Остров где горький лечился от туберкулеза

Владимир Сорокин, Юрий Мамлеев, Эдуард Лимонов и еще семь актуальных авторов написали по рассказу для сборника "Очарованный остров. Новые сказки об Италии" — об острове Капри.

Здесь жили Ленин, Луначарский, Богданов и еще дюжина большевиков, а Максим Горький лечился от туберкулеза, писал роман "Мать" и пестовал новичков-революционеров. Об этом острове писали Ханс Кристиан Андерсен, Иван Бунин, Пабло Неруда и Генри Джеймс. В 2012–2013 годах по заданию "Премии Горького" десяток современных русских писателей съездили на Капри и написали по рассказу, действие каждого из них происходит на итальянском острове. Сборник, который составил и снабдил щедрым на историко-культурный контекст предисловием переводчик-итальянист Геннадий Киселев, посвящен столетию выхода цикла "Сказок об Италии" Горького, вобравшего около 30 зарисовок об итальянских пролетариях.

Капри для Владимира Сорокина — "место-провокатор", заколдованный топоним из несуществующего романа. Андрей Аствацатуров видит в нем "оскорбительный пейзаж-сон, выставляющий человека со всеми его мыслями, страстями, ревностями донельзя мелочным". Для Андрея Рубанова это "массивные многоярусные руины", а Сергей Гандлевский обнаруживает на острове формы "доходчивой вечности". В эту пеструю мозаику встраиваются рассказы реалиста-метафизика Юрия Мамлеева, писателя-колумниста Виктора Ерофеева и Захара Прилепина, растерявшего на юге Италии социальный заряд своей прозы.

Рассказы в результате сплавляются в однородный коллективный текст, хребет которого проходит через античные буколики и сухой тревелог — буржуазный, утомленный самим собой жанр.

Этот текст соединил "примитивную сверхчувствительность", о которой говорит герой рассказа Рубанова, и формалистские опыты в духе Сорокина.

"Очарованный остров" — эксперимент постмодернистский. В нем проглядываются и роман-биография острова, заросшего культурными и историческими наслоениями, и нарумяненный, приодетый труп жанра путевых заметок, и попросту литературная заказуха, сведенная к угловатому ученическому сочинению на тему "Как я провел…".

Последнему варианту благоволят и списанные с экзотической открытки декорации острова: из каждого текста торчат вечнозеленые пальмы и кактусы-гиганты, из рассказа в рассказ кочует одна и та же древнеримская рухлядь времен Октавиана Августа, разливается режущая глаз лазурь Тирренского моря; тени живших когда-то на Капри императора Тиберия, чилийского поэта Пабло Неруды, Горького всегда готовы появиться в повествовании.

Границей, отделяющей один текст от другого, становится персонаж. В клочковатом рассказе-аллюзии Аствацатурова это малоприятный филолог-мизантроп, двойник автора, объединивший в единую ткань повествования сны, обрывки детских воспоминаний, намеки на произведения классиков (по тому же рецепту сбита и крупная проза Аствацатурова — и "Люди в голом", и "Скунскамера"). У Мамлеева герой — традиционный для него мудрец из народа — полусчастливый, полусумасшедший песенник, рассуждающий об уродстве нормы и форматной красоты, карнавальном нутре смерти и "неведомом". Персонаж Рубанова — "олдскул­мен", "пещерный человек" — формулирует, кажется, суть диалектической неразберихи в отношениях русского мальчика с заморским Эдемом: "Если тут рай… то куда мне выкинуть окурок?"

Тип беспорядочно впечатлительного автора, способного резонировать исключительно с пейзажем, представляют собой поэт и издатель Максим Амелин и его "рассеянный путник" — лирический герой, перебравшийся из поэзии в прозу. Бессюжетный лиризм, щедро удобренный эпитетами текст и тенденциозные восторги превращают его рассказ из поэтического этюда в неуместно разросшийся пост в ЖЖ.

Его антонимом выглядит образцово-ироничный рассказ "Зима" Прилепина, написанный без оглядки на злобу дня и пацанский дух большинства его романов. Стилистически выгравированная мужская история сводится к истине, свалившейся на голову герою, "самоуверенному дурачине", вместе с морской волной. Эта истина — разумеется, абсолютная, но неартикулированная — позволяет ему произнести ставшую развязкой фразу: "Я больше не люблю тебя".

Сорокин и Лимонов, напротив, предъявили эталонные, репрезентативные рассказы, образцы ДНК собственной прозы.

"Допрос №6" Сорокина — текст, замаскированный под судебный протокол, написан в патентованном им жанре рассказа о рассказе, которого нет. Огрызки ненаписанного произведения — многоглавного романа, с идеями, с героем — русским страдальцем, сбегающим на Капри от душевных мук, — всплывают только в протоколе. Метатекст-переросток и малая форма, насмехающаяся над классическим романным содержанием, для Сорокина уже привычная норма. Вполне типичными для его прозы выглядят и герои рассказа: осовремененные опричники в погонах, писатель-правдоруб, которого обвиняют в клевете на президента и органы власти, и его роман, фигурирующий в тексте в качестве самостоятельного персонажа.

Лимонов в "Служанке этих господ" описывает встречу с обратившимися в зомби великими классиками: от полуразложившихся Горького и Ницще остались лишь синьор Горки и синьор Нитцше, а Лу Саломе превратилась в похотливый, но невменяемый призрак. Смрадные, растерявшие дар речи трупы, некогда мечтавшие — каждый по-своему — о сверхчеловеке, с завистью глядят на лимоновского героя — жующего дыню, совокупляющегося со служанкой, этого древнегреческого Эрота из плоти и крови, явившегося плюнуть старухе смерти в лицо.

Сборник "Очарованный остров" в результате из концентрированного, точечного культурно-географического переживания, мистерии места превращается в мистерию автора. На месте героя-острова прорисовался герой-автор, а каждый текст держится на узнавании — первой фразы, слога, мысли, литературной траектории, позволяющей по фрагменту восстановить полнокровный образ.

Представляем отрывок из путевых заметок по Италии любителя самостоятельных путешествий, директора по маркетингу ООО "Торговый дом "Санеста–Металл" Евгения Ганопольского.

Италия, кажется, давно всем надоела. Дольче Габбана, Армани, Челентано, "Ювентус", Милан, Муссолини, Берлускони. Мафия. Мертвые города Рим, Венеция, Флоренция и Пиза, населенные полчищами туристов–опарышей в белых штанах, три несусветных евро за кусок пиццы и, что еще обиднее, целых два — за маленькую бутылочку воды. Плюс непонятные никому Сицилия и Сардиния, дрянной курорт Римини (кто–нибудь знает хоть одного человека, которому бы понравилось в Римини??) да еще остров Капри, где лечился от туберкулеза великий пролетарский писатель Максим Горький и куда даже наши олигархи не ездят из жадности.

Флоренция - это не город-музей, это город-театр

Это факты и штампы общеизвестные. Мы на основании прошлых поездок в Италию и черт знает еще на каком основании имели, кроме общих, еще и свои собственные "знания".
Вот они:
1. Итальянцы — шумный и суетливый народ, особенно на юге.
2. Итальянская кухня — лучшая если не в мире, то в Европе уж точно. Но в туристических городах все страшно дорого и совершенно не вкусно, а от истинной Италии не осталось и следа. "Настоящий колорит" и правильную пищу можно встретить только в нетуристических местах.
3. На загадочном итальянском Юге, у подошвы знаменитого сапога, раскинулись нетронутые цивилизацией края, где жизнь течет бедно, тихо и размеренно и где всегда рады немногочисленным гостям–экстремалам. Есть там лазурное море, вечное солнце, вкуснейшее домашнее вино (особенно белое) и настоящая моцарелла. Цены на волшебном "золушкином Юге" намного ниже, чем на богатом Севере".
4. Италия — страшно музыкальная страна, и сладкие голоса продолжателей дела Лучиано Поваротти и Тото Кутуньо льются денно и нощно из миллионов динамиков, замолкая лишь на время футбольной трансляции, потому что футбол тут любят даже больше музыки.
5. Узкие улочки итальянских городов завешаны бельем на веревках, и все это дело рук толстых полуодетых теток, которые с непременными воплями это белье то развешивают, то снимают.
6. Итальянцы пьют много вина.
7. Итальянцы обедают дома, а ужинают преимущественно в тратториях, и ужин их состоит из двух блюд и десерта.

Вооружившись этими и некоторыми другими предрассудками, поздним вечером 4 сентября 2009 года мы приземлились в аэропорту города Болонья. Туда продавали дешевые авиабилеты из Питера и Хельсинки с пересадкой в Амстердаме. Болонья, с ее неповторимой атмосферой, недорогими отелями и удобным расположением — отличное место для старта, до Флоренции оттуда — всего час на поезде, до Венеции — час или два.

У нас был план, и он был прост: пожить 4 дня во Флоренции, чтобы попытаться ее понять и почувствовать и не дать себя затоптать толпам пакетных туристов. Мы их, пакетных туристов, боимся. Из Флоренции переехать в Калабрию, на тот самый волшебный Юг. Купаться в море и любоваться нетронутой натурой. На обратном пути провести денек в Болонье и с краткой остановкой в "вечнозеленом" Амстердаме улететь домой.

С Флоренцией связывают Синдром Стендаля — психосоматическое расстройство, характеризующееся частым сердцебиением, головокружением и галлюцинациями, проявляющееся, когда человек находится в зоне воздействия искусства или в месте сосредоточения большого числа объектов искусства. (Википедия)

Итак, Флоренция. Нужно обладать поистине итальянским рас. дяйством, чтобы, достигнув ТАКИХ высот буквально во всех сферах общественной жизни, в науке, архитектуре, искусствах, политике, мореплавании, торговле, владея несметными богатствами, обладая колоссальным влиянием, не объединиться и не поиметь всю Европу раз и навсегда. Я не знаю, являются ли этнические итальянцы наследниками древних римлян, но энергия вечного города и его сибаритские наклонности, без сомнения, передались нынешним обитателям "сапога", причем особенно северным. Южные итальянцы и сицилийцы — это, кажется, несколько другой народ.

Северо–итальянские республики, и среди них Флорентийская, 700 лет назад явили всей Европе образчик почти совершенного (по тем временам) общественного устройства. Феодалы здесь были полностью отогнаны от власти. Ремесленные государства даже с церковью умудрялись договариваться в самый разгар инквизиции!

Флоренция - это не город-музей, это город-театр

Флорентийский Дуомо — главный собор и энергетическая доминанта города, построен как бы в насмешку над церковью. Несусветная роскошь фасадов, выполненных из бело–красно–зеленого мрамора (в цветах будущего национального флага). Тысячи больших и маленьких лепных фигурок, многие сотни сюжетов, хитрейшие орнаменты, декор. В каждый сантиметр фасада вложены огромный труд, душа, талант, миллионы человеко–часов. А внутри — почти пусто.

Флоренцию называют "город–музей". Если бы я был не человеком, а городом, то посчитал бы такой эпитет оскорбительным. Флоренция — совершенно нормальный живой и дьявольски современный город. В отличие от несчастной Венеции, где, кажется, и речь итальянскую уже не услышишь.

Попав днем в самый центр к собору, вы непременно одуреете. Толпы туристов в самом худшем смысле этого слова, обалдевших, как и вы, от немыслимой красоты, от непроницаемого спокойствия этой самой красоты. Пятиметровый каменный Нептун мрачен, легендарный Давид работы Микеланджело устал, вместо него позирует копия. Гомон, суета, тысячи мыльниц выхватывают что–то из Вечности. Я и Флоренция. Мы и Флоренция. Я, бл.ть, сюда приехал…

Флоренцию топчут три типа посетителей.

Самые распространенные — "пакетные", их привозят сюда, как правило, на одну ночь, а иногда и (страшно подумать!) на несколько часов. Еще вчера они видели Колизей, завтра по программе Венеция. Что они почувствуют, кроме усталости? И таких тут, кажется, 70%. Флоренция - это не город-музей, это город-театр

Вторые еще хуже — "американские". Этот город попал в американский must do list. Вы знаете, что это значит? Вот нам c вами положено построить дом и что-то еще сделать с деревом и с сыном. Американцам же непременно следует купить "хаус" в пожизненный кредит, получить хороший "джаб" (работу) и один раз (один и только один, ведь это так дорого!) съездить в Европу. Американская Европа рационально и в то же время иррационально мала: в ней есть Пэрис, Барселона, Ром, Винис и, увы, Фларенс. Калифорнийский парень, случайный собутыльник, спрашивал меня: "А зачем вы едете в Калабрию, это же совершенно не туристический регион?"

Третьи — "прочие". Приехали на несколько дней. Это совсем разные люди, объединяет их только одно — они никуда особо не торопятся. Их (нас) тоже очень много. Флоренция - это не город-музей, это город-театр Флоренция - это не город-музей, это город-театр

Лучшее, что можно делать в этом городе, — это примоститься на крылечке или в кафешке в любой маленькой улочке, но обязательно с видом на громаду Дуомо. (Виден он буквально отовсюду). И провести час–другой в праздном наблюдении за городом и людьми. Флоренция - это не город-музей, это город-театр

Мужики с длинными волосами, заплетенными в косы, и коротко–коротко бритые девушки. Дамы в пальто на классических велосипедах. Граждане на игрушечных электрических автомобилях, складных самокатах, кроссовках–роликах и черт знает еще на чем. Личности с внешностью университетских профессоров в совершенно немыслимых количествах. Во всей Европе нет столько "профессоров", сколько можно встретить во Флоренции. Неописуемые посетители магазина "Всё по 99 центов". Целующиеся парочки. Люди, читающие или курящие в любых местах. Редкий осоловевший американский турист вызывает здесь уже не жалость, а любопытство, как очередной забавный экземпляр. Вечером красивая молодежь собирается возле баров. Модных мест мало, вы на них обязательно наткнетесь, гуляя по вечернему городу. И все, что вы видите, слышите и чувствуете, совершается в безумных классических интерьерах, среди старинных, но семиэтажных жилых домов. Нет, это не город–музей. Это, господа, город–театр.

Флоренция - это не город-музей, это город-театр

Флоренция ломится от сокровищ. Если за вход в некую церковь просят 2–3–4 евро, значит, там наследил Микеланджело, если не просят ничего, значит это "просто" церковь, туда люди ходят молиться и исповедоваться. Зайдите и вы.

Я перечислю объекты, которые запомнились больше всего, и я сознательно перемешиваю тут церкви с мостами и музеи с рынками.

• Главный собор города — Дуомо с колокольней и баптистерием (часовня, специально построенная для совершения обряда крещения).

• Музей Питии — в отличие от галереи Уффици, куда надо стоять 2–3 часа в очереди (спасибо господам "пакетникам"), это заведение почти безлюдно. Редкого посетителя встречают пронзительные герои Тициана и Рафаэля. По десятку картин и того, и другого. По углам пылятся без внимания работы "всяких" донателло, караваджио и рубенсов.

• Изящная церковь Сантиссима Аннунциата (построена, между прочим, в 1250 году) и уютнейшая площадь перед ней. На площади имеет место продуктовая ярмарка. Одно из лучших мест для неспешного наблюдения за жизнью. Краски несмываемо ярки, и энергетика однозначно позитивная.
Флоренция - это не город-музей, это город-театр
А вот в соседней церквушке Сан–Марко играет грустный–грустный орган. Плакать всем!

• Церкви Санта–Мария Новелла и Санта–Кроче — фасады их выполнены из того же бело–зелёно–красного мрамора, что и Дуомо, и они кажутся его, Дуомо, детьми. Такие вот древние дети.

• Центральный рынок рядом с собором Сан–Лоренцо. Рай для обжор. Удушливый запах свежего мяса. Царство туш, колбас и всякой ветчины. Горы сыра, фруктов и овощей. Отличные харчевни, где можно вкусно и совсем недорого пообедать, работают они, кажется, только до 3 часов. Место хоть и туристическое (находясь в 200 метрах от Дуомо, рынок переполнен ненужным народом), но очень приятное. Вокруг рынка продают одежду, обувь и сумки, причем прекрасного качества и иногда очень дешево.

• Семейная базилика Медичи. Там есть разноцветный деревянный алтарь, который так и не был достроен. Именно здесь я испытал синдром Стендаля (см. эпиграф).

• Церковь Орсанмикеле — уникальное высоченное сооружение, одновременно амбар и храм.

Три–четыре дня во Флоренции — более–менее достаточно, чтобы что–то почувствовать. Здесь совершенно не скучно идти второй раз по одной и той же улочке.

Алексей Максимович Пешков

Максим Горький,
Иегудиил Хламида

Отрывок из речи на I съезде писателей (1934 год)

Максим Горький
Имя при рождении:
Псевдонимы:
Место смерти:
Род деятельности:
Язык произведений:
Помощь по воспроизведению

Макси́м Го́рький — литературный псевдоним Алексе́я Макси́мовича Пешко́ва, [1] [2] устоявшимся является также употребление настоящего имени писателя в сочетании с псевдонимом — Алексе́й Макси́мович Го́рький, ( 16 (28) марта 1868 ( 18680328 ) , Нижний Новгород, Российская империя — 18 июня 1936, Горки [3] , Московская область, СССР) — русский писатель, прозаик, драматург. Один из самых значительных и известных в мире русских писателей и мыслителей. Начиная с 1918 года был 5 раз номинирован на Нобелевскую премию по литературе [4] . На рубеже XIX и XX веков прославился как автор произведений с революционной тенденцией, лично близкий социал-демократам и находившийся в оппозиции царскому режиму.

Горький был самым издаваемым в СССР советским писателем за 1918—1986 годы: общий тираж 3556 изданий составил 242,621 млн экземпляров; если же принимать в расчёт не только советских писателей, то Горький уступает лишь Л. Н. Толстому и А. С. Пушкину [5] .

Биография Править

В данной статье или разделе имеется избыток цитат либо слишком длинные цитаты.

И вдруг что-то щёлкает, всё исчезает, и на экране является поезд железной дороги. Он мчится стрелой прямо на вас — берегитесь! Кажется, что вот-вот он ринется во тьму, в которой вы сидите, и превратит вас в рваный мешок кожи, полный измятого мяса и раздробленных костей, и разрушит, превратит в обломки и в пыль этот зал и это здание, где так много вина, женщин, музыки и порока.

А вы на земле проживёте,
Как черви слепые живут:
Ни сказок о вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют.

Вы были словно высокая арка, переброшенная между двумя мирами — прошлым и будущим, а также между Россией и Западом.

— из письма Ромена Роллана к Горькому от 18 марта 1918 г. [27]

Рисуя психологический портрет убеждённого революционера, Горький отмечает:

Вечный революционер — это дрожжа, непрерывно раздражающая мозги и нервы человечества, это — или гений, который, разрушая истины, созданные до него, творит новые, или — скромный человек, спокойно уверенный в своей силе, сгорающей тихим, иногда почти невидимым огнем, освещая пути к будущему.

Революционер на время, для сего дня, — человек, с болезненной остротой чувствующий социальные обиды и оскорбления — страдания, наносимые людьми. Принимая в разум внушаемые временем революционные идеи, он, по всему строю чувствований своих, остаётся консерватором, являя собой печальное, часто трагикомическое зрелище существа, пришедшего в люди, как бы нарочно для того, чтобы исказить, опорочить, низвести до смешного, пошлого и нелепого культурное, гуманитарное, общечеловеческое содержание революционных идей.

Он прежде всего обижен за себя, за то, что не талантлив, не силен, за то, что его оскорбляли, даже за то, что некогда он сидел в тюрьме, был в ссылке, влачил тягостное существование эмигранта. Он весь насыщен, как губка, чувством мести и хочет заплатить сторицею обидевшим его. Идеи, принятые им только в разум, но не вросшие в душу его, находятся в прямом и непримиримом противоречии с его деяниями, его приемы борьбы с врагом те же самые, что применялись врагами к нему, иных приёмов он не вмещает в себе. [28]

Внешние изображения
	Надгробная плита на могиле Горького в Кремлёвской стене

Семья и личная жизнь Править

Адреса в Санкт-Петербурге — Петрограде — Ленинграде Править

Работы Править

А. М. Горький был также редактором следующих книг о передовом педагогическом опыте, возникшем в те годы:

• Погребинский М. С. Фабрика людей. М., 1929 г. — о деятельности знаменитой в те годы Болшевской трудовой коммуны, о которой был снят фильм Путёвка в жизнь, завоевавший первую премию на I межд. кинофестивале в Венеции (1932 г.) [41] .
• Макаренко А. С. Педагогическая поэма. М., 1934 г [42] .

Выпуск и успех последней во многом определил возможность дальнейшего обнародования иных произведений А. С. Макаренко, его широкой известности и признания первоначально в Советском Союзе, а затем и во всём мире.

К педагогическим начинаниям А. М. Горького вполне можно отнести и то дружеское внимание, и разнообразную (прежде всего, моральную и творческую) поддержку, которую он находил возможным оказывать многим обращавшимся к нему по самым разным поводам современникам, в том числе молодым писателям. Среди последних можно назвать не только А. С. Макаренко, но, к примеру, и В. Т. Юрезанского [43] .

Библиография Править

• Максим Горький. Собрание сочинений в двадцати четырёх томах. — М .: ОГИЗ, 1928—1930. (см. ISBN )

• Максим Горький. Полное собрание сочинений в тридцати томах. — М .: Государственное издательство художественной литературы, 1949—1956. (см. ISBN )

Память Править

Памятники Максиму Горькому установлены во многих городах. Среди них:

• В России: Борисоглебск, Выборг, Красноярск, Москва, Невинномысск, Нижний Новгород, Пенза [49] , Печора, Ростов-на-Дону, Рубцовск, Санкт-Петербург, Саров, Сочи, Челябинск, Уфа, Ялта,Оренбург
• В Белоруссии: Добруш, Минск. Могилёв, парк имени Горького, бюст.
• На Украине: Винница, Днепропетровск, Донецк, Харьков [50] , Ясиноватая, Кривой Рог, Мелитополь.
• В Азербайджане: Баку.
• В Казахстане: Алма-Ата [51] , Зыряновск, Костанай.
• В Грузии: Тбилиси.
• В Молдавии: Кишинёв.