Есть во мне какая то вирусная инфекция но не находят

В статистике — черная дыра

Ежегодно от всех болезней органов дыхания у нас гибнут от 60 000 до 94 000 человек. Цифра большая. Но вы идете вглубь этой статистики и вдруг обнаруживаете, что там — черная дыра! Там нет информации об их конкретных причинах. Что их вызвало?

Вот у меня внук пролежал месяц назад с довольно суровой бактериальной пневмонией. Выяснилось, что она бактериальная, знаете как? Ему экстренно стали давать антибиотики, и на второй день он ответил на лечение, ему получшало. И параллельно сделали посев, результат получили на четвертые сутки, выяснилось, что у него бактерия определенного вида. Через неделю внука выписали, он здоров. Но ему в диагнозе всего этого не написали!

Вот и получается, что пневмония у нас в России безымянная. И сейчас, когда люди говорят: да я этим коронавирусом в октябре или ноябре уже переболел, что нам делать с этими догадками? Чем это все доказывать?

Ну хорошо, взяли бы в качестве объекта для такого же мониторинга институт Склифосовского в Москве. Ну там же не 100 тысяч больных пневмонией. Реально же исследовать хотя бы 500 человек на шесть вирусов и на пять-семь бактерий. По крайней мере, будет яснее, каково соотношение возбудителей этих пневмоний, какие лекарства наиболее предпочтительны в условиях России, и главное — от чего именно делать вакцины в первую очередь.

Вот мы смотрим: такие данные в Китае есть, они есть в Корее, в Германии, в Италии. А у нас нет. Почему? Нам хватает компьютерной томографии?

— То есть вы считаете, что мы сейчас ошибаемся и идем не слишком верным путем?

— На пути-то мы находимся правильном, только с огромным количеством ошибок. Причем интересно, что вот с Америкой мы все время ругаемся, а ошибки совершаем ровно те же самые. Сначала, как и американцы, мы сказали, что тест-системы будут только государственными. Упустили время, не дали коммерческим компаниям сделать свои тест-системы. Решили сначала, что тестировать надо только людей с симптомами заболевания, а теперь выясняется, что бессимптомников в разы, на порядки больше, они не изолированы, а значит, способны заразить гораздо большее количество людей.

Наконец, только сейчас одобрен тест на антитела, то есть на способность организма конкретного человека противостоять коронавирусу. А ведь это чуть ли не главный вопрос: насколько популяция людей в принципе иммунозащищена от этой болезни. Есть ведь тут еще и такая тонкость: давно известны четыре вида коронавирусов, которые десятилетиями уже заражают людей и в большинстве случаев вызывают заболевания легкой или средней тяжести.

Так вот у двух из них, так называемых бета-коронавирусов, есть антигенный перекрест с нынешним коронавирусом. Не очень большой, но существует вероятность того, что люди, которые переболели двумя обычными бета-коронавирусами, у них какой-то иммунитет теперь все-таки существует. Поэтому вот еще задачка научная: быстро оценить, так это или не так. В Калифорнии вот только что оценили. И выяснилось, что около 3% имеют антитела к этому вирусу уже сейчас. Но там вспышка была весьма серьезная и более месяца назад.

— А мы способны сейчас в России решать какие-то серьезные научные задачки?

— Я скажу так. Конечно, сейчас не те времена, когда наши вирусологи, эпидемиологи и вакцинологи считались одними из лучших в мире. Когда-то мы могли на своей территории сами все делать, не нужны были американцы и европейцы, чтобы совершать крутые открытия и решать все основные проблемы. Сейчас этого нет. Чтобы догнать то, что делается сейчас в мире, нужны очень большие вливания. Вот посмотрите. Китайцы за время эпидемии этого коронавируса секвенировали уже около 1800 изолятов вируса. У нас в России сделана только пара десятков.

Но специалистов-то мы таких готовим! Вот я двадцать пять лет читаю курс вирусологии в нашем Новосибирском университете. Попадаются шикарные просто студенты. Они здесь доходят до кандидатов наук и получают результаты, близкие к мировому уровню. А потом им по 35 лет. Молодежный грант они тут уже не получат. Лабораторию им так просто не дадут. Для нее надо откуда-то получить кучу оборудования: это же не информатика, здесь ноутбуком не обойдешься. Стандартная молекулярно-биологическая лаборатория — это миллионов на сорок оборудования.

Плюс реактивы нужны. Ну и что получается? Здесь он имеет зарплату 40 тысяч, а едет постдоком в Германию и получает в шесть раз больше, сразу. А оборудование и реактивы там уже есть. Да еще и на гранты там имеет право подавать.

Конечно, мы можем стать передовой вирусологической державой. Но для этого ученых-биологов нужно перестать считать айтишниками, и гранты им предлагать побольше числом и денежкой.

— Могу ошибаться, но мне кажется, для этого не только ученых, но и сами по себе вирусы надо считать чем-то другим?

— Благодаря молекулярной биологии, сейчас можно изучать сообщества микроорганизмов. И это изучение принесло такие неожиданные данные: если посчитать все бактерии, которые сидят у нас на коже, во рту, в кишечнике и так далее, то по численности это будет больше в несколько раз, чем число клеток нашего организма. Второй момент. Оказывается, взрослый человек вообще не может жить без этого, потому что наше существование — это симбиоз между человеком и минимум 50–70 видами бактерий. Причем имейте в виду: примерно половину видов этих бактерий вообще не удается культивировать в чашке Петри — они живут особым образом, только в сообществе. Более того. У нас в кишечнике живут микробы в том числе очень болезнетворные, например, бактерия, которая вызывает столбняк. Она там находится и не приносит нам никакого вреда. Но если она попадает к нам в кровь, она становится смертельной. И таких видов несколько.

Встает вопрос: мы где живем? Это вообще мир людей или мир микробов? Я в этом вопросе серьезен абсолютно. Человек оказывается не самостоятельной сущностью, а такой вот полезной системой, в которой удобно жить совсем другим существам.

Наконец, про вирусы. В кишечнике, например, находят целую кучу вирусов бактерий. Судя во всему, они там играют роль регуляторных элементов. То есть когда одной бактерии становится сильно много, ее вирус ее уничтожает, количество падает. Фактически это элементы защиты одних бактерий от других бактерий. То есть вся эта история про то, что вирусы — паразиты, с которыми надо только бороться, она, мягко говоря, не совсем верна. Выясняется, например, что вирусы переносят генетическую информацию, обмен этой информацией между бактериями без вирусов невозможен.

Понятно, что нам, наверное, не хочется считать себя просто приспособлениями для размножения бактерий и вирусов. Но мы тогда хотя бы должны успокоить себя тем, что у нас есть мозг, способность как-то осмыслить происходящее, принять тот факт, что мы живем тут не одни, а в неком сообществе, которое действует по не слишком понятным нам пока законам.

— Можете привести пример такого непонимания?

— Ну давайте посмотрим на примере клещевого энцефалита. Его когда-то не было в европейской части России. Его открыли в 1937 году, а изучать распространение начали только с конца 80-х. Обнаружили три подтипа — сибирский, дальневосточный и центральноевропейский. Выяснили, что эти подтипы начинают расползаться. Наш сибирский подтип находят сейчас и в Подмосковье, и в Чехии, и в Германии. Появились даже конспирологические теории, что это мы им туда завезли. Начали выяснять. И что оказалось. Германия, например, стала такой страной очень зеленой, гуманной, решили не убивать оленей, поощрять диких животных, кормушки ставить. Но ведь эти животные — кормовая база клещей, клещи — переносчики энцефалита.

Так что, можно и так сказать: клещи регулируют уровень гуманизма. И как их численность уменьшить сейчас, а оленей не трогать?

Второй момент. Китайцы после атипичной пневмонии взялись за летучих мышей. Начали секвенировать у них все вирусы, какие только можно. Стали сравнивать с образцами давно известных человеческих коронавирусов, открытых еще в 60-е годы. И выяснилось: у летучих мышей есть близкие родственники этих вирусов. Это говорит о том, что переход вирусов из дикой природы на человека шел давно. И он продолжает развиваться. Мы просто впервые в нашей жизни увидели вот этот перескок прямо при нас. Это и есть один из результатов нашего взаимодействия с природой.

— Ну судя по происхождению нынешнего коронавируса, Китай взаимодействует с природой либо более тесно, либо как-то специфически.

— Я когда читаю лекции, привожу простой пример. Вот в Китае есть провинция Гуандун, в которой возник ТОРС-коронавирус, вызвавший вспышку атипичной пневмонии. Эта провинция имеет территорию размером с Новосибирскую область. У нас живут 2,9 миллиона человек, там — 115. Чтобы прокормить Новосибирскую область куриным мясом, нужно каждый год вырастить примерно семь с половиной миллионов бройлеров. Чтобы прокормить Гуандун, надо 300 миллионов кур. А еще свиньи, утки и коровы.

Плюс они завезли туда в свое время пальмовых циветт, это такие дальние родственники мангустов. У них интересный мех, вкусное мясо, плюс что-то такое они брали у них для народной медицины. Держали их в открытых вольерах, там были крыши, на крышах — летучие мыши. Так что, можно сказать, китайцы вирус атипичной пневмонии сделали собственными руками. На рынке в Ухане с коронавирусом наверняка произошло что-то похожее. Природа, она не то чтобы отомстила, просто там, где тонко, там она и прорывается.

— Ну вот она прорвалась тем или иным способом. И что миру людей делать в этой связи?

Первый — искоренять вирус карантином, как это сделал Китай и как это заканчивает делать Корея. Как ни странно, единственная большая страна, где это может не получиться, — Соединенные Штаты. Слишком круто там все пошло.

Второй путь — додавить коронавирус вакциной.

Третий путь — большие страны эту ситуацию могут не удержать: до вакцины далеко, а карантин они в силу демократии в должной мере организовать не смогут. Тогда большое количество людей переболеет, получит иммунитет, и когда прослойка этого населения дойдет примерно до уровня 50 процентов, эпидемия затухнет сама по себе. Это как дрова полили водой — и они сами гаснут. Судя по всему, именно этот сценарий для ряда стран становится сейчас актуальным. Мы поймем это в ближайшее время.

В любом случае, следует присмотреться к опыту Германии, в которой люди сейчас проходят тест на антитела и им собираются выдавать сертификаты.

Их иммунный статус — это их пропуск на работу, фактически в новую жизнь. С этим пропуском они пойдут спасать человечество, потому что от экономического спада может умереть гораздо больше народа, чем от самой болезни.

— Как бы то ни было, но природа уже изменила мир людей и еще больше изменит его. Как именно?

— Я думаю, что наконец-то люди, которые нами управляют, поймут, что не там они ищут врага.

Власти наконец-то обратят внимание на жизненную необходимость мониторинга природных инфекций животных, а не только человека. Человек должен изменить свое отношение к природе: не только к растениям и животным, но и к микроорганизмам.

Ну, а те, кто не хочет учиться, хотя бы запомнят, что надо почаще мыть руки и иметь с собой средства гигиены. Чтобы таким людям поскорее оказаться в новом мире, предлагаю провести небольшой опыт. Последите за собой двадцать минут. Сколько раз вы трогаете лицо руками? Каких мест касаетесь пальцами на улице? Может быть, это чему-то научит, приведет к каким-то видимым изменениям в городах и в быту. Появится намного больше бесконтактных кранов, самооткрывающихся дверей и так далее.

Может быть, в результате эпидемии мы вообще, как ни странно, будем меньше болеть и больше думать. Причем не только о себе, а о большом мире, в котором мы на самом деле живем.

По данным американского Управления по санитарному надзору (FDA), только в США ежегодно регистрируются около 2 млн серьезных нежелательных побочных реакций на лекарства. 100—240 тыс. из них — со смертельным исходом. На возникновение этих реакций влияют не только особенности конкретного лекарства или клинико-анамнестические характеристики пациента (тяжесть течения основного заболевания, наличие сопутствующих заболеваний, возраст, пол, вредные привычки), но и его генетические особенности, с которыми обычные лечащие врачи не знакомы. Для этого пациента направляют на фармакогенетическое исследование.

Его результаты помогает анализировать и интерпретировать биоинформационный облачный сервис PGX2.

Что это за сервис и для чего он нужен

Просто: сервис помогает оценить скорость метаболизма конкретного пациента. На основе этих данных врач может подбирать подходящую дозировку или тип препарата, чтобы избежать негативных побочных эффектов.

Сложнее: то, как именно преобразуются лекарства и с какой скоростью они выводятся из организма человека (другими словами, метаболизируются), во многом зависит от его генов. У одних людей высокая скорость метаболизма лекарств, а у других — низкая. За эту скорость отвечают белки, кодируемые определенными генами.

У людей с высокой скоростью метаболизма лекарство в нормальных дозах не будет работать. С помощью сервиса врач может назначить таким пациентам другой препарат или повышенную дозу лекарства.

У людей с низкой скоростью лекарство будет накапливается, и у пациента могут быть нежелательные реакции, о которых пишут в инструкциях к препаратам: головная боль, тошнота, седация и прочее.

Мы вычисляем пациентов, генетически предрасположенных к нежелательным реакциям по каждому конкретному лекарству, даем им рекомендации в соответствии с западными гайдлайнами (клиническими рекомендациями), таким образом повышая эффективность и безопасность терапии.

Почему это важно

Просто: когда врач общается с пациентом, часто выясняется, что лекарства, которые он пил раньше, не помогали, или их прием сопровождался головной болью, расстройствами ЖКТ и другими нежелательными побочными реакциями. Врач назначает новый препарат. Может случиться, что он поможет. Но проходит время, пациент мучается, могут развиться какие-то осложнения. Это потеря времени и качества жизни пациента.

Сложнее: персонализированная медицина позволяет сократить время поиска правильного лекарства в правильной дозе. Но для этого врач, заподозривший, что перед ним пациент с высоким риском низкой эффективности терапии, либо с высоким риском развития нежелательных реакций, должен отправить его на фармакогенетическое тестирование. Это исследование, по результатам которого можно оценить влияние особенностей конкретных генов на метаболизм, на эффективность и безопасность лекарств. Полученные данные загружают в специальный калькулятор. Это своего рода система поддержки принятия решения для конкретных лекарств. В этом калькуляторе используются все клинико-демографические данные — возраст, пол и т.д. — и генетические данные. Исходя из этого программа рекомендует лекарство и дозу.

Скажем, человеку провели кардиохирургическую операцию: поставили механический протез клапана сердца. Таким пациентам до конца жизни надо пить разжижающие кровь препараты, чтобы на новом клапане не образовался тромб. И всем им обязательно надо проводить фармакогенетическое тестирование перед назначением лекарства, иначе возможны осложнения и опасные кровотечения.

На Западе на сегодняшний день антикоагулянты и антиагреганты часто назначают на основе фармакогенетического тестирования.

В России фармакогенетическое тестирование применяется реже. Если в клинике нет своей генетической лаборатории, то врач может направить человека в какую-нибудь сетевую лабораторию и попросить его пройти тестированиет там.

А как правильно?

Во всем мире сейчас применяют модель доказательной медицины. Проводятся исследования, разрабатываются гайды. Практикующие врачи используют рекомендации из них для лечения пациентов. Это не какие-то субъективные риски, которые произведены биоинформатическим сервисом, а конкретные рекомендации. Для каждого лекарства в гайдах прописано, каким образом корректировать дозу медленным метаболизаторам, какие — быстрым. По идее врач мог бы все это читать и держать это в голове. Но на самом деле это очень сложно, да и невозможно, как показывает практика.

Сервис PGX2 основан на доказательных алгоритмах. Его делает большая команда из научных работников, которые живут этими гайдами. Кто-то специализируется на кардиологии, кто-то — на психиатрии, аллергологии и так далее. Во всех областях есть специалист, который постоянно работает с этими темами и следит за актуальностью информации в сервисе.

Как работает сервис:

1. Пациент сам приходит в лабораторию по настоянию врача, или приносят его биоматериалы (волосы, слюну). Специалисты расшифровывают генетический код и вносят информацию об особенностях тех генов, которые кодируют белки, в сервис.

3. Этот отчет уже может прочитать врач: алгоритм сам расписывает лекарства по группам, рассказывает, какой препарат и в какой дозе надо назначать, а какой — нет, и почему.

Мы подходим индивидуально к каждому лекарству, основываясь на доказательности, апдейтах международных гайдов, и вся эта информация перерабатывается алгоритмами сервиса. В будущем также мы планируем оценивать межлекарственные взаимодействия. И мы хотим предоставлять доступ к нашему сервису сетевым лабораториям и лабораториям при крупных клиниках.

Проблема в том, что сейчас нейросети еще не в состоянии вникнуть во все нюансы. Поэтому даже если взять самую крутую нейросетку, она, к сожалению, не сможет так проанализировать данные, как это сделает человек.

Сейчас доверять это нейросети опасно: если бы группа людей вбивала эти гайды (как сегодня делаем мы), и на основании них мне бы назначили терапию, я бы согласился. Если бы мне сказали, что это сделала нейросеть, я бы сам захотел перепроверить, что она написала.

На практике: врачи очень плохо понимают генетическое тестирование.

На практике: сейчас в лабораториях дорогие и неполные данные.

Если врач в курсе важности фармакогенетического тестирования, он может направить пациента в лабораторию. Но сейчас человек получит информацию только про одно лекарство за большие деньги — от 2 до 10 тыс. руб. Пока что частные лаборатории предоставляют только такие услуги. Доступ к нашему сервису позволит лабораториям формировать рекомендации по дозированию не для одного лекарства, а для целого спектра лекарств, не меняя стоимость услуги.

На практике: некоторые врачи уже знают о фармакогенетическом тестировании и его преимуществах перед эмпирическим подбором терапии.

Это от многих факторов зависит: есть ли, например, клинический фармаколог в больнице, частный или государственный это медицинский центр. Клинические фармакологии знают, что гены могут оказывать влияние на эффективность и безопасность лекарств, и они хотят получать нормальные рекомендации. Мы проводим определенную работу в этом направлении: например, читаем лекции в РМАНПО Минздрава России и других учреждениях.

На практике: на законодательном уровне это никак не регулируется.

Но спрос на генетические услуги растет, и Владимир Путин заявил, что к 2025 году будут созданы генетические паспорта граждан. Так что постепенно в этой области сформируется законодательство.

Перспектива: для создания генетических паспортов надо полностью расшифровать геномы всех граждан — на каждого человека это 3 млрд нуклеотидов.

Вся эта информация записывается в специальный файл, и с ним в дальнейшем можно что-то делать. Кто будет расшифровывать и за какие средства, я не знаю. В российских лабораториях полногеномное секвенирование стоит около 90 тыс. руб. Таким образом, с помощью результатов секвенирования и достижений фармакогенетики, можно будет подобрать максимально эффективную и безопасную терапию для каждого пациента.

Перспектива: развитие телемедицины.

С телемедициной сейчас такая же штука происходит, что и с фармакогенетическим тестированием, — до конца законодательством это не отрегулировано. И хотя закон о телемедицине был принят в 2018 году, в России нет инфраструктуры для того, чтобы с этим работать — есть только несколько сервисов.

Например, DocDoc, который вошел в экосистему Сбербанка пару лет назад: созваниваешься с врачом, он тебя консультирует и дает официальное заключение с рецептом. С ним можно прийти в поликлинику и получить лекарство.

Но есть много технических проблем: например, отсутствие доступа к широкополосному интернету. В таких условиях сложно говорить о развитии телемедицины: тот же проект Единой государственной информационной системы здравоохранения — это просто запись к врачу по удаленке.

Т. Лямзина ― В студии уже Татьяна Лямзина, приветствую наших радиослушателей. У нас сегодня в гостях Наталья Кузенкова, главный врач городской поликлиники №68 Департамента здравоохранения Москвы. Сегодня мы поговорим про простудные заболевания. Наталья Николаевна, вот каждый год происходит одно и то же, все в какой-то момент начинают чихать, кашлять, заболевают и дети и взрослые. Весь сентябрь мы зазывали делать прививки москвичей, и в павильоны, и в поликлиники. И во все центры, которые только были открыты. Сейчас они, по-моему, еще до сих пор вот до конца недели они работают. Почему это случается, и почему так активно все-таки зазывают делать прививки в начале осени?

Н. Кузенкова ― Здравствуйте Татьяна, добрый день дорогие радиослушатели, и сегодняшняя погода нам безусловно диктует поговорить об острых респираторных вирусных заболеваниях, поговорить об эпид.сезоне. Да, безусловно, каждый год начинается подъем заболеваемости острыми респираторно-вирусными инфекциями. Почему же это случается? Ну, во-первых, низкие температуры, высокая влажность, что способствует размножению вируса. Далее — скопление людей. Скопление людей, и при низкой температуре люди не гуляют на улице. Они в основном находятся либо дома, либо дети ходят в школы, мы с вами ходим на работы, и все это является предпосылками массового распространения вируса, и подъема заболеваемости острыми респираторно-вирусными инфекциями, которые мы с вами практически каждый год наблюдаем, но, при этом я хочу сказать, что последние 2 года резкого и острого подъема не было, что эпид.порог по острым респираторно-вирусным заболеваниям, и по гриппу не был преодолен. Мы не закрывали практически наши больницы и школы, на эпидемии гриппа. О чем это говорит? Это говорит о хорошей прослойке иммунной, которая существует в городе Москве. И, безусловно, этой иммунной прослойке мы благодарны вакцинации, вакцинации от гриппа.

Т. Лямзина ― Ну, сейчас еще не поздно сделать прививку, если кто-то вот за сентябрь не успел, например?

Н. Кузенкова ― Мы начали вакцинальную компанию с начала сентября, и сейчас она в городе Москве, в самом разгаре. Я думаю, дорогие радиослушатели, вы видите и рекламу достаточно активную социальную о том, что необходимо привиться от гриппа. Вы ходите в поликлиники, и вы видите все вот эти листовки и все плакаты, которые содержат четкие маршруты, как и где мы должны привиться от гриппа. Где же мы прививаемся в этом году: Ну, еще работают мобильные павильоны в парках Москвы, не во всех, но в больших павильонах открыты пункты вакцинации, до 6 октября вы можете привиться там. Мобильные пункты, которые есть около метро. Тоже уже, наверное, третий год, мы видим эти большие машины санитарного транспорта, где мобильными бригадами, силами врачей и медицинских сестер поликлиник, происходит вакцинация от гриппа, у наиболее посещаемых станций метро Москвы. Ну, и, безусловно, в поликлиниках, в поликлиниках нашего города. Так же мобильные бригады, которые состоят из медицинских работников поликлиник, обычно прививают организованные коллективы, выезды на предприятия, выезды в торговые центры, все это осуществляется силами Департамента здравоохранения города Москвы. Мы прививаем не только жителей города Москвы, мы прививаем жителей Подмосковья. Потому, что мы совершенно точно понимаем, что эти люди работают в Москве, что они создают именно вот эту вакцинальную прослойку, которая не позволяет заболеть гриппом.

Т. Лямзина ― А насколько безопасна вакцина? И как вот выбирают те штаммы, которые в этом году будут включены в вакцину?

Н. Кузенкова ― Ну, прогноз по возбудителям, определяет Всемирная организация здравоохранения. И Роспотребнадзор проецирует это на нашу страну, на Россию. Прогнозируя, какой штамм гриппа будет с высокой…

Т. Лямзина ― Вероятнее всего, да.

Н. Кузенкова ― С высокой долей вероятности в этом году поражать наших жителей. В зависимости от этого, культивируется вакцина, которая направлена на тот или иной штамм. И сейчас в России наиболее актуален вирус подобный гриппу А-Брисбен, именно на это направлена вакцина, которая специально разрабатывается. Кто не прививается у нас априори? Лица, страдающие аллергией на куриный белок. Почему? Потому, что вакцина, она выращивается… Ну, я так скажу немножечко утрированно, выращивается на курином белке. Лица, которые страдают аллергиями на куриный белок, у нас не прививаются. Это единственная категория лиц, которой прививки абсолютно противопоказаны. Все остальные, по показаниям безусловно прививаются. И беременные, проконсультировавшись с акушером-гинекологом с определенных триместров, ну и особенно мы называем декретированными категориями, это лица старше 60-ти лет, это дети, и те лица, которые страдают хроническими и тяжелыми заболеваниями, то есть, например, сахарным диабетом. То есть, лица с ослабленным иммунитетом, которым обязательно нужно прививаться. Потому, что грипп не настолько страшен, как может быть вот сам грипп, как наличие тяжелейших осложнений. Очень важно.

Т. Лямзина ― Наталья Николаевна, ну давайте немножечко все-таки разберемся, чем отличаются грипп и ОРВИ. Потому, что мы вот больше все-таки про грипп, про прививку говорим. От ОРВИ, естественно от всех вирусов прививок не бывает, да? По-видимому.

Н. Кузенкова ― Ну, от 200 вирусов, которые вот…

Т. Лямзина ― Гуляют, да?

Н. Кузенкова ― Гуляют. Прививок нет и быть не может, безусловно, поэтому мы говорим о прививке от гриппа, как в частном случае ОВРИ, острые респираторно-вирусные заболевания, которые поражают преимущественно верхние дыхательные пути. Мы говорим о локализации, рино— вирусы, которые поражают нос или глотку, или садятся на миндалинах, в зависимости от локализации. Грипп – наиболее тяжелый частный случай острого респираторно-вирусного заболевания. Как можно отличить грипп и ОРВИ? Есть не стопроцентные, но очень характерные симптомы, когда мы можем заподозрить. Это очень быстрое, иногда молниеносное начало. Резкий подъем температуры до фебрильных цифр: 39-40 градусов. Быстрое нарастание отдышки, выраженные симптомы интоксикации, это ломота в мышцах, это выраженный озноб, сильная головная боль, преимущественно в лобных областях, резь в глазах и светобоязнь. При совокупности этих симптомов, мы с высокой степенью вероятности можем говорить о гриппе, хотя четко верифицировать грипп мы можем только в лабораторных условиях. Берутся специально мазки из ротоглотки, и в лабораторных условиях верифицируется этот диагноз. И если мы говорим о гриппе, этот диагноз должен поставить только врач, в зависимости от тяжести состояния. Это госпитализация в инфекционное отделение, и сразу же лечение противовирусными препаратами, которые, еще раз повторяю, определит врач. Не нужно заниматься самолечением, не нужно бактериальные инфекции лечить противовирусными, а вирусные инфекции антибиотиками. Вот и если такая клиника существует, с высокой степенью вероятности это грипп.

Т. Лямзина ― Ну конечно, естественно нужно обращаться к врачу, если какие-то серьезные симптомы, но у нас любит народ, что называется сделать профилактику вот перед сезоном, когда начинается уже холодная дождливая осень, все начинают какие-то профилактические меры принимать. Вот там кто лук-чеснок, кто еще что-то. Вот немножечко прокомментируйте такие методы.

Н. Кузенкова ― Ну, скажем так, вирусы, знаете ли, не мухи. От лука и чеснока, и от запаха они не убегут, это совершенно точно. Но окружающие люди могут подразбежаться, это факт. Поэтому, я так просто прокомментирую, что нет достоверных данных о бактерицидном влиянии лука, чеснока на вирусы. Однако же народные методы, если они не противоречат да, общим принципам лечения острых респираторно-вирусных инфекций, имеют полное право существовать, как то обильное питье, потому что дезинтоксикацию нужно чем-то проводить. Пожалуйста, чай с медом, пожалуйста, чай с малиной. Не противоречит, и не наказуемо совершенно точно. Дальше идет симптоматическая терапия, как то жаропонижающая, как то капли в нос, например, да? Все эти негативные симптомы, которые сопровождают у нас с вами респираторно-вирусные заболевания. Ну, и профилактикой. Самая действенная профилактика, как мы уже с вами сказали, является прививка. В момент эпид.подъема, и подъема заболеваемости ОРВИ и гриппом, это максимально соблюдать режим личной гигиены. Чаще мыть руки, протирать все свои мобильные устройства и гаджеты, потому что помимо воздушно-капельного пути есть еще и контактно-пылевое, контактно-бытовое. На наших гаджетах огромное количество пыли, хватаемой 150 раз, и подносим мы наши гаджеты именно ко рту, и к носу. Давайте, пожалуйста, про это не забывать. Чаще проветривать помещение, увлажнять помещение, потому что сухой воздух, он предполагает к тому, что слизистые нашего носа пересыхают, на сухие слизистые садится вирус. Слизистые нужно увлажнять специальными каплями, их достаточно много. Вот проветривание помещения, соблюдение режима личной гигиены, и по возможности избегайте мест массового скопления людей, как то большие торговые центры, например, да? Концертные залы, особенно те лица, которые я уже упомянула. Это маленькие дети, это пожилые люди, и люди, которые страдают хроническими заболеваниями.

Т. Лямзина ― Буквально еще один вопрос еще, а какую температуру все-таки вот врачи считают, что нужно сбивать уже? Или вот до какого…

Н. Кузенкова ― Фебрильную температуру, фебрильной температурой мы называем температуру 38 и выше. До этого момента, наш организм активно вырабатывает антитела к этому вирусу. То, чем борется. Давайте все-таки позволим нашему организму тоже немножечко реагировать. И еще раз просто скажу, на вирусы не применяются антибиотики, не при каких обстоятельствах.

Т. Лямзина ― То есть, всю антибактериальную и противовирусную терапию должен назначать врач, да?

Н. Кузенкова ― Безусловно, безусловно, должен обязательно назначать врач. И если на 3-4 день ваше состояние не улучшается, если температура только нарастает, и присоединяются любые иные симптомы, срочно бегите к доктору, и не занимайтесь самолечением. Потому, что есть очень серьезные осложнения, как то вирусная пневмония, гнойные отиты, ну и, в общем, прочий спектр чудесных состояний, которые мы все хотим избежать.

Т. Лямзина ― Ну что же, спасибо огромное. Я напомню, что сегодня в студии у нас была Наталья Кузенкова, главный врач городской поликлиники № 68 Департамента здравоохранения Москвы, и говорили мы о том, как вести себя в простудный период, ну и еще до… До наверное еще полмесяца можно еще успеть сделать прививки.

Н. Кузинкова ― Еще достаточно много времени, дорогие москвичи, и жители для того, чтобы успеть сделать прививку.

Т. Лямзина ― Ну что же спасибо, ждем вас еще в гости.

Н. Кузенкова ― Всего доброго, обязательно.