Лечили от туберкулеза оказалось его нет

30-летняя Наталья из Запорожья перенесла операцию по современной малотравматичной методике: столичные специалисты откачали скопившуюся в легких жидкость

Чтобы вылечиться, женщина тщательно следовала рекомендациям врачей, принимала назначенные препараты. С диагнозом туберкулез она прожила три года.

— Я не понимала, где и как могла заразиться, — продолжает Наталья. — Считается, что это болезнь тех, кому негде жить, кто плохо питается. Это все не обо мне. Более того, в тубдиспансере вместе со мной лечение проходили сотрудники банков, работники детских садов Врачи мне объяснили: недуг все чаще поражает вполне благополучных людей, которые по роду деятельности много общаются, ведь туберкулез передается воздушно-капельным путем. У нас с мужем свой небольшой бизнес. Я оформляю заказы, то есть постоянно общаюсь с людьми. Кто-то из них действительно мог быть болен

— Ни для кого не секрет, что туберкулез в нашей стране приобрел характер эпидемии, — объясняет заведующий отделом торакальной хирургии и инвазивных методов диагностики Национального института фтизиатрии и пульмонологии имени Ф. Яновского НАМН Украины, доктор медицинских наук, главный торакальный хирург Минздрава Украины Николай Опанасенко. — Болеют и бомжи, и помощники народных депутатов. К сожалению, лечение часто назначают только на основании флюорографии, а ее нельзя называть исследованием, по результатам которого ставят точный диагноз. Для этого нужно провести КТ и при необходимости сделать биопсию легочной ткани или плевры. Наталье такие процедуры даже не назначали. В ходе проведенной операции мы удалили накопившуюся жидкость, ставшую уже гнойной. Из-за ее застоя пострадала и часть легкого — ее тоже пришлось вырезать. Гистологический анализ материалов определил, что у этой женщины вообще не было туберкулеза. Лечение ей проводили напрасно.

— Лечение от туберкулеза я переносила очень плохо, препараты вызывали сильнейшую тошноту, — рассказывает Наталья. — К тому же появилось ощущение, что возле меня постоянно пахло мышами. На каждого терапия влияет по-разному, но она сильно бьет по печени, поджелудочной железе Когда после очередного курса лечения врачи не обнаружили улучшений, мы с мужем решили ехать в Киевский институт фтизиатрии и пульмонологии. Я понимала: что-то идет не так. Ведь мне обещали, что я вылечусь в течение года после того, как поставили диагноз. Но прошло уже три Да и боль не исчезала.

Сделанный в столице снимок удивил врачей: они не увидели признаков туберкулеза.

— Мы хорошо рассмотрели округлое образование в легком, похожее на очаг болезни, который называют туберкуломой, — говорит Николай Опанасенко. — Но так выглядит и ткань легкого, которая долгое время страдала от скапливающейся жидкости и превратилась в фиброзную. Наталье сразу назначили операцию с помощью видеоторакоскопа: через три прокола вводим видеокамеру и инструменты, а все происходящее внутри видим на экране. Это малотравматичная методика, после которой пациент быстрее восстанавливается.

Обычно во время так называемой большой операции делают 20-сантиметровый разрез между ребрами, раздвигая их настолько, чтобы могла войти рука хирурга. Естественно, после такого вмешательства у человека несколько дней наблюдался болевой синдром, нужно было находиться в реанимации. Новая методика позволяет на второй день после операции переводить пациента в отделение. Мы разрешаем ему подниматься с кровати, ходить. Чем активнее ведет себя человек после вмешательства, тем быстрее восстанавливается работа легких, нет угрозы их воспаления.

Наталья согласилась на операцию, практически не раздумывая.

Операция у Натальи длилась более четырех часов. Но благодаря применению современной методики женщина быстро пошла на поправку.

— Мы удалили около половины стакана гнойной жидкости и небольшую часть легкого, пострадавшего в результате длительной болезни, — говорит Николай Опанасенко. — Исследование тканей подтвердило наши предположения: туберкулеза у женщины не было. Уже много лет золотым стандартом для постановки диагноза туберкулез в сомнительных случаях является биопсия легкого. Только она дает все основания для начала лечения.

Хотя Наталье ставили закрытую форму туберкулеза, при которой болезнь не передается, она все же очень переживала, чтобы никто из родных не заразился.

— Я постоянно спрашивала врачей, подвергаю ли угрозе тех, кто находится рядом со мной, — продолжает женщина. — Мама, муж, сын и брат сделали рентгеновские снимки легких. Сын даже принял профилактический курс лекарств. В каждой семье бывают ситуации, когда дети отхлебывают чай из чашки мамы. После того как мне поставили диагноз, я не позволяла этого делать. Но брат и муж демонстративно пили из моей чашки, показывая, что не боятся заразиться и не брезгуют

Можно понять и пациентов, которые не торопятся идти на консультацию к хирургу, опасаясь, что специалист сразу назначит операцию. Хотя, с другой стороны, если в хирургическом вмешательстве есть необходимость, то лучше об этом знать как можно раньше.

— Помимо традиционной методики уже почти три года мы используем малотравматичную, — говорит Николай Опанасенко. — За это время провели около 500 видеоторакоскопий. Кстати, с помощью этой аппаратуры удаляем даже доли легких. Такие операции пока проводятся только в нашей клинике. После них остается семисантиметровый разрез. К сожалению, в районных и областных больницах мало знают о новых методиках, поэтому и не направляют к нам пациентов. Люди вынуждены сами искать выход. Но самое важное то, что мы принимаем пациентов со всей Украины, даже если у них нет направлений.

56-летней Галине Алексеевне из Херсонской области выполнили диагностическую процедуру — видеоторакоскопию, взяв часть ткани легкого на анализ и удалив 15 подозрительных лимфатических узлов. Благодаря этому удалось поставить точный диагноз

Галина Алексеевна почувствовала себя плохо: пульс участился, сердце давало сбои, да еще начался приступ мучительного кашля. Врач направил на снимок — и женщине поставили диагноз двустороннее воспаление легких.

- Две недели принимала антибиотики, но легче мне не стало, — вспоминает Галина Алексеевна. — Тогда порекомендовали пройти компьютерную томографию. Следующий диагноз был намного страшнее — рак. Опять больницы, консультации. Однако врачи не могли с уверенностью сказать, что у меня онкозаболевание, не знали, как лечить, и направили из Херсона в Киев, в Национальный институт рака. Там взяли биопсию — прокололи легкое. Она показала, что рака нет, зато якобы есть туберкулез. Лечилась от него. Но все лекарства вызывали аллергию, по телу пошла сыпь.

До того как Галине Алексеевне установили точный диагноз, ей пришлось принять курс антибиотиков от якобы развившегося воспаления легких, а затем полтора месяца(!) пить препараты от туберкулеза, которого у пациентки не было. Это далеко не безобидные для организма лекарства. При этом денег на препараты ушло немало, а течение аллергии лишь усугубилось. Можно ли было избежать такой ситуации?

- Часто ли приходится снимать диагноз рак?

- Бывает, картина очень похожа. Но мы берем образец, отправляем в лабораторию на гистологию и получаем окончательный результат. В этом случае точность диагноза почти 97 процентов. Во всем мире принята доказательная медицина — врач должен доказать, что его диагноз точен. Есть сомнения — собирается консилиум. А среди врачей считается, что снять диагноз онкозаболевание труднее, чем поставить его. Иногда нам приходится это делать.

- Честно говоря, когда я услышала, что у меня рак, не могла в это поверить, — говорит Галина Алексеевна. — Даже испугаться не успела. Но, конечно, рада, что диагноз не подтвердился. Теперь получаю лечение от аллергии, чувствую себя гораздо лучше.

У 16-летней Нади из Закарпатья туберкулез обнаружили случайно. Первым заболел старший брат. Врачи проверили всю семью — десять детей и родителей. Трое (две сестры и брат) оказались больны туберкулезом, причем химиорезистентной (устойчивой к лечению) формой.

- Легкое у Нади было поражено на треть, образовалась огромная язва (каверна), и никакие препараты не помогали, — рассказывает Николай Опанасенко. — Полгода назад мы сделали ей операцию, применив щадящий метод. Убрали третью часть пораженного легкого через два прокола и небольшой разрез на спине вдоль ребра. Раньше, при обычной операции, необходим был разрез в два раза длиннее. А это значит, что травма больше, пациент тяжелее переносит операцию, дольше выздоравливает. Да и косметический дефект заметнее. У Нади шов уже выглядит нормально, легкое работает. Правда, лечение продолжается, но надеемся, вскоре девушка выздоровеет, и мы отправим ее домой.

- Надины брат и сестра тоже лечатся в Институте фтизиатрии и пульмонологии?

- Да. Брату (ему 23 года) мы тоже провели операцию, но еще более сложную — торакопластику. Пришлось удалить пять ребер, часть лопатки по разработанной нами методике, чтобы остановить развитие туберкулеза. Ведь он поразил оба легких, никакие препараты не помогали. Мы даже боялись, перенесет ли парень операцию. Теперь же считаем, что нам все удалось. Подобных вмешательств в Украине проведено лишь пять. Новая техника открывает для хирурга возможность помочь тем пациентам, которые раньше считались неоперабельными. У нас уже большой опыт вмешательств не только по поводу туберкулеза, но и при онкологических заболеваниях. Сейчас мы подали заявку, чтобы запатентовать свой метод. Для снижения стоимости операции приходится отказываться от комплектов степлеров (каждый стоит около 300 долларов, а на одну операцию может понадобиться до пяти комплектов) — сшиваем легкое вручную. Результаты хорошие.

Именно мы видим, каким долгим бывает путь к выздоровлению. Очень обидно иногда сознавать, что человек опоздал к операционному столу. Анестезиолог не берется давать ему наркоз, хирурги боятся, что пациент погибнет во время операции. А ведь надо было всего лишь вовремя провести диагностику или щадящую операцию, не откладывать их на месяцы, годы — и жизнь была бы спасена.

В 16 лет я приехала из Хабаровска в Москву и поступила в ИЖЛТ на факультет журналистики. После третьего курса, в 2008 году, я поняла, что очень устаю, а иногда у меня появляется одышка. Долго думала, что это какая-то болезнь или я просто ленивая задница, остальные ведь успевают и учиться, и работать, но не устают. Но по врачам я никогда не ходила: боялась, что мне выпишут кучу направлений и ненужных и дорогих анализов.

Тогда же я решила, что вернусь на лето к родителям и быстренько пройду всех врачей. Ну и как обычно: приезжаешь домой, а там друзья, поездки на море. В общем, в больницу я пошла за неделю до отлета в Москву.

Терапевт мне дала направление на флюорографию и к кардиологу. Кардиолог увидел, что по анализам что-то не так, повесил на меня холтер (портативный аппарат для мониторинга работы сердца. — Прим. ред.) на сутки. Мне нужно было вести дневник о том, что со мной происходит за это время. В тот день, когда на меня повесили холтер, я должна была зайти за результатом флюорографии. Поэтому у меня есть задокументированное свидетельство того, как мне сообщили о туберкулезе: в этот момент сердце билось сильнее всего.

Мне не дали никакой памятки, просто сказали на следующий день подойти к врачу. Я пришла к подруге, которая училась в медицинском колледже, и с ней вместе стали искать информацию: что такое туберкулез, как это лечится.

На следующий день я попала к врачу. Она меня успокоила, сказала, что все лечится, и назначила дообследование. После всего этого меня отправили в диспансер. В диспансере все перепроверяли заново: сказали, что не доверяют городским врачам.

Здесь и далее — больница, в которой лежала Ксения

Есть два варианта развития заболевания. Во-первых, можно заразиться при тесном контакте с человеком с туберкулезом, который выделяет много бактерий. Твой иммунитет не справляется с такой осадой и сдается. Во-вторых, бывает так, что ты инфицируешься, и организм сдерживает болезнь, но потом (возможно, и через несколько лет) у тебя сильно падает иммунитет, и ты заболеваешь.

Когда я заболела, мама рассказала, что, оказывается, когда я была очень маленькой, проба Манту у меня была огромной. Видимо, болели соседи (самое начало 1990-х, тогда все друг с другом больше общались). Если бы я знала, то уделяла бы больше внимания легким.

Врач сказала, что, возможно, инфекция активировалась в мои 18 лет после большого стресса.

Что касается прививок, то их мне делали в детстве. Правда, у меня нет рубчика от БЦЖ, так что ее могли неправильно поставить и иммунитет мог не выработаться. Кроме того, БЦЖ на самом деле защищает не от всех видов туберкулеза, а только от самых опасных форм.

Я осталась в Хабаровске. На семейном совете мы решили, что так будет спокойнее. Мои родители не боялись инфицироваться, у меня не было бактериовыделения. Нелеченые люди вроде меня могут выделять много палочек Коха, но в моем случае период бактериовыделения уже прошел. Обследовали всех, с кем я жила или много общалась (это около 50 человек), но никто не заболел.

Что касается самого лечения, то в легких случаях можно проходить терапию амбулаторно, когда ты каждый день приезжаешь, получаешь лекарство и пьешь его перед медсестрой. А если состояние сложное или очень запущенное, как у меня, то кладут в стационар.

В отделении было уныло. Я весь день проводила в больнице, потом уезжала ночевать домой, но все время как будто оставалась в стационаре.

Но таблетки все равно не помогли. После двух операций распад легких прекратился, я пошла на поправку. Но с последствиями справляюсь до сих пор. Мне убрали одно ребро целиком и пять сегментов других ребер, чтобы сжать легкое — это повлияло на иннервацию (снабжение органов и тканей нервами, что обеспечивает их связь с центральной нервной системой. — Прим. ред.) правой руки. Первые несколько месяцев я все делала левой. В 2015-м начала играть на ударных и после этого стала лучше чувствовать пальцы.

В хирургии мне понравилось больше, чем в стационаре, там было весело. Было ощущение, что я попала в какую-то общагу, потому что люди там жили годами, ведь после операции человек лежит до стабилизации показаний. А иногда нужно две-три операции. Те, кто жил далеко от Хабаровска, оставались прямо в больнице.

Там было много девочек-нанаек, ульчи (малочисленные народы Дальнего Востока. — Прим. ред.). Нанайки очень легкие, мы с ними ржали постоянно. Еще я подружилась с девушкой из ульчи. Она поразила меня тем, что приехала из тайги: они с мужем жили практически без денег, выращивали все сами. Как бы суперздоровая жизнь, ты на свежем воздухе всегда, ешь самые чистые продукты. Но туберкулез на это не смотрит, все равно можешь заболеть.

Но там же в больнице я узнала, что есть стигма. Некоторые девочки лежали по году, а мужьям говорили, что лечатся по женской части. Теперь я знаю, что многие скрывают туберкулез от своей родни, но тогда для меня это было чем-то шокирующим. Ты же не виноват, что болеешь.

Лично у меня стигмы не было, но я сильно боялась. Тогда прочла и перечитала всего Терри Пратчетта. У него есть персонаж Смерть. Сам Пратчетт боролся с болезнью Альцгеймера, очень злился на заболевание. Благодаря его книгам я боролась, признавалась себе в своих эмоциях.

Стигма отравляет жизнь. Люди часто даже сами себе не могут объяснить, что именно для них постыдного в том, что они заболели туберкулезом. Но вот стыдно. И есть страх, что ты мог инфицировать близких по незнанию.

Вначале я все делала сама: отвечала на вопросы, искала информацию. Например, человеку нужна юридическая консультация, его хотят уволить из-за туберкулеза. Постепенно у меня в группе появились волонтеры: врачи, юристы, крутейшие психотерапевты, которые консультируют бесплатно.

Переломный момент для меня был связан со знакомством с Полиной Синяткиной. В 2015 году она написала мне, что сейчас болеет и хочет сделать выставку по туберкулезу. В 2016 года началась движуха. Тогда я впервые поехала на конференцию в Братиславу, где мы показали картины Полины. А еще там я узнала, что то, чем я занимаюсь в последние годы, называется активизмом и правозащитой. До этого я была девочка-блогер и журналист, который помогает людям с туберкулезом. После конференции появилась европейская сеть TBpeople — я член ее правления.

После ассамблеи нужно взять себя за жопу и сделать наконец российское отделение нашей сети TBpeople. Будем помогать, чтобы быстрее появились новые антибиотики в России, развивать систему социальной поддержки для пациентов с туберкулезом и бороться со стигмой — это самое главное.

После болезни, когда эйфория закончилась, меня сразила жесткая депрессия. Я правда не хотела жить, не могла смириться, что смерти так много и что она может быть такой глупой. Жила, пока могла помогать людям, и это была причина вставать по утрам. Два года назад встретила потрясающую девушку Марию, с которой счастлива. И мой активизм стал, мне кажется, продуктивнее. Если ценишь свою жизнь, то и люди начинают с большим уважением относиться к тебе и твоей работе.

Все новости

Алексей, предприниматель, 31 год

Я безумно благодарен родным. Они не отвернулись от меня. Не бросили

Фото: Павел Мирошкин

Я заболел два года назад. При этом, как наши врачи говорят, я не человек с низкой социальной ответственностью. У меня свой бизнес по ремонту техники, семья, маленький сын. В тот год всё навалилось как-то одновременно: у меня только-только сын родился и тут же умер дед. Я не знал, радоваться первому или горевать по второму, сердце щемило от тоски по деду, а жизнь заставляла радоваться появлению сына. От всех этих переживаний я стал очень нервным, измотанным. Потом не заметил, как простыл. Лечился чем придётся: чай с мёдом и малиной и какие-то леденцы для горла.

Пришёл в платную клинику — мне ещё раз сделали проверку. Диагноз подтвердился. Ещё как. С этими снимками и заключениями я отправился в тубдиспансер. Оттуда меня снова направили на флюорографию — в поликлинике меня снимали со всех сторон. Два часа со мной врач возилась, не показала пренебрежения к моей болячке. Спокойно надела маску и начала осмотр.

Я не верил, что мог заразиться болезнью опустившихся людей

Фото: Павел Мирошкин

Первая мысль была действительно — да не может этого быть! Вторая — а вдруг я сына заразил?! За родных очень боялся. Все они за это время по два раза в год проверяются. Но, слава Богу, обошлось.

Потом мне поставили открытую форму болезни. Я сразу сообщил всем, с кем контактировал в тот период: им тоже нужно было провериться.

После всех анализов, беготни я переехал в диспансер. Это был ад. Меня лечили непонятно чем, кормили непонятно чем. Я гнил заживо, а меня лечили не тем лекарством. Понимаете? Спасибо родным, они не отвернулись от меня. Не бросили. Жена приезжала по мере возможностей, издалека показывала сына. Видеть близких, любимых и не иметь возможности к ним прикоснуться, обнять их, потискать сына — это меня убивало ещё сильнее.

Но пришлось научиться жить в тубдиспансере. Вы не представляете, как это. Диспансер — это отдельный мир, отдельная страна. Здесь всё с ног на голову переворачивается. Здесь люди пытаются жить, общаться. У нас также есть Новый год, день рождения, мы стараемся отмечать эти праздники. Ходим гулять, читаем, развлекаемся, как можем, как-то в хорошую погоду и на шашлыки выбирались.

Первое время мне было жутко от того, как громко и близко здесь ходит смерть. Каждое утро мы просыпались от звуков подъезжающей машины, от топота врачей, от звуков заталкиваемых в машину носилок с изъеденным туберкулёзом телом.

Сейчас я почти здоров, я выдыхаю стерильный воздух. Но болезнь в прямом и переносном смысле прожгла во мне дыры. Дыры в легких и дыры в сердце.

Богдан, психолог, 29 лет

Поселилась туберкулёзная палочка во мне полгода назад. Хотя нет. Поселилась она в моём организме, может быть, давно, но проросла и прописалась шесть месяцев назад. Все болезни начинаются с головы, это точно. Полгода назад на меня навалилось много проблем, с работой не ладилось. Я, как загнанный зверь, гнался за заработком. Всё хотел денег побольше заработать.

Богдан родился в Карабахе, пережил войну. Сейчас ему приходится вести новую борьбу — внутри своего организма

Фото: Павел Мирошкин

В нашем случае всё обошлось, но бывает и иначе. Я настроил себя, что моя болезнь — это испытание. Как я поведу себя и как я к нему отнесусь, так и пройдёт процесс лечения. За полгода моей болезни я всё забетонировал внутри. Сейчас у меня лёгкие практически чисты. Но первое время у меня была открытая форма. И понимаете, с постановкой диагноза у нас не появляется личных автомобилей, отдельных апартаментов. Мы остаёмся всё теми же, порой бедняками, без заработка, а ещё и с тратами на лечение. Мы ездим на общественном транспорте, ходим в обычные магазины.

Больные с открытой формой часто ходят в близлежащие магазины. А потом мы удивляемся, что болезнь совсем рядом.

Фото: Павел Мирошкин

Рядом с нашим диспансером несколько магазинов сетевых, все мы туда ходим. Чтобы поправиться, мы должны хорошо питаться. Но то, чем нас кормят в больнице, страшно даже свиньям давать. Чтобы не погибнуть от голода, приходится выходить за едой. Поэтому будьте осторожны: если есть возможность, лучше вообще в магазины близ тубдиспансеров не ходить.

В нашем диспансере адские условия содержания. Но врачи там замечательные. Они настоящие люди, работают там за копейки и при этом ни разу ни от кого не отвернулись. Люди, с которыми мне пришлось лежать в больнице, были на грани депрессии. Я говорил с ними, успокаивал, старался помочь словами: направить их размышления в положительное, позитивное русло. Сейчас заведующие зовут меня к себе, психологическая поддержка в этом деле оказалась очень важна.

Не все в диспансере, как я, скажем так, социально ответственны. Есть и те, кому наплевать не просто на чужую, но и на свою жизнь. Эти люди приходят в больницу на осень и зиму — погреться. А потом сбегают и категорически отказываются от лечения. Они в больнице устраивают пьянки, наркоманят. Таких людей ничто не спасет. К сожалению, мы боремся за свою жизнь, а кто-то её сознательно губит. Больше всего в этой ситуации мне жаль врачей, они вынуждены лечить и тех, и других.

Дмитрий, ведущий мероприятий, 25 лет

Болезнь пришла ко мне в этом году, весной. Заразиться я мог и пять, и десять лет назад, а заболел сейчас. Не пью, не курю, матом не ругаюсь, в целом я, как говорят, очень хороший мальчик. Веду здоровый образ жизни. Единственная беда — нервы, проблемы в личной жизни, на работе стычки с начальством. Да и сама профессия, работать каждый раз в новом коллективе — большой стресс. Видимо, иммунитет не справился и дал сбой. Полгода я уже лечусь от туберкулёза, у меня поражено левое лёгкое.

Фото: Павел Мирошкин

Когда мне назвали диагноз, я не поверил. Никаких симптомов вроде кашля, ночного пота не было. Я даже сходил в платную клинику и там сделал флюорографию. Мне подтвердили подозрение на туберкулез. Удивлению не было предела. Ребят, вы что-то напутали, точно!

При поступлении сдаются разные анализы. Есть тот, который делается один-два дня, а есть анализы, которые делаются один-три месяца. Это всё для выявления палочки Коха. Это ожидание изматывало и высасывало силы даже больше, чем сама болезнь.

Под микроскопом всегда были отрицательные анализы. Но лечить меня начали. Где-то месяц не приходило осознание, что болею. Таблетки я начал пить, они обычно оказывают очень сильное влияние на организм. Но мне повезло, и побочных эффектов не было. Кстати, в диспансер меня не определили, не знаю почему. Может быть, мест не было. Увидев, какие там люди лежат, была мысль, что кладут тяжелобольных пациентов, поэтому я не расстроился.

Спустя месяц-два пришел анализ посева, вот там и был положительный анализ. Плюс ко всему я ещё и открытой формой был болен. Просто выделение палочки было скудное. К тому же было уже много пропито противотуберкулёзных препаратов. Следовательно, шанс заразиться от меня был минимальный. Но родителей я всё же потащил проверяться. Слава Богу, они не заразились. Через шесть месяцев снова сделали флюорографию, тьфу-тьфу, также всё хорошо.

Болезнь дала мне возможность увидеть жизнь под другим углом

Фото: Павел Мирошкин

Где-то первые два месяца мне казалось, что болезнь — это наказание за какие-то грехи. А дальше пришло осознание, что это награда. Это признание может показаться глупым, но я серьёзно. Не знаю, как вам это объяснить. Я получил возможность увидеть мир под другим углом, его изнанку, может быть. Других людей, другую жизнь. Переосмыслил самого себя.

Самое страшное в этой болезни — это состояние нашего областного здравоохранения. Больницы похожи на хлев для животных. Еда практически такая же. Лекарств не хватает. Аналогов нет, прерывание лечения может вызвать устойчивость к препаратам, приходится подбирать новые. Времени тратится много, оно неуловимо быстро от нас уходит. Лечение затягивается, выздоровление осложняется.

Я не отчаиваюсь, ведь если звёзды зажигают, это кому-нибудь нужно… Так и я заболел, потому что так было нужно. Урок усвоен. Ошибок больше не будет. Я очень хочу в это верить.

Врачи уверяют: туберкулёз излечим!

Преподаватель, заведующий кафедрой фтизиопульмонологии ВолгГМУ Ольга Барканова уверена, что одна из главных проблем туберкулёза — заблуждения по поводу этой болезни:

— Туберкулёз — это инфекционное заболевание, и оно излечимо! Это важно понять всем тем, кто столкнулся с этой болезнью. Заразиться туберкулезом можно где угодно: в общественном транспорте, в кинотеатрах, магазинах. Основным источником инфекции являются больные туберкулезом люди, выделяющие микобактерии туберкулёза, и животные.

Врачи настаивают — необходимо проверяться, раз в год проходить флюорографию. Чем раньше диагностировать болезнь, тем больше шансов быстрее поправиться

Фото: Алексей Волхонский

Каждый больной туберкулезом заражает в среднем от 10 до 15 человек в год. Туберкулезом инфицированы два миллиарда человек — треть населения нашей планеты, но не все люди заболевают. В первую очередь это зависит от иммунитета: чем сильнее иммунитет, тем сложнее заболеть. Особенно подвержены риску дети раннего возраста, подростки и пожилые люди. Стрессовые состояния, частые депрессии, алкоголизм ведут к ослаблению противотуберкулезного иммунитета. Поэтому туберкулез тоже можно назвать болезнью, зависящей от образа жизни человека.

Однозначно необходимо и проводить вакцинацию БЦЖ, и делать иммунодиагностику. Если говорить о вакцинации БЦЖ, то, согласно Национальному календарю профилактических прививок, в РФ все новорожденные (если нет противопоказаний) должны прививаться на 3–7-е сутки. Ревакцинация проводится перед школой в 6–7 лет. Родителям следует помнить, что, вакцинируя детей, они защищают их от основных форм туберкулеза, менингитов и осложнений туберкулеза, которые могут развиться.

Каждый больной туберкулезом заражает в среднем от 10 до 15 человек в год

Что касается пробы Манту и диаскинтеста — это не прививки! Эти методы исследования проводятся для выявления лиц с латентной туберкулезной инфекцией и больных туберкулезом. В настоящее время появилась альтернатива данным методам (квантифероновый тест и T-Spot). Для их выполнения необходимо просто провести забор крови пациента.

Важно помнить, что чем раньше выявить заболевание, тем легче его вылечить. Еще раз хочу подчеркнуть: туберкулёз излечим, но для этого следует строго соблюдать все рекомендации врачей. Главное — ежегодно проходить профилактическое обследование, чтобы не пропустить начало заболевания. Туберкулёз имеет множество модификаций, чем запущеннее он, тем сложнее его вылечить. А если лечить эту болезнь нерегулярно, ситуация осложняется ещё и тем, что бактерии становятся устойчивы к медикаментам. Но подчеркиваю, туберкулёзом может заболеть любой: от человека без определенного места жительства (бомжа) до бизнесмена, депутата и даже губернатора.

Все новости

Наши герои — благополучные молодые люди, которые строили семьи и карьеру, пока не узнали диагноз

Мужчины рассказали о болезни близким, которых боялись заразить, но говорить откровенно с журналистами готовы только анонимно

Алексей, предприниматель, 31 год

Я заболел два года назад. При этом, как наши врачи говорят, я не человек с низкой социальной ответственностью. У меня свой бизнес по ремонту техники, семья, маленький сын. В тот год всё навалилось как-то одновременно: у меня только-только сын родился и тут же умер отец. Я не знал, радоваться первому или горевать по второму, сердце щемило от тоски по отцу, а жизнь заставляла радоваться появлению сына. От всех этих переживаний я стал очень нервным, измотанным. Потом не заметил, как простыл. Лечился чем придётся: чай с мёдом и малиной и какие-то леденцы для горла.

Фото: Павел Мирошкин

Богдан, психолог, 29 лет

При первом подозрении бегите на флюорографию

Фото: Олег Каргаполов

Рядом с нашим диспансером несколько магазинов сетевых, все мы туда ходим. Чтобы поправиться, мы должны хорошо питаться. Поэтому будьте осторожны: если есть возможность, лучше вообще в магазины близ тубдиспансеров не ходить.

Дмитрий, ведущий мероприятий, 25 лет

В больнице с туберкулёзом могут оказаться не только маргиналы, но и вполне благополучные люди

Заболеть может даже депутат

Важно помнить, что чем раньше выявить заболевание, тем легче его вылечить. Еще раз хочу подчеркнуть: туберкулёз излечим, но для этого следует строго соблюдать все рекомендации врачей. Главное — ежегодно проходить профилактическое обследование, чтобы не пропустить начало заболевания. Туберкулёз имеет множество модификаций, чем запущеннее он, тем сложнее его вылечить. А если лечить эту болезнь нерегулярно, ситуация осложняется ещё и тем, что бактерии становятся устойчивы к медикаментам. Но подчеркиваю, туберкулёзом может заболеть любой: от человека без определенного места жительства до бизнесмена, депутата и даже губернатора.

Читайте также: