Стих кори кора корил

Колдун в чернильнице

Жил-был в чернильнице колдун
Кори Кора Корилл.
Он очень ловко колдовал
При помощи чернил.

Вот пишет кто-нибудь письмо —
Не ди, не да, не дышит,—
Как вдруг вмешается колдун
И все не так напишет.

Один раз написал король:
“На ми, на ма, на месте
За оскорбленье короля
Виновника повесьте!”

И вот читает весь народ
В буми, в бума, в бумаге:
“За оскорбленье короля
Дать премию бродяге”.

Тут захихикал тоненько
Кори Кора Корилл
И отхлебнул на радостях
Немножечко чернил.

В другой раз написал один
Пои, поа, поэт:
“Ах, эти розы на столе
Похожи на рассвет!”

Он тщательно выписывал
По би, по ба, по букве.
Когда он кончил, каждый стих
Повествовал о брюкве.

Тут захихикал тоненько
Кори Кора Корилл
И отхлебнул на радостях
Немножечко чернил.

За сына глупого отцу
Оби, оба, обидно.
Он пишет мальчику в письме:
“Тебе должно быть стыдно!”

И вот, слюнявя языком
Свой пи, свой па, свой пальчик,
Читает сын в письме отца:
“Ты умница, мой мальчик!”

Тут захихикал тоненько
Кори Кора Корилл
И отхлебнул на радостях
Немножечко чернил.

(Перевод - Юрий Коринец)

Об удивительных птицах

На улице
Прохожего
Увидел я вчера.
Он ящик нес,
На ящике
Написано:
“Игра”.

Я два квартала
Шел за ним
(Поверьте, я не вру).
И наконец
Спросил его:
— А как играть
В игру?

Он улыбнулся
Вежливо,
Потом мне отвечал:
— Уверен,
Что такой игры
Еще ты не встречал

Две птицы
Удивительных
Есть в ящике моем.
И если хочешь,
То с тобой
Сыграем мы вдвоем.

А чтобы мы
Могли начать,
Запомнить должен ты,
Что у несхожих
Этих птиц —
ПОХОЖИЕ ХВОСТЫ.

Поймать
Таких смешных пичуг —
Весьма нелегкий труд.
Недаром люди
Умные
Их РИФМАМИ
Зовут.

. И вправду,
Птицы шустрые
Из ящика большого
Вдруг начали
Вытаскивать
Наверх
За словом слово.
Одна достала
Слово ГВОЗДЬ,
Другая сразу —
ГОСТЬ и ТРОСТЬ.

Одна достала
Слово ГРУСТЬ,
Другая фразу:
НУ и ПУСТЬ!

Одна достала
Слово СЛОН,
Другая —
ЗВОН и ТЕЛЕФОН.
— Теперь,—
Сказал мне человек,—
Пора и нам сыграть.
Я буду
Доставать слова,
Ты должен
РИФМОВАТЬ.

Достал он слово КОЧКА,
А я ответил: БОЧКА,
И СТРОЧКА, и СОРОЧКА,
И сразу два ЛИСТОЧКА,
И на прощанье ТОЧКА.

. Мы с ним
Играли целый час
Похожими словами.

Теперь
Мы покидаем вас,
И вы играйте сами.

Джон Джей Пленти и кузнечик Дэн

В лесу
В одном из прелых пней
Жил Джон Джей Пленти —
Муравей.

На зорьке,
Утренней порой,
Джон Джей
Вставал в неровный строй

Таких же
Рыжих муравьев
И шел в поход
Без лишних слов.

Работал Джон
Что было сил,
В свой муравейник
Он носил
Весь день
С утра и дотемна
Личинки,
Щепки,
Семена.

И всем доволен был
Джон Джей ,
Весьма почтенный
Муравей.

Пускай работа
Тяжела,
Зато на лад
Идут дела,

И Пленти ,
Волоча жука,
Кричал: — Вперед!
Зима близка!

Вокруг шумел
Дремучий бор,
Пел птиц лесных
Согласный хор,

Но был Джон Пленти
Не таков,
Чтоб слушать
Глупых соловьев.

Он жирных гусениц
Таскал,
Молочных тлей
В листве искал,

Готовил на зиму запас.
И каждый день,
И каждый час
Он повторял:
— Друзья, вперед!
Не медлите!
Зима идет! —

И жил бы он,
Не зная зла,
Но у него
Сестра была.

А каждый знает,
Что сестра
Не всех
Доводит до добра.

Так и случилось.
Вечерком
На ближнем поле,
Под цветком,

Ей повстречался
Дэн — кузнечик ,
Смешной
Зеленый человечек,

Который только-то и мог,
Что дергать
Травяной смычок,
Пиликать
На зеленой скрипке
И вечно
Совершать ошибки.

И , неизвестно
Почему,
Сестра Дж.-Дж.
Ушла к нему.
А он с рассвета
До рассвета
Играл на скрипке
Песню лета.

И пела скрипка
Вместе с ветром
О солнышке,
Большом и светлом;

О том, что дни
Бегут за днями;
О том, что мы
Взрослеем с вами.

Прямые сосны
На опушке
Склоняли песне в такт
Верхушки,

Качались
Синие дубравы,
Покачивались
В поле травы,

И , улыбаясь
Песне той,
Крутился важно
Шар земной

Пришла на смену лету
Осень
Лес золото
На землю бросил,

А скрипка пела:
"Все идет,
Всему приходит
Свой черед,

Листва летит,
Трава желтеет,
Одна лишь песня
Не стареет. ”

Дубы столетние
В печали
Кривыми сучьями
Качали,

Молчали ели,
Но смола,
Как слезы,
По стволам текла.

А Пленти ,
Волоча жука,
Кричал: — Вперед!
Зима близка!

Прожить без скрипки —
Ерунда,
Ведь скрипка —
Это не еда.

Зато без крова
И еды
Нам всем
Не миновать беды.

Он звал сестру:
— Вернись домой!
Замерзнет
Твой скрипач зимой,

А с музыкантом
Ни за грош
И ты, сестрица,
Пропадешь,—

Сестра сказала:
— Милый Джон ,
Я не вернусь.
Родным — поклон.

— Ну хорошо! —
Вскричал Джон Джей .—
Посмотрим,
Кто из нас умней.
Беги скорее
К скрипачу,
Тебя я видеть
Не хочу!

Зато,
Когда придет зима,
Ищи себе приют
Сама.

Зимой зеленый
Мутный лед
Все реки и ручьи
Скует,

Поля покроет
Плотный снег,
И скрипка
Замолчит навек.

. И впрямь
(Как смог он угадать)
Помалу
Стало холодать.

Сначала чуть.
Потом чуть-чуть
В термометре
Упала ртуть.

Еще чуть-чуть,
И сразу — хлоп! —
Мороз.
И на дворе — сугроб.

Но Джон Джей Пленти ,
Прежде чем
Захлопнуть двери
Насовсем,

Взглянул вокруг.
Вокруг бело.
Все белым снегом
Замело,

И только на деревьях,
Синий,
Сверкает звездочками
Иней.

Над мертвым полем тишина,
И скрипка больше
Не слышна.

И Джон ,
Сдержав печальный вздох,
Сказал: — Конец.
Скрипач подох.

Да будет смерть его уроком
Всем скрипачам
И лежебокам.

Пусть воет ветер,
Я тем часом
Отправлюсь вниз,
К моим запасам.

И он спустился вниз. А там
Еда лежала по углам.

Подумал Джон:
“Ну что бы съесть?
Припасов здесь
За год не счесть:

Вот ветчина
Из мотыльков,
Вот макароны
Из цветов. ”
Он было сел
За свой обед,
Но вдруг
Воскликнул громко:
— Н-е-е-т!

Я, видимо,
Сошел с ума —
Ведь будет
До-о-олгая зима,

И есть я должен
Понемножку,
Раз в месяц —
Маленькую крошку.

Зато
На следующий год
Совсем не буду
Знать забот.

И правильно
(Скажи на милость),
Зима
Почти до марта длилась.

И как ни странно,
Но в апреле
Лучи
Замерзший лес прогрели.

Когда весна
Погнала стужу,
То выполз мудрый Джон
Наружу.

Голодный, бледный и худой,
Он полз
За новою едой. И, ковыляя
С бугорка,
Кричал:— Вперед!
Зима близка!

Но что это?!
За ближней чащей
Услышал он
Напев звенящий.

Звучала музыка весны,
И, солнышком
Озарены,
Прямые сосны
На опушке
Склоняли песне в такт
Верхушки.

Качались
Синие дубравы,
Покачивались
В поле травы,
И, улыбаясь
Песне той,
Крутился важно
Шар земной.

Кузнечик Дэн
Играл на скрипке,
Вокруг него
Цвели улыбки,
И Джон заметил
Слабым взглядом
Кого-то,
Кто стоял с ним рядом.

Но кто?
Ах, Джон, очки наденьте —
Ведь это бывшая мисс Пленти!
И ослабевший Джон,
Бранясь,
Свалился носом
Прямо в грязь.

.
И вот что сообщу я вам
(Прислушайтесь к моим словам):

Накопишь много
Или мало,
Накупишь соли
Или сала,
Сошьешь костюм
Иль три наряда —
Не в этом радость
И награда.

А вот
Без скрипачей
И песен
Наш мир
Совсем неинтересен.

Без песен
Липы не цветут,
Без песен
Реки не бегут

И шар земной,
Как ни проси,
Не повернется
На оси.

Еще скажу о том,
Что тоже
Нам с вами
Забывать негоже:

Зимой,
Когда бушует вьюга,
Кузнечикам,
Конечно, туго.
А иногда и так бывает,
Что кое-кто
Не выживает.

Но песня вечная жива —
Весной,
Когда взойдет трава,
Весь лес огромный,
Все зверье
И все ручьи
Поют ее.

И третье.
То, что надо знать
Тому,
Кто хочет умным стать:

НЕТ НИЧЕГО НА СВЕТЕ
ХУЖЕ,
ЧЕМ СЛУШАТЬ ПЕСНЮ,
ЛЕЖА В ЛУЖЕ.

ПАРОМЩИК ИЗ МАУТЕРНА

- Паромщик ! - кричит у берега
странствующий народ,
Чтобы плыть из Штейна
в Маутерн
Или наоборот.

И сразу старик паромщик
Спешит по реке на зов
И каждого перевозит,
Кто деньги платить готов.

Вновь кто-то кричит:
- Паромщик !
Однажды погожим днём
Паромщик глядит и видит,
Что это огромный сом.

Усатый чёрный сомище
Стоит на тропе и ждёт,
Он ждёт, что его паромщик
Из Штейна в Маутерн свезёт.

- О святой Христофорус! -
Кричит паромщик сому. -
С жабрами и плавниками
Можно плыть самому.

Такого ещё не бывало -
Да разрази меня гром! -
Чтобы какую-то рыбу
Перевозил паром!

Я этого безобразья
Не допущу никогда!
Пусть руки мои отсохнут,
Пусть выпадет борода!

А рыба в ответ выплёвывает
Целую гору монет -
И новых, и очень старых,
Которым за сотню лет.

Рыба их собирала
Годами на дне реки:
И серебро, и золото,
И тусклые медяки.

Паромщик глядит на деньги.
А сом глядит на паром.
И вот они на пароме
Плывут по реке вдвоём.

Паромщик гребёт растерянно.
Шумит за бортом река.
Рыба, щурясь на солнце,
Греет свои бока.

Сом радостно улыбается,
Помахивая хвостом.
Оба плывут и молча
Причаливают потом.

Сом первый сходит на берег.
Как видно, он очень рад.
Но вдруг он прыгает в воду
И снова плывёт назад!

Паромщик глядит безумный
На тихую гладь воды.
Лицо его стало белее
Седой его бороды.

Потом он молча уходит,
И молча ложится в кровать,
И молча смотрит на стену,
И больше не может встать.

Держать паром в этом месте
Охотников не нашлось.
Тут мост нам пришлось построить.
Что дорого обошлось.

Так щедро август звёзды расточал. Он так бездумно приступал к владенью, и обращались лица ростовчан и всех южан - навстречу их паденью.

Вот девочки - им хочется любви. Вот мальчики - им хочется в походы. В апреле изменения погоды объединяют всех людей с людьми.

День октября шестнадцатый столь тёпел, жара в окне так приторно желта, что бабочка, усопшая меж стекол, смерть прервала для краткого житья.

За то, что девочка Настасья добро чужое стерегла, босая бегала в ненастье за водкою для старика,-.

О боль, ты - мудрость. Суть решений перед тобою так мелка, и осеняет темный гений глаз захворавшего зверька.

Быть по сему: оставьте мне закат вот этот за-калужский, и этот лютик золотушный, и этот город захолустный.

Бьют часы, возвестившие осень: тяжелее, чем в прошлом году, ударяется яблоко оземь - столько раз, сколько яблок в саду.

Впасть в обморок беспамятства, как плод, уснувший тихо средь ветвей и грядок, не сознавать свою живую плоть, ее чужой и грубый беспорядок.

В том времени, где и злодей - лишь заурядный житель улиц, как грозно хрупок иудей, в ком Русь и музыка очнулись.

В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая лёгкость и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды лётность.

Я думала в уютный час дождя: а вдруг и впрямь, по логике наитья, заведомо безнравственно дитя, рожденное вблизи кровопролитья.

Темно, и розных вод смешались имена. Окраиной басов исторгнут всплеск короткий То розу шлет тебе, Венеция моя, в Куоккале моей рояль высокородный.

Весной, весной, в ее начале, я опечалившись жила. Но там, во мгле моей печали, о, как я счастлива была.

Пришла и говорю: как нынешнему снегу легко лететь с небес в угоду февралю, так мне в угоду вам легко взойти на сцену. Не верьте мне, когда я это говорю.

Влечет меня старинный слог. Есть обаянье в древней речи. Она бывает наших слов и современнее и резче.

Всё б глаз не отрывать от города Петрова, гармонию читать во всех его чертах и думать: вот гранит, а дышит, как природа. Да надобно домой. Перрон. Подъезд. Чердак.

Вот не такой, как двадцать лет назад, а тот же день. Он мною в половине покинут был, и сумерки на сад тогда не пали и падут лишь ныне.

Всех обожаний бедствие огромно. И не совпасть, и связи не прервать. Так навсегда, что даже у надгробья,— потупившись, не смея быть при Вас,—.

Вот к будке с газированной водой, всех автоматов баловень надменный, таинственный ребенок современный подходит, как к игрушке заводной.

Глубокий нежный сад, впадающий в Оку, стекающий с горы лавиной многоцветья. Начнёмте же игру, любезный друг, ау! Останемся в саду минувшего столетья.

Этот ад, этот сад, этот зоо — там, где лебеди и зоосад, на прицеле всеобщего взора два гепарда, обнявшись, лежат.

Мы соблюдаем правила зимы. Играем мы, не уступая смеху и придавая очертанья снегу, приподнимаем белый снег с земли.

Дождь в лицо и ключицы, и над мачтами гром. Ты со мной приключился, словно шторм с кораблем.

В окне, как в чуждом букваре, неграмотным я рыщу взглядом. Я мало смыслю в декабре, что выражен дождем и садом.

Что сделалось? Зачем я не могу, уж целый год не знаю, не умею слагать стихи и только немоту тяжелую в моих губах имею.

Живут на улице Песчаной два человека дорогих. Я не о них. Я о печальной.

Жила в позоре окаянном, а все ж душа - белым-бела, и если кто-то океаном и был - то это я была.

Жилось мне весело и шибко. Ты шел в заснеженном плаще, и вдруг зеленый ветер шипра вздымал косынку на плече.

Завидна мне извечная привычка быть женщиной и мужнею женою, но уж таков присмотр небес за мною, что ничего из этого не вышло.

Не плачьте обо мне - я проживу счастливой нищей, доброй каторжанкой, озябшею на севере южанкой, чахоточной да злой петербуржанкой.

Зима на юге. Далеко зашло ее вниманье к моему побегу. Мне - поделом. Но югу-то за что? Он слишком юн, чтоб предаваться снегу.

Странный гость побывал у меня в феврале. Снег занес мою крышу еще в январе, предоставив мне замкнутость дум и деяний. Я жила взаперти, как огонь в фонаре.

Мне кажется, со мной играет кто-то. Мне кажется, я догадалась - кто, когда опять усмешливо и тонко мороз и солнце глянули в окно.

Из глубины моих невзгод молюсь о милом человеке. Пусть будет счастлив в этот год, и в следующий, и вовеки.

Как холодно в Эшери и как строго. На пир дождя не звал нас небосвод. Нет никого. Лишь бодрствует дорога влекомых морем хладных горных вод.

Какое блаженство, что блещут снег, что холод окреп, а с утра моросило, что дико и нежно сверкает фольга на каждом углу и в окне магазина.

Тем летним снимком: на крыльце чужом, как виселица, криво и отдельно поставленном, не приводящем в дом, но выводящем из дому. Одета.

Опять четвертый час. Да что это, ей-богу! Ну, что, четвертый час, о чём поговорим? Во времени чужом люблю свою эпоху: тебя, мой час, тебя, веселый кофеин.

Кто знает - вечность или миг мне предстоит бродить по свету. За этот миг иль вечность эту равно благодарю я мир.

Какая участь нас постигла, как повезло нам в этот час, когда бегущая пластинка одна лишь разделяла нас.

* Замечаю, что жизнь не прочна и прервется. Но как не заметить, что не надо, пора не пришла.

Мне вспоминать сподручней, чем иметь. Когда сей миг и прошлое мгновенье соединятся, будто медь и медь, их общий звук и есть стихотворенье.

Ты, населивший мглу Вселенной, то явно видный, то едва, огонь невнятный и нетленный материи иль Божества.

Вот течет молоко. Вы питаетесь им. Запиваете твердые пряники. Захочу — и его вам открою иным, драгоценным и редким, как праздники.

Завиден мне полет твоих колес, о мотороллер розового цвета! Слежу за ним, не унимая слез, что льют без повода в начале лета.

Не добела раскалена, и все-таки уже белеет ночь над Невою. Ум болеет.

Беспорядок грозы в небесах! Не писать! Даровать ей свободу - невоспетою быть, нависать над землей, принимающей воду.

Не уделяй мне много времени, Вопросов мне не задавай. Глазами добрыми и верными Руки моей не задевай.

Хочу я быть невестой, красивой, завитой, под белою навесной застенчивой фатой.

Так ощутима эта нежность, вещественных полна примет. И нежность обретает внешность и воплощается в предмет.

Кто же был так силен и умен? Кто мой голос из горла увел? Не умеет заплакать о нём рана черная в горле моём.

Ни слова о любви! Но я о ней ни слова, не водятся давно в гортани соловьи. Там пламя посреди пустого небосклона, но даже в ночь луны ни слова о любви.

Уже рассвет темнеет с трех сторон, а всё руке недостает отваги, чтобы пробиться к белизне бумаги сквозь воздух, затвердевший над столом.

Сегодня, покуда вы спали, надеюсь, как всадник в дозоре, во тьму я глядела. Я знала, что поздно, куда же я денусь от смерти на сцене, от бренного дела.

О, еще с тобой случится всё - и молодость твоя. Когда спросишь: "Кто стучится?" Я отвечу: "Это я!".

О, мой застенчивый герой, ты ловко избежал позора. Как долго я играла роль, не опираясь на партнера.

Однажды, покачнувшись на краю всего, что есть, я ощутила в теле присутствие непоправимой тени, куда-то прочь теснившей жизнь мою.

Глубокий плюш казенного Эдема, развязный грешник, я взяла себе и хищно и неопытно владела углом стола и лампой на столе.

Как долго я не высыпалась, писала медленно, да зря. Прощай, моя высокопарность! Привет, любезные друзья.

Опять в природе перемена, окраска зелени груба, и высится высокомерно фигура белого гриба.

Опять сентябрь, как тьму времён назад, и к вечеру мужает юный холод. Я в таинствах подозреваю сад: всё кажется - там кто-то есть и ходит.

Не действуя и не дыша, все слаще обмирает улей. Все глубже осень, и душа все опытнее и округлей.

1. Он и она Каков?— Таков: как в Африке, курчав и рус, как здесь, где вы и я, где север. Когда влюблен — опасен, зол в речах.

Отселева за тридевять земель кто окольцует вольное скитанье ночного сна? Наш деревенский хмель всегда грустит о море-окияне.

Еще ноябрь, а благодать уж сыплется, уж смотрит с неба. Иду и хоронюсь от света, чтоб тенью снег не утруждать.

По улице моей который год звучат шаги - мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте за окнами угоден.

Грядущий день намечен был вчерне, насущный день так подходил для пенья, и четверо, достойных удивленья, гребцов со мною плыли на челне.

Последний день живу я в странном доме, чужом, как все дома, где я жила. Загнав зрачки в укрытие ладони, прохлада дня сияет, как жара.

Перед тем как ступить на балкон, я велю тебе, Богово чудо: пребывай в отчужденье благом! Не ищи моего пересуда.

Зачем?- да так, как входят в глушь осин, для тишины и праздности гулянья,- не ведая корысти и желанья, вошла я в антикварный магазин.

Пришла. Стоит. Ей восемнадцать лет. - Вам сколько лет?- Ответила:- Осьмнадцать.- Многоугольник скул, локтей, колен. Надменность, угловатость и косматость.

Прощай! Прощай! Со лба сотру воспоминанье: нежный, влажный сад, углубленный в красоту, словно в занятье службой важной.

А напоследок я скажу: прощай, любить не обязуйся. С ума схожу. Иль восхожу к высокой степени безумства.

Пятнадцать мальчиков, а может быть и больше, а может быть, и меньше, чем пятнадцать, испуганными голосами мне говорили.

Объятье — вот занятье и досуг. В семь дней иссякла маленькая вечность. Изгиб дороги — и разъятье рук. Какая глушь вокруг, какая млечность.

Рисую женщину в лиловом. Какое благо - рисовать и не уметь! А ту тетрадь с полузабытым полусловом.

Всего-то - чтоб была свеча, Свеча простая, восковая, И старомодность вековая Так станет в памяти свежа.

Сперва дитя явилось из потёмок небытия. В наш узкий круг щенок был приглашен для счастья.

в нескольких эпизодах с диалогом и хором детей 1 Со мной с утра не расставался Дождь.

«Претерпевая медленную юность, впадаю я то в дерзость, то в угрюмость, пишу стихи, мне говорят: порви! А вы так просто говорите слово.

Случилось так, что двадцати семи лет от роду мне выпала отрада жить в замкнутости дома и семьи, расширенной прекрасным кругом сада.

Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке.

Что так Снегурочку тянуло к тому высокому огню? Уж лучше б в речке утонула, попала под ноги коню.

Улыбкой юности и славы чуть припугнув, но не отторгнув, от лени или для забавы так села, как велел фотограф.

Сны о Грузии - вот радость! И под утро так чиста виноградовая сладость, осенившая уста.

Наскучило уже, да и некстати о знаменитом друге рассуждать. Не проще ль в деревенской благодати бесхитростно писать слова в тетрадь -.

О опрометчивость моя! Как видеть сны мои решаюсь? Так дорого платить за шалость — заснуть.

. Дорога не скажу куда. Пластинки глупенькое чудо, проигрыватель - вздор какой, и слышно, как невесть откуда.

Так дурно жить, как я вчера жила,- в пустом пиру, где все мертвы друг к другу и пошлости нетрезвая жара свистит в мозгу по замкнутому кругу.

Так и живем — напрасно маясь, в случайный веруя навет. Какая маленькая малость нас может разлучить навек.

Так, значит, как вы делаете, други? Пораньше встав, пока темно-светло, открыв тетрадь, перо берете в руки и пишете? Как, только и всего.

Твой дом, не ведая беды, меня встречал и в щеку чмокал. Как будто рыба из воды, сервиз выглядывал из стекол.

Эта смерть не моя есть ущерб и зачет жизни кровно-моей, лбом упершейся в стену. Но когда свои лампы Театр возожжет и погасит - Трагедия выйдет на сцену.

Теперь о тех, чьи детские портреты вперяют в нас неукротимый взгляд: как в рекруты, забритые в поэты, те стриженые девочки сидят.

Люблю, Марина, что тебя, как всех, что,- как меня,- озябшею гортанью не говорю: тебя - как свет! как снег!-.

Цветы росли в оранжерее. Их охраняли потолки. Их корни сытые жирели и были лепестки тонки.

Чем отличаюсь я от женщины с цветком, от девочки, которая смеется, которая играет перстеньком, а перстенек ей в руки не дается.

В деревне его называют Черным, Я не знаю, по выдумке чьей. Он, как все ручейки, озорной и проворный, Чистый, прозрачный ручей.

Четверть века, Марина, тому, как Елабуга ластится раем к отдохнувшему лбу твоему, но и рай ему мал и неравен.

Что за мгновенье! Родное дитя дальше от сердца, чем этот обычай: красться к столу сквозь чащобу житья, зренье возжечь и следить за добычей.

Моя машинка — не моя. Мне подарил ее коллега, которому она мала, а мне как раз, но я жалела.

Я вас люблю, красавицы столетий, за ваш небрежный выпорх из дверей, за право жить, вдыхая жизнь соцветий и на плечи накинув смерть зверей.

Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя - дешевая.

Я думаю: как я была глупа, когда стыдилась собственного лба - зачем он так от гения свободен? Сегодня, став взрослее и трезвей.

Я завидую ей — молодой и худой, как рабы на галере: горячей, чем рабыни в гареме, возжигала зрачок золотой.

Презентация была опубликована 6 лет назад пользователемВячеслав Павлинов

Презентация на тему: " Поэтические переводы Надима Увейса. Ян Бжехва Морис Карем Джеймс Крюс Уолтер де Ла Мэр Уильям Смит." — Транскрипт:

1 Поэтические переводы Надима Увейса

2 Ян Бжехва Морис Карем Джеймс Крюс Уолтер де Ла Мэр Уильям Смит

3 Ян Бжехва Rżepa i miod Chavalila sie rżepa prżed calym ogorodem Że jest bardso smaczna ż miodem. Na to miod sie obrusży i tak jei prży gani: – A ja jestem smacżnz i bes pani Подстрочный перевод с польского Репа и мёд Хвалилась как-то репа перед целым огородом, Что она очень вкусна с мёдом. На то мёд ей ответил: – А я вкусен и без вас!

4 Надим Увейс Поэтический перевод Хвалилась репа как-то, Что очень вкусна она с медом. Хвалилась она хвалилась Перед своим огородом. Но репе мёд отвечает: – А я и без пани сладкий! Заплакала репа горько - (Желтеют бока хвастунишки) Осталась одна на грядке – Хвастлива была слишком!

5 Морис Карем Amusette Beau pot a monsier Po, Bon lit a monsier Li, Hashis a monsier Chi, Tonnelle a monsier Nelle. Mais plus beau pot, Bien meilleur lit, Plus fin hachis, Riche tonnelle Au cher monsier Polichinelle. Забава Подстрочный перевод Красивый горшок – господину По, Хорошую кровать – господину Ли, Рубленное мясо – господину Ши, Беседка – господину Нель. Но красивее горшок, Удобнее кровать, Мельче рубленное мясо, Богаче беседку – Дорогому Полишинелю.

6 Надим Увейс Красивое кашпо – господину По, Мягко постели – господину Ли, Вкусные беляши – господину Ши, Нарядную шинель – господину Нель. Но красивее кашпо, Постель лучше всех Вкуснейшие беляши, Шинель от души – Полишинелю. Поэтический перевод

9 Четверостишия про Кори Кора Корила, подражание Джеймсу Крюсу На уроке я сижу И пи и па, пишу Пишу диктант старательно И очень замечательно! Пришла пора работу сдать И при, и пра, и проверять. И вижу я: все жи и ши Написаны мною с буквой Ы. Тут захихикал тоненько Кори Кора Корил И отхлебнул на радостях Немножечко чернил. Надим Увейс

10 Уолтер де Ла Мэр Сыграем в прятки Перевел с английского В. Лунин – Сыграем в прятки, – сказала луна, С неба скатившись в лес. – Сыграем в прятки, – сказал ветерок И за холмом исчез. – Сыграем в прятки, – увидев звезду, Сказали ей облака. – Сыграем в прятки, – сказала волна Причалу у маяка. – Сыграем в прятки, – сказал я себе, И вот я там, где видна Дорожка из сладких мечтаний Дня В сладкую грёзу Сна – Сыграем в прятки, – сказала сова, Быстро влетев в дупло. – Сыграем в прятки, – сказала мышь, Юркнув в нору, где тепло. Подражание Уолтеру де Ла Мэру, Надим Увейс

11 Пёрышки в подушке Перевел с английского В. Лунин Огурцы в кадушке, Мысли в голове, Перышки в подушке, Соловьи в листве. Пироги в духовке, Караси в реке, Сапоги в кладовке, Деньги в кошельке. Земляника в поле, Дырочки в свирели, Все ребята в школе, Ну а я в постели. Подражание Уолтеру де Ла Мэру, Надим Увейс Карандаш в коробке, Начинка в конфете, Машина в пробке, В игротеке дети.

12 Уильям Смит Pea cock When the pea cock proudly ambles be, He has, in his blue-green tail unfurled, More dazzling spots than stars in the sky Or capitals on a map of the world. Подстрочный перевод Павлин Когда павлин гордо шествует, В его сине-зеленом распушенном хвосте Больше сверкающих пятнышек, чем звёзд на небе Или столиц на карте мира.

13 Гордо шествует птица павлин, Распустив нарядный свой хвост. На хвосте горят огни, Хвост его совсем не прост. Хвосту позавидует карта мира И небо, пожалуй, тоже – Дороже всех богатств эмира И царства его дороже. Дороже всех богатств эмира И царства его дороже. Павлиний хвост, как карта мира И звёздное небо тоже. Надим Увейс Поэтический перевод

14 Мистер Смит Перевод Б. Заходера Познакомимся с мистером Смитом! Вам понравится - стоит начать! Очень редко он ходит небритым И порой проникает в печать. Есть в лице его что-то восточное. И (вы это заметите сразу) - Левый глаз его - верное, точное Подражание Правому глазу. Не поет он - ни соло, ни хором. Кое-кто утверждает, что Смит Мог бы стать первоклассным боксером, - Но сюжет этот больно избит! Мистер Смит презирает мопеды. Домино его просто смешит. В спринте мог он добиться победы, Только он никогда не спешит! Смит, забыв про спортивные лавры, Собирает коллекцию шляп. Если рядом ударят в литавры - Смит подскочит: он нервами слаб. Впрочем, он побывал и под пулями. Видел много диковинных стран. Управляться умеет с кастрюлями - Но охотней идет в ресторан. Дважды он побывал на Таити; Это очень далеко, Зато Там поныне о мистере Смите, Вероятно, Не помнит никто!

15 Смит грустит над волнами морскими: Он выходит на берег (морской!) И свое популярное имя Произносит с глубокой тоской. А в ответ - то же самое слово Океанским прибоем гремит: Отовсюду он снова и снова Слышит: "СМИТ. МИСТЕР СМИТ. МИССТТЕЕРР СССМИТТТ!" Пишет Смит для детей (для потомства!), Очевидно, набрался ума! Словом, Смит - неплохое знакомство! Неплохое! Весьма и весьма!

16 Надим Увейс Подражание Уильяму Смиту Познакомимся давайте с Надимом! Вам понравится - стоит начать! Своей мамой очень любимый. Совершенно не любит кричать. Есть в лице его что-то восточное. И (вы это заметите сразу) - Левый глаз его - верное, точное Подражание Правому глазу. И поет он - и соло, и хором. Кое-кто утверждает, что он Мог бы стать первоклассным актёром. Хочет выиграть миллион!