказательства, что ему есть где провести двухнедельный карантин. Хотя скорее всего его в зарубежном аэропорту и в самолет не пустят без таких документов — они должны быть заверены израильским консульством.
Так что чужие здесь сейчас не ходят. А остальные — вплоть до малых детей, и они в этом знаковый фактор — знают, что это первый день чрезвычайного положения.
Собственно, школы закрыли еще в пятницу. Но теперь еще и детские сады. Что означает окончательный переход красной черты: корона-кризис затронул теперь уж точно всех израильтян.
Одного этого — закрытия школ и детсадов — вполне хватило бы, чтобы начало лихорадить всю страну. Проблема — куда деть детей — терзает израильтян каждый раз во время школьных каникул, которые пять раз в году, не считая больших летних, и длятся дольше, чем праздничные дни у взрослых. Но эта головная боль продолжается считанные дни, а тут вынужденные каникулы на полтора месяца минимум. И плюс к тому — невозможно использовать ни один из обычных путей выхода из ситуации.
Закрыты группы продленного дня, клубы и кружки, игровые центры. Нельзя брать детей с собой на работу — запрещено из-за угрозы заражения. Невозможно мобилизовать бабушек-дедушек — они в группе риска, Минздрав рекомендует вообще ограничить общение детей с пожилыми людьми. Приходится родителям оставаться дома и оттуда работать, что подходит далеко не всем, а брать отпуск за свой счет и накладно, и за полтора месяца отсутствия на работе можно вовсе лишиться места.
Но это лишь начало перечня проблем. Закрыты университеты и колледжи. Где возможно — ведут занятия дистанционно (кстати, школьники также получают задания по интернету и даже выполняют контрольные), но практические курсы исключены.
Отменены свадьбы: негде отмечать, да и не с кем — любые мероприятия с участием более десяти человек запрещены.
Да что там — закрыты кафе и рестораны. Все. Я боюсь ехать в Тель-Авив: без его кафешек и баров, забитых почти круглые сутки семь дней в неделю под завязку, это уже другой город.
Правительство призывает все частные компании стимулировать работу на дому, свести до минимума присутствие людей в офисах и на производстве, а тем, кто выходит, обеспечить места опять же не более десяти человек в одном помещении и не менее чем в двух метрах друг от друга. Государственные конторы соблюдают эти правила строго, а если не могут — закрываются, отправляя сотрудников в принудительный отпуск. Правительство намерено свернуть работу всех предприятий и организаций, не связанных с жизнеобеспечением населения.
Общественный транспорт еще не остановлен, но им просят не пользоваться без крайней необходимости. И вообще стараться реже выходить из дому. Если вы, конечно, не на карантине — тогда выходить запрещено.
Так они, по крайней мере, говорят.
На улицах стало меньше ребят в военной форме. Всем, в ком нет особой необходимости, велели оставаться дома. Солдат боевых частей, наоборот, заперли на базах. Обычно всех военнослужащих за исключением дежурных отпускают на конец недели домой. На казарменном положении оставляют только во время или накануне боевых действий. Сейчас опасность другая — заражение вирусом. На гражданке подцепить заразу легче, а стоит одному бациллоносителю появиться на базе — вся она сядет на карантин.
Площадь Святого Петра. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
Площадь Пьяцца-дель-Пополо. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
Улица Рамблас. Барселона, Испания
Площадь Ремерберг. Франкфурт-на-Майне, Германия
AP / Michael Probst
Улица Виа Кондотти. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
Городской пляж в Барселоне, Испания
Фонтан Треви. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
AP / Yorgos Karahalis
Проспект в Хадере, Израиль
Собор Святого Стефана. Вена, Австрия
Колизей. Рим, Италия
Reuters / Guglielmo Mangiapane
Эйфелева башня. Париж, Франция
Reuters / Gonzalo Fuentes
Парижская площадь и Бранденбургские ворота. Берлин, Германия
Reuters / Annegret Hilse
Олимпийский стадион. Лондон, Великобритания
Reuters / Matthew Childs
Вестминстерский мост. Лондон, Великобритания
Reuters / Henry Nicholls
Карлов мост. Прага, Чехия
Улица в Париже, Франция
AP / Rafael Yaghobzadeh
Площадь Святого Петра. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
Площадь Пьяцца-дель-Пополо. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
Улица Рамблас. Барселона, Испания
Площадь Ремерберг. Франкфурт-на-Майне, Германия
AP / Michael Probst
Улица Виа Кондотти. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
Городской пляж в Барселоне, Испания
Фонтан Треви. Рим, Италия
Reuters / Alberto Lingria
AP / Yorgos Karahalis
Проспект в Хадере, Израиль
Собор Святого Стефана. Вена, Австрия
Колизей. Рим, Италия
Reuters / Guglielmo Mangiapane
Эйфелева башня. Париж, Франция
Reuters / Gonzalo Fuentes
Парижская площадь и Бранденбургские ворота. Берлин, Германия
Reuters / Annegret Hilse
Олимпийский стадион. Лондон, Великобритания
Reuters / Matthew Childs
Вестминстерский мост. Лондон, Великобритания
Reuters / Henry Nicholls
Карлов мост. Прага, Чехия
Улица в Париже, Франция
AP / Rafael Yaghobzadeh
Пришлось уступить требованиям момента и ультрарелигиозным евреям. Когда еще собираться вместе позволялось до ста человек (то есть до вечера субботы), именно таким числом ограничили доступ к главной святыне иудаизма — Стене плача.
Но ежедневные молитвы — для ультраортодксов будни. Как исполнить ритуал, который сам по себе предполагает высокую массовость? Дважды в год — на праздники Песах и Суккот — у Стены плача происходит традиционное благословение народа Израиля коэнами — потомками первосвященника Аарона, брата Моисея.
Пока же Минздрав вводит все новые ограничения в связи с коронавирусом. В понедельник министерство запретило оказывать и получать услуги, не являющиеся жизненно важными,— косметическую обработку лица, маникюр, педикюр, массаж… Возможно, по мнению раввина-министра, израильские женщины хороши и без косметических процедур — не с лица воду пить, тем более раву Лицману. Но как теперь будут зарабатывать на хлеб сами эти косметологи, маникюрщицы, массажисты — вот главный вопрос, который относится не только к ним.
Все эти многочисленные и драматические перемены в образе жизни израильтян не беда, а неудобство. А вот удар по экономике страны и благосостоянию людей, который они наносят,— настоящая беда.
Сразу после появления первых сведений о новой болезни в Израиле стали закрывать полеты в Китай. Посол Израиля в Китае Цви Хейфец, прилетев на родину, сам сел на карантин. Через пару недель появились и первые зараженные.
Реакция Израиля оказалась неожиданно жесткой. Из страны депортировали всех туристов из Южной Кореи, а также студентов и специалистов. И в течение нескольких дней, дождавшись, пока на родину возвратились все израильтяне, отменили все рейсы в Юго-Восточную Азию. Потом, по мере появления дурных вестей из европейских стран, стали обрубать маршруты от них и к ним. Одной из последних станет линия на Москву — уже на днях.
Израиль и так был островом в воздушном море, а после закрытия неба стал еще и труднодоступным островом. Воздушные перевозки сократились на 70%.
Но и этого не спасало от угрозы разорения, хотя председатель рабочего комитета компании и заявил, что уступки профсоюза обеспечили администрации $1 млрд экономии на семь ближайших лет. Руководство компании решило отправить в принудительный отпуск без содержания 4 тыс. сотрудников. Рабочий комитет объявил трудовой конфликт, авиаторы стали жечь покрышки на территории аэропорта, уже почти пустующего. Законом это было не запрещено, а вот собираться более десяти человек — уже да.
Полностью рухнула туристическая отрасль. 82% гостиничных мест пустует. 100 гостиниц (а в Израиле их всегда не хватало, что отражалось на ценах, да и на качестве обслуживания) закрылись уже в марте, 200 на грани банкротства. А это не только гостиницы — охранные компании, поставщики продуктов, моющих средств, белья, строительные и мебельные фирмы, производящие ремонт и замену. Эффект домино.
Все это было до последнего на сегодня этапа ограничительных мер. Закрытие школ и детсадов обещает убытки около $100 млн в день из-за того, что 1,5 млн детей останутся дома, и родителям придется брать отпуска. Почти в $1 млрд оценивают убытки от закрытия массовых мероприятий, отмены свадеб.
Но считали еще до закрытия детских садиков, ресторанов и кафе. За всем этим не только посетители, которые остались дома, а люди, семьи, заработок тех, кто их содержал и там работал. Ну и налоги от них в казну.
В воскресенье ведущая главного выпуска новостей на 12-м канале блистательная Йонит Леви спросила у сидящего у нее в студии одного из руководителей налогового управления, который рассказывал об отсрочке на три месяца выплаты НДС владельцам малых бизнесов:
Этот вопрос остался без ответа.
Я хочу напомнить: погибшие от коронавируса в Израиле не то что на улицах не валяются, их вообще, тьфу-тьфу-тьфу, пока еще нет. Весь этот коллапс происходит в девятимиллионной стране, где на понедельник, 16 марта, зафиксировано 255 заболевших, из них четверо в тяжелом состоянии, 11 в среднем, остальные — в легкой форме. Последняя эпидемия гриппа принесла 15 смертей. А от коронавируса размер уже понесенных убытков около 1% ВВП, через месяц будет 2%. Ну и что это такое по сравнению со спасенными жизнями?
Специалисты Минздрава утверждают, что эпидемия еще до нас не дошла — в том числе и благодаря принятым превентивным мерам. Что когда дойдет, заболевших будет десятки тысяч, что вполне возможен итальянский вариант (напомню — около 1,5 тыс.). Ни у кого нет сил, смелости, знаний и уверенности в себе, чтобы возразить.
Но вопросы, как уже было сказано, есть. Самый ли оптимальный путь был выбран?
Вряд ли применим и китайский — никто не знает, какими методами купировали эпидемию там, у тоталитарных стран свой инструментарий.
Но есть опыт той же Южной Кореи, где очень серьезную вспышку вируса обуздали, проводя по 18 тыс. анализов в день, выявляя вирусоносителей и изолируя их в соответствии с группами риска. Но не гнали в карантин всех подряд.
Есть опыт Тайваня, где, несмотря на тесную связь с Китаем, заболевших оказалось мизерное количество. Подозреваемых в заражении здесь выявляли с помощью электронных средств контроля (Израиль тоже собирается применять технологии, ранее используемые только контрразведкой ШАБАК для слежки за террористами).
Есть опыт шестимиллионного Сингапура, где число заболевших минимально,— там обследуют новейшими методами каждого кашлянувшего.
Все они обошлись без остановки страны и чрезвычайного положения. Почему же всегда передовой и восприимчивый к технологическим методам Израиль предпочел еврейской изобретательности сделать ставку на почти полицейские методы?
Пока только вопросы. Ответы даст время.
Кто-то в выигрыше
Что принято считать фирменным еврейским и тем более израильским стилем: мы умеем извлекать пользу из неприятностей и бед, в которые попадаем,— в том числе по собственной вине, из-за собственных ошибок.
По поводу коронавируса рано говорить — раз настоящая эпидемия еще впереди. Можно лишь предполагать.
Например, что придется резко поднимать мощность интернет-связи. Например, при существующем уровне компьютеризации страны можно было бы в этой полукарантинной обстановке резко перейти на дистанционное обучение. Но был опыт: как-то попытались провести выпускной экзамен через интернет. Серверы Министерства просвещения тут же рухнули, едва подключились все ученики. Поэтому и сейчас переходить на школьные уроки по интернету даже не пытались.
Придется наконец расчищать завалы в здравоохранении: Израиль на одном из последних место среди стран OECD (Организация экономического сотрудничества и развития — международная экономическая организация развитых стран.— В. Б.) по обеспеченности больничными местами, врачами и медсестрами. Если начнется (или если бы началась) настоящая эпидемия, это будет форменный коллапс. Поэтому, может быть, так задорого и заранее подстилают соломку.
Но все же есть, по крайней мере, один человек, уже выигравший от коронавируса.
Его зовут Биньямин Нетаньяху, он работает премьер-министром Израиля и претендует вновь занять этот пост — уже в пятый раз. 17 марта над ним должен был начаться суд по обвинению в трех уголовных преступлениях. Он пытался добиться отсрочки суда — не смог.
Но вот усилилась угроза коронавируса, из-чего за два дня до этого, 15 марта, пришлось ввести чрезвычайное положение — больше десяти не собираться, ближе двух метров не сидеть. И суд пришлось, естественным образом, отложить — на конец мая. Не было счастья, да несчастье помогло!
Но вот ведь незадача — их 120, а собираться, согласно условиям ЧП, могут не больше десяти. И председателя не сменили, и закон не приняли. По крайне мере, пока.
Кто-то некстати может вспомнить, что эти строгие меры по борьбе с коронавирусом принимал тоже господин Нетаньяху. Ну и что — какая связь?
Читайте также:
