Что такое вошь василий теркин

И Бунин, и Солженицын говорят о свободе. Бунин - творческой, художественной, Солженицын - свободе от фальши идеологической.

Поэма порой натуралистична, даже физиологична, как говорят сейчас, телесна.

А скажи, простая штука Есть у вас? Какая? Вошь.

И, макая в сало коркой, Продолжая ровно есть, Улыбнулся вроде Теркин И сказал:

Вторая задача связана с анализом процесса собственно художественного освобождения Твардовского, который привел, на наш взгляд, к расширению комической палитры поэзии Твардовского военных лет, к изменению функциональной значимости авторского смеха.

Полдень раннего июня Был в лесу, и каждый лист, Полный, радостный и юный, Был горяч, но свеж и чист.

Лист к листу, листом прикрытый, В сборе лиственном густом Пересчитанный, промытый Первым за лето дождем.

И в глуши родной, ветвистой, И в тиши дневной, лесной Молодой, густой, смолистый, Золотой держался зной.

Попытаемся определить характерные способы выполнения основной функции комического в поэме, а также выделить особые приемы поэтики. Среди основных форм смеха можно назвать смех юмористический, сатирический, а также обретающий черты самостоятельного вида иронический. Истоки смеха: уже занявший свое место в творчестве Твардовского фольклор, а также индивидуально-авторская оценка происходящего.

Среди использованных ранее частных комических приемов (пародирование, сниженная лексика) появляется новый для поэтики Твардовского прием - парадокс и др. С образом главного героя связано осмысление лучшего, что было создано автором в довоенные годы (например, юмористический флер, связанный с образом деда Данилы), авторские же отступления прокладывают дорогу новому виду смеха - интеллектуальному, подчас саркастическому.

Итак, рассмотрим материю комического в образе главного героя. Прежде всего, функцию и характер юмора.

Таким образом, юмор органично входит в освещение традиционно серьезных вопросов любви и семьи, героизма и солдатской дисциплины. Среди юмористических приемов помимо шуток, возникших в авторской фантазии, встречается также юмор фольклорного происхождения, в том числе солдатского. Свое место в юмористике поэмы занимают также парадокс, сниженная лексика, тема карнавального низа, профессиональная лексика.

Примером солдатского фольклорного юмора является рассказ Теркина о видах сабантуя. Комическая обусловленность фрагмента связана с применением народного земледельческого праздника к военной обстановке. Судя по уверенности изложения, эта шутка имеет давнюю историю и, скорее всего, стала притчей во языцех среди бывших однополчан Василия. Поэтому нам кажется справедливым толкование этого вида юмора поэмы как солдатского фольклора.

Равно как и песни про шинель. Своеобразный солдатский гимн верной подруге фронтовика содержит ритмическое подражание фольклорным плясовым формам, неизменно поднимающим настроение слушателей.

Юмористической иронией овеян и образ старика. Помимо своего неукротимого желания быть сопричастным к заслугам Теркина на хозяйственном фронте, старику хочется показать свою осведомленность в солдатских буднях. В этот момент становится очевидным желание деда показать свою значимость не только в глазах жены, но и в разговоре с Теркиным.

Еще раз подчеркнем, что комизм, связанный с образами стариков, по природе своей снисходителен. Прежде всего, потому, что эти незлобивые и радушные старики - тот самый народ, свободу которого защищал Василий перед лицом врага.

При всей очевидности устно-поэтического влияния при создании образов все же перед нами индивидуально-авторское осмысление фольклорного материала. В отличие от сказочной однобокости в интерпретации характеров реалистические образы представлены в поэме во всей их полноте и разносторонности. Кроме того, если в фольклоре солдат и бабка, бабка и дед - явные антагонисты, то в поэме солдат разряжает обстановку миролюбивой, уважительной улыбкой. От былой фольклорной идеи осталась лишь рознь старика и старухи, которая по-прежнему насмешливо относится к своему благоверному. В его образе как раз иронически заостряются (опять-таки по-доброму) хвастливость и покорность бабкиному авторитету.

Из всех приемов комического наибольший интерес вызывает самоирония главного героя. Как правило, ее роль в тексте сводится к анестезии тяжелых воспоминаний главного героя. Известно, что подлинная сила личности выслеживается в умении улыбнуться в трудную минуту. На примере Теркина становится очевидной не только недюжинная сила духа героя, но и незаурядные артистические особенности, поскольку его искрометные шутки вызывали улыбки солдат. Умение смеяться над собой даже в горькую минуту не изменяет Теркину никогда.

Таким образом, известный по фольклору мистико-сакральный круг осмыслен Твардовским в откровенно-смеховом аспекте.

В другом случае посредством интеллектуальной иронии автор выражает свое отношение к роли третьих стран в развязавшейся войне. Характер этого юмора принципиально отличается от теркинского:

Скоростной, военный, черный,

Самолет - стальная снасть -

Ухнул в землю, завывая,

Шар земной пробить желая

И в Америку попасть.

Следующим противником воюющего народа становится страх смерти. В военный период это второй и последний этап освобождения.

Вам не кажется удивительным, что Александр Твардовский дал своей поэме название, которое уже существовало в русской литературе? Трудно предположить, что выпускник знаменитого МИФЛИ не знал, что среди почти 100 опубликованных произведений писателя Петра Боборыкина, "натуралиста" и последователя Эмиля Золя, был и роман о приключениях хитроумного купчика "Василий Теркин".

Андрей Турков: Ничего удивительно нет, Боборыкин умер в 1921 году в Швейцарии и был забыт, да и дореволюционная критика мало его ценила. Твардовский не знал о нем. Уже когда прогремел его "Теркин", кто-то Александру Трифоновичу об этом сказал.

Не боитесь, что у "Теркина" Твардовского будет та же судьба, что и у романа забытого Боборыкина?

Андрей Турков: Боюсь. "Теркин", с одной стороны, бесконечно знаменит. С другой, эта книжка до сих пор недооценена, несмотря на ее безумную популярность в свое время. Недавно меня поразили строчки из поэмы: "И с печалью горделивой он начнет в кругу внучат свой рассказ неторопливый, если слушать захотят". А захотят ли? Книга Твардовского для молодого поколения кажется далекой. Бунин, который восхищался "Теркиным", как в воду глядел: "Но ведь не оценят, не почувствуют. " Несколько лет назад вся Москва была увешана к 9 Мая плакатом, на котором изображен рослый увалень, простите, с не очень умным выражением лица, с гармошкой в руках. И подпись к нему тоже осовременили: из строчки "смертный бой не ради славы, ради жизни на земле. " убрали слово "смертный". Чтобы, так сказать, не волновать народ.

Я не могу сказать, что сразу оценил книгу. Первое мое знакомство с ней произошло в 1943 году, я сам только попал на фронт, а первая часть "Теркина" вышла отдельным изданием. Я был еще мал и глуп, да к тому же очень городской житель. Восторг пришел после войны, может быть, под влиянием того, что я сотрудничал в "Новом мире", слышал Твардовского, видел, как он себя держит в очень сложных ситуациях. Это трагическая книга, в которой сказана очень жестокая правда о войне. По тем временам - очень жесткая.

Окопная правда до Некрасовской повести "В окопах Сталинграда"?

Андрей Турков: Вы правы. Есть письмо, где солдаты пишут Твардовскому о том, что впервые прочли об отступлении не в газетах, а у него в главе "Переправа": "Люди теплые, живые, шли на дно, на дно, на дно. " Сентябрь 1942 года - это трагический месяц в истории войны. Страшное новое наступление немцев, они уже у Сталинграда, и в этот момент начинается публикация поэмы. Твардовский пишет о лете 1941 года, но та же ситуация повторяется и в 1942-м: "Шел наш брат худой, голодный, потерявший связь и часть. Шел поротно, и повзводно, и компанией свободной, и один как перст подчас. Шел он серый, бородатый, и, цепляясь за порог, заходил в любую хату, будто чем-то виноватый перед ней, а что он мог?" Понимаете, в какой момент это читалось? Когда на отступающих обрушился приказ Сталина N 227, где говорилось, что наша армия отступает, покрыв свои знамена позором. И даже о преступлениях перед Родиной.

Твардовский был человеком поразительной совести. В первые месяцы войны он написал жене о том, как работают военные корреспонденты: вот, рассказывал он, мы подъезжаем к тем ямочкам и окопчикам, где лежат солдаты, наскоро о чем-то расспрашиваем, дергаясь от даже далекого взрыва мины, а потом уезжаем, провожаемые незабываемым взглядом.

Насколько, с вашей точки зрения, в поэме точно отражены детали военного быта? Вы где-то вспоминали о том, что Никита Хрущев не знал, что "автоматчиками" на фронте называли вшей.

Андрей Турков: Твардовский очень точен. Теркина спрашивают, есть ли у него такая вещь, как вошь? "И макая в сало корку, продолжая ровно есть, улыбнулся вроде Теркин, и сказал, частично есть". Или: ну кто, когда писал про простуженных коней? Поэт "детали" не придумывал: он действительно видел и слышал все это. Но никогда не называл себя фронтовиком. Хотя в 1941-м чуть не погиб от бомбы, когда посещал Днепровскую флотилию. Он рассказывал (опять деталь), что укрывался планшеткой от бомб. Такая вот горькая шутка, чисто теркинская.

Во времена "Теркина" что-то опубликовать и при этом не похвалить партию было невозможно. А Твардовскому удалось. Как? Кстати, Александр Фадеев пенял ему за это.

Андрей Турков: По переписке Твардовского с женой видно, что поэма была очень популярна. По мере публикации глав, ее декламировал по радио замечательный чтец Дмитрий Николаевич Орлов. Но вдруг передачи прекратились, перестали выходить и новые куски. Об этом очень мало осталось прямых документов, воспоминаний, но ясно, что власти многое в поэме не устраивало.

Но при этом в 1946 году она получает Сталинскую премию первой степени?

Андрей Турков: Да, но практически сразу появилась статья Евгении Книпович, которая высказывает сомнение в решающей роли народной войны. Ведь вся эта стихия, по мнению критика, была организована партией. Чувствуете, какой бред: "стихия, организована партией". Помните историю с "Молодой гвардией" Фадеева?

Когда роман заставили переписать?

Андрей Турков: Переписать, потому что именно этой "руководящей роли" в нем не было. Так вот, а в конце 40-х годов критики упрекали Твардовского за то, что в поэме нет ни имени Ленина, ни имени Сталина. И эти "замечания" смахивали уже на форменный донос.

Есть упоминание "Верховного" в "Теркине на том свете".

Андрей Турков: Продолжение появилось уже после смерти "отца народов", да к тому же никакого восторга перед этой фигурой и там нет. Твардовский себе не изменяет. "Теркин на том свете" очень честная поэма.

Как удавалось балансировать между тем, что есть, и тем, что дозволено?

Андрей Турков: Удавалось, потому что поэт оставался собой. Когда прекращали публиковать Теркина, он начинал работать над "Домом у дороги". Кстати, упреки по поводу этой поэмы были те же: когда же Твардовский будет писать о руководителях, а не о руководимых? Любопытно, что "Дом" тоже получил Сталинскую премию, но второй степени. У меня была любимая игра, я всех спрашивал, кто получил первую? Никто не помнит. А это два поэта: литовка Саломея Нерис и грузин Симон Чиковани. То, что они тогда написали, напрочь забыто.

Но Шолохов в "Поднятой целине" не стал избегать партийных героев, и ничего, отличная вещь получилась. А у Твардовского просто антипартийная идея-фикс?

Андрей Турков: Не преувеличивайте. Твардовский был истинным коммунистом и очень ценил Сталина. В этом сомнения быть не может. Но с другой стороны, позволял себе совершенную крамолу, вот послушайте: "Приходилось парню драпать, Бодрый дух всегда берег, Повторял: "Вперед, на запад", Продвигаясь на восток. Между прочим, при отходе, Как сдавали города, Больше вроде был он в моде, Больше славился тогда. "

Со Сталиным у него были личные встречи?

Андрей Турков: Сталин, конечно, сыграл большую роль в его судьбе. Когда поэт написал свою "Страну Муравию", были поползновения объявить ее кулацкой поэмой, а потом, наоборот, все увидели в ней воспевание колхоза, чего на самом деле не было. Сталину доложили про поэму. И она получила Сталинскую премию в 1941 году. А Твардовский - Орден Ленина, будучи еще очень молодым. Была опасность стать придворным поэтом. Во время войны никаких отзывов Сталина о нем нет. Но есть рассказ Фадеева о том, что Сталин спросил: "А "Теркин"?", не найдя имени Твардовского в списках награждаемых премией 1945 года. Ему ответили, что поэма еще не закончена. На что Сталин: "Не думаю, чтобы он ее слишком испортил". Но никакого интереса к личности Твардовского "отец народов" никогда не проявлял. И в отличие от целого ряда писателей он никогда с ним не встречался.

Сталина больше привлекали эстетствующие поэты? Он лично звонил Пастернаку.

Андрей Турков: Я не думаю, что его привлекали стихотворные эксперименты. Видимо, Сталин ждал от Пастернака тех же эпитетов, которые тот адресовал Ленину: "шар земной", "великая фигура". Но не дождался. Хотя известно, что поэт вождем восхищался. Что касается "Теркина", то, по сталинской логике, стране нужны были безотказные "винтики", "Теркин" - это именно такой "винтик". Премия первой степени была прагматическим решением.

К прагматике трудно подверстать, к примеру, иронию в словах Твардовского о том, что "города сдают солдаты, генералы их берут"?

Андрей Турков: Многие эту смелость попросту не заметили.

Что имел в виду Твардовский, когда писал, что он "культовик"?

Андрей Турков: Я слышал от Александра Трифоновича, что он считал Сталина значительной фигурой и воспринимал его как наследника Ленина. Когда пошло развенчание культа, то Твардовский подчеркивал, что он "культовик". Не в его характере было резко менять свои убеждения.

По этой же причине упорно продолжал писать о войне, когда пошла государственная установка не вспоминать о войне? Ведь и День победы стал праздником только в 1965-м.

Андрей Турков: Да, был негласный приказ: меньше пессимизма! Сталину не хотелось вспоминать о войне, а Твардовский упорно продолжал о ней сочинять. "Я убит подо Ржевом", "В тот день, когда окончилась война". Его упрекали в том, что у него "жестокая память", подхватив фразу из его же собственного стихотворения, говорили, что это все болезненно, что это не надо делать. А он стоял на своем. И это для страны было целительно и драгоценно.

Некоторые фантазировали, что Твардовский прошел весь путь от солдата до подполковника. Прошло много времени, и незадолго до смерти он получил поразительное письмо без точек и запятых. "Дорогой мой Александр Трифонович я солдат прошел всю отечественную читаю ваше произведение люблю вас как душу свою". Человек помнил о поэте с войны.

В газетах любят "актуальность". Я была потрясена, прочитав в поэме "Теркин на том свете" о "системе", "сети", "перестройке", о сокращении армии чиновников. Это какое-то волшебство и предвидение. С одной стороны, Твардовский "культовик", а с другой, выносит приговор "системе". Сам он был в этой "системе"?

Андрей Турков: Он был человеком абсолютно самостоятельно мыслящим. Есть воспоминание одной из сотрудниц, которой он принес поэму "Теркин на том свете". Шел 1954 год. Она вспоминала, что читала и боялась. Только что умер Сталин. А Твардовский уже описал весь этот страшный перевернувшийся с ног на голову мир. Он очень верил в социализм, но то, как это претворилось. У него есть записи в рабочей тетради 60-70-х годов о том, что он депутат, к нему обращаются, а он ничего не может сделать, ничем не может помочь людям. Ему от этого больно, он почти заболевает после приемных дней. Запись такая: "Советская власть, а вроде ее и нет".

Да что там говорить, он никогда не закрывал глаза на то, что происходило вокруг. Когда раскулачили и выслали его семью, он, будучи начинающим поэтом, пошел к секретарю обкома, которого впоследствии расстреляли. И этот человек сказал ему: бывают такие времена, когда надо выбирать между папой, мамой и революцией. Твардовскому пришлось выбирать. И в то же время он пытался что-то сказать. Уже в тридцатых годах были ситуации, когда у него изымали из печати стихи, которые были недостаточно оптимистичны или вовсе не оптимистичны. Понятно, почему "Страна Муравия" насторожила власти, а Твардовский был на грани ареста. Там нет восторга, но есть Сталин. Но Сталин там ненастоящий: ездит по стране, расспрашивает людей о жизни.

Твардовскому не понравился роман Войновича "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина". Это слишком иная ипостась русского солдата?

Андрей Турков: Я думаю, что исходный Чонкин для Войновича - это тот Теркин с гармошкой, о котором мы говорили. Но Теркин Твардовского действительно трагичен и самостоятелен. Я не вижу здесь продолжения традиции. И отрицательное отношение Твардовского к "Чонкину" в чем-то мне понятно.

Продолжая тему отношений с писателями, как вам кажется, без Твардовского состоялся бы Солженицын?

Андрей Турков: Я думаю, что нет. Если бы он пришел к читателю, то каким-то бесконечно сложным путем, например, через заграницу. А это уже особая статья. Твардовский всей душой откликнулся на повесть. Вы знаете, что это название "Один день Ивана Денисовича" дал именно он. Сделал все, что мог. Что называется, стену пробил. Конечно, не будь Твардовского, не будь Хрущева, эта повесть не появилась бы в печати. В значительной степени трагедия Твардовского дальше определялась тем, что ему верхи не могли простить Солженицына. "Родил" этого антисоветчика и т.д. Есть такое выражение, что сильные люди не знают благодарности. Вот это тот самый случай.

Лично вас что больше всего задело в истории отношений Поэта и Писателя?

Андрей Турков: Солженицын был довольно холоден к "Новому миру", фактически к своей "родине". Когда журнал погибал, вел себя недостаточно корректно, как минимум, чтобы не сказать сильнее.

Вы работали в "Новом мире", когда начался его разгром. В книге о Твардовском, за которую вам присвоена премия Правительства РФ 2011 года в области культуры , одна глава называется "Облава", а последняя - "Расправа". Страшно было?

Андрей Турков: Очень. Твардовскому не могли простить "Теркина на том свете" и Солженицына. И дальше началась облава. Один из замов, влюбленный в главреда человек Алеша Кондратович, сказал, что когда Твардовского по прихоти Хрущева вернули во главу журнала, как будто тут же начали снимать. Начались придирки ко всему на свете. Плохо, что печатает разоблачительные вещи о войне. Плохо, что печатает Можаева, Белова, Абрамова.

1969 год, в "Огоньке" появляется подписанная одиннадцатью писателями статья "Против чего выступает "Новый мир". Тут же травлю поддерживают все газеты, появляется открытое письмо А.Т. Твардовскому от Героя социалистического труда Захарова с претензиями к журналу. По стилю видно, что оно организовано.

В феврале 1970 года на обсуждении прозы за минувший год критик Овчаренко "сообщил", что по немецкому радио передавали "По праву памяти". Твардовский никак не мог тогда эту поэму напечатать. Цензура ее заворачивала.

У "Нового мира" был собственный цензор, сидел в отдельной комнате в редакции?

Андрей Турков: Цензор Эмилия Алексеевна Проскурнина сидела в Китайском проезде, но занималась именно "Новым миром". Кроме нее надзирали и другие. Эмилия, как интеллигентка, даже сочувствовала Твардовскому, но одновременно и боялась много из того, что читала. К слову, кое-что от нее в "Новом мире" узнавали. Например, про "письмо одиннадцати" она предупредила. Но в то же время начальству не прекословила. А в "Теркине на том свете" про цензуру сказано достаточно весело. Они очень просили убрать это место.

Как Твардовский спасал себя в такие моменты? По-русски?

Андрей Турков: Он действительно уходил в запой. Конечно, это выводило его из строя как редактора и как поэта. В то же время есть поговорка: "Пьян да умен, два угодья в нем". Твардовский именно такой. Иногда кто-то вспоминает, что он был неожиданно надменен, но это могло быть и без вина. Надменность была и щитом. Можно себе представить, сколько людей напрашивалось к нему в друзья-приятели.

Это был человек огромной совести. Совесть и память, помимо таланта, его великие составляющие. Он рассказывал, что начал читать "Ивана Денисовича" Солженицына уже уставшим, уже лежа в постели. Но встал и оделся. Физически не мог продолжать читать о жизни лагерников лежа.

Похожий вариант был, когда еще при Сталине в последних номерах "Нового мира" за 1952 год он напечатал "Районные будни" Овечкина, где впервые было рассказано, как партия выбивала хлеб у крестьян. Есть подозрение, что если бы вождь вскорости не умер, то Твардовскому это бы не сошло с рук. Овечкин обошел все редакции. Он явился к Твардовскому в последнюю очередь, потому что в свое время не оценил "Дом у дороги" и выступал против поэмы на одном из обсуждений. А тут деваться было некуда, кое-кто считает, что тогда он уже думал о самоубийстве.

Овечкин никого не застал в редакции, отдал рукопись чуть ли не уборщице. А через два дня получил телеграмму: "Приезжайте!" Писатель был потрясен.

И Твардовский в свою очередь тоже. Он поехал на дачу и читал по дороге. Хотел вернуться, все-таки доехал до дачи и дал телеграмму Овечкину. Ведь это было про деревню, его корни, его бесконечную боль. Такое у него было желание кинуться навстречу, кинуться на помощь! Великий человек.

А боялся чего-нибудь?

Андрей Турков: Уже снятый с поста главреда, он поехал заступаться за Жореса Медведева, биолога и диссидента, которого посадили в психушку, в заведение под Калугой. Твардовский высказал свое возмущение. Этим привлек на себя "высочайший гнев". А это было накануне его шестидесятилетия. По всем раскладам ему должны были дать Героя Социалистического труда. А наградили более скромным орденом. Когда один из работников ЦК выговаривал Александру Трифоновичу, вот, мол, не так себя ведете, Твардовский ответил: "Я не знал, что Героя дают за трусость".

Ход работы может быть таким: сначала раскрываем понятие проблематики произведения. Говоря простым языком, тема в произведении — это данность, а проблематика — личный взгляд автора на эту данность, сфера, в которой проявляется индивидуальный взгляд автора на понимание мира и человека. Нравственная проблематика сосредотачивается на изменениях в личности человека под воздействием внешних обстоятельств. Человек в поисках личности, процесс идейного самоопределения — важнейшее с точки зрения нравственной проблематики. В лирике мы имеем дело с нравственными исканиями лирического героя, в которых отражается судьба самого автора.

Тема памяти раскрывается в двух аспектах: во-первых, это важность памяти о погибших на войне; во-вторых, это значение цепочек родовой, семейной памяти, которые безжалостно разрушались в годы сталинских репрессий, когда многие публично отказывались от родства с теми, кто был объявлен врагом народа.

В противовес официальной идеологии, господствовавшей в стране, Твардовский утверждал, что необходимость помнить о своих корнях, о своих родственниках и близких — это не просто право, но и обязанность человека. Ощущение трагического надлома прошло через судьбу самого поэта, у которого были репрессированы отец и брат. Для Твардовского любовь к своей семье, малой родине и память о ней неразрывно связаны с любовью к Родине с большой буквы. Такое утверждение поэта во времена сталинизма было гражданским подвигом.

Логическая цепочка сочинения такова. Василий Тёркин — русский солдат, обладающий всеми лучшими чертами солдата и человека: его ведут любовь к Родине, смелость, готовность к подвигу, чувство собственного достоинства. Он ловок, удачлив, мастер на все руки, гармонист, умеет вовремя пошутить, поднять дух бойцов. Он не один: с ним рядом воюют, ему помогают и поддерживают его другие солдаты: повар, который “ложку лишнюю кладёт”; те, что дали ему “валенки с ноги”; танкисты, доставившие его в санбат; шофёр, подвозивший Тёркина на передовую; два бойца похоронной команды, которые в мороз сняли с себя шинели, чтобы сделать носилки и донести раненого бойца. В каждой главе мы слышим реплики эпизодических героев-солдат, остроумные, исполненные нравственной чистоты.

Почему Твардовский говорит — “труженик-солдат”? Война — тяжёлая, но необходимая для всего народа работа. Каждый отдельный солдат — не былинный богатырь, а простой человек, которому может быть страшно и больно, и только совместными усилиями возможно победить врага.

Образ Василия Тёркина словно укореняется в русской истории, приобретает обобщающее значение, становится воплощением русского национального характера: “…В бой, вперёд, в огонь кромешный // Он идёт, святой и грешный, Русский чудо-человек…”

Сочинение может оживить рассказ о том, как автор создавал образ Василия Тёркина (финская кампания, затем — поиск героя в первые месяцы войны). Можно проследить фронтовой путь Василия Тёркина: от первой встречи с ним на привале, отступления, боёв, ранений, госпиталей — до взятия Берлина.

Что имел в виду Бунин, говоря: “редкая книга”? Редкая в русской литературе вообще или редкая в своё время, в эпоху господства принципа “социалистического реализма”, когда художников призывали изображать жизнь не такой, как она есть, а такой, какой она должна быть? Какая свобода имеется в виду: свобода композиции, свобода в использовании изобразительно-выразительных средств или свобода от обязательных в то время элементов официальной идеологии, пустой риторики и призывов сражаться за Сталина?

Чтобы быть объективными, скажем о неразрывной связи этих сторон в произведении Твардовского. Лживые восхваления — это прежде всего ложь автора перед самим собой, которая уничтожает талант, поэтому обе стороны свободы в поэме диалектически связаны друг с другом.

Итак, говорим о том, что Твардовский показывает читателям подлинное лицо войны, откидывая флёр официальной идеологии. Он свободен в выборе героя, показывая его простым человеком со слабостями и недостатками, не стремящимся во что бы то ни стало совершить подвиг, но готового к этому подвигу. Тёркин не говорит лозунгами, как многие герои в произведениях того времени, а шутит просто и душевно, вызывает чувство родства и близости. Автор-рассказчик сам становится одним из героев поэмы, подчёркивает свою духовную близость с Тёркиным.

Свободой и простотой отличается композиция поэмы. Каждая глава — фактически самостоятельное произведение. Эпизоды, представленные в главах, типичны для военного времени и быта: каждый из солдат узнавал в них свою собственную фронтовую судьбу. Нить повествования несколько раз прерывается лирическими монологами от лица автора.

Следующий этап раскрытия темы — анализ литературных качеств поэмы: “Литературные качества книги неоценимы. Её отличает удивительная, почти зримая образность, психологическая убедительность, точность художественной детали, речевая выразительность. Поэтический язык Твардовского прост и естествен, включает много разговорных элементов.

Инсценировка Олеси Емельяновой
для постановки миниспектакля ко дню Победы
в детском кукольном театре.

Продолжительность спектакля: 25 минут; количество актеров: от 2 до 6.

Василий Теркин
Немец
Смерть
Первый Солдат
Второй Солдат
Рассказчик

На первом плане слева и справа заснеженные деревья. На втором плане сугробы, противотанковые кресты и лес вдалеке.

Теркин – кто же он такой?
Скажем откровенно:
Просто парень сам собой
Он обыкновенный.
Впрочем, парень хоть куда.
Парень в этом роде
В каждой роте есть всегда,
Да и в каждом взводе.

На сцену выходит Теркин и отдает честь.

Раздается рев мотора.

Вышел Теркин спозаранку,
Глянул – вот ядрена вошь –
Прут немецких тыща танков.

Тыща танков? Ну, брат, врешь…

А с чего мне врать, дружище?
Рассуди – какой расчет?

Но зачем же сразу – тыща?

Хорошо. Пускай пятьсот.

Где ж, пятьсот? Скажи по чести,
Не пугай, как старых баб.
Сколько танков? Триста? Двести?

Повстречай один хотя б.

Из-за деревьев выезжает фашистский танк.

А тем часом издалека,
Глухо, как из-под земли,
Ровный, дружный, тяжкий рокот –
Это с запада к востоку
Танки вражеские шли.
Низкогрудый, плоскодонный,
Отягченный сам собой,
С пушкой, в душу наведенной,
Страшен танк, идущий в бой.

Что ж, в газетке лозунг точен;
Не беги в кусты да в хлеб.
Танк – он с виду грозен очень,
А на деле глух и слеп.
Хоть и страшно, да не струшу
И в кусты не побегу,
Клятву сердца не нарушу
И пути не дам врагу.
Пусть всего одна граната,
Но и той не будет рад.

Теркин ложится на снег. Танк приближается.

Свой гостинец от солдата
Получай, фашистский гад!

Теркин бросает в него гранату. Танк останавливается и загорается.

Лязгнул танк, остановился,
Пламя пляшет на броне.
Видит Теркин, люк открылся.
Не конец еще войне!

Открывается люк из него выбирается Немец и идет на Теркина.

Вылез фриц – силен и ловок,
Ладно скроен, крепко сшит,
И стоит, как на подковах,
Не пугай – не побежит.
Сытый, бритый, береженый,
Дармовым добром кормленный,
На войне, в чужой земле
Отоспавшийся в тепле.

Вот он – в полвершке – противник.
Носом к носу. Теснота.
До чего же он противный –
Дух у немца изо рта.

Теркин бьет Фрица, тот падает. Теркин продолжает его валтузить.

Ты куда спешил – к хозяйке?
Матка, млеко? Матка, яйки?
Оказать решил нам честь?
Подавай! А кто ты есть,
Кто ты есть, что к нашей бабке
Заявился на порог,
Не спросясь, не скинув шапки
И не вытерши сапог?
Со старухой сладить в силе?
Подавай! Нет, кто ты есть,
Что должны тебе в России
Подавать мы пить и есть?
Кто ж ты есть? Мне толку нету,
Чей ты сын и чей отец.
Человек по всем приметам, –
Человек ты? Нет. Подлец!

Фриц поднимается и снова бросается на Теркина. Битва продолжается.

Кровь – сосульками. Однако
В самый жар вступает драка.
Немец горд. И Теркин горд.
Бьется Теркин, держит фронт.
Защищая дело право,
Он в февральской вьюжной мгле
Страшный бой ведет, кровавый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.

Теркин одолевает немца.

Получил свое, каналья?
Сдох? Теперь валяйся тут!
Наша кончилась баталья.
Скоро Гитлеру капут!

Немец из последних сил достает пистолет и стреляет в Теркина и умирает. Теркин падает.

Теркин вдруг вперед подался,
Оступился на бегу,
Четкий след его прервался
На синеющем снегу.

За далекие пригорки
Уходил сраженья жар.
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.
Снег под ним, набрякши кровью,
Взялся грудой ледяной.
Смерть склонилась к изголовью.

Рядом с Теркиным появляется Смерть с косой. Вокруг нее вьется вьюга.

Ну, солдат, пойдем со мной.
Я теперь твоя подруга,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой, белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу.

Теркин с трудом приподнимается.

Хоть и шибко замерзаю
На постели снеговой,
Но не звал тебя, Косая,
Я солдат еще живой.

Да не бойся, не обижу!

Смерть протягивает руки к Теркину, он из последних сил пытается отползти.

Полно, полно, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой, да не – жилец.
Мимоходом тенью смертной
Я твоих коснулась щек,
А тебе и незаметно,
Что на них сухой снежок.
Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня.

А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня?

Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе.

Сам, выходит, подпишись?

Ты и так на смертном ложе,
Подпишись, и на покой.

Нет, уволь. Себе дороже.

Не торгуйся, дорогой.
Все равно идешь на убыль. –
Задувать пора свечу.
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы.

А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря.

Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.
Вижу, веришь. Вот и слезы,
Вот уж я тебе милей.

Василий Теркин (зло)

Врешь, я плачу от мороза,
Не от жалости твоей.

Что от счастья, что от боли –
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут.
И зачем тебе, подумай,
Если кто и подберет,
Пожалеешь, что не умер
Здесь, на месте, без хлопот.
А и встанешь, толку мало, –
В ад кромешный воротясь,
Всё опять начнешь сначала:
Холод, страх, усталость, грязь.
Ну-ка, сладко ли, дружище,
Рассуди-ка в простоте.

Что судить! С войны не взыщешь
Ни в каком уже суде.

А тоска, солдат, в придачу;
Как там дома, что с семьей?

Вот уж выполню задачу –
Кончу немца – и домой.

Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Всё в забросе.

Я работник,
Я бы дома в дело вник.

Я печник!
Я от скуки – на все руки,
Буду жив – мое со мной.

Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой?
Иль еще каким калекой, –
Сам себе и то постыл.

И со Смертью Человеку
Спорить стало свыше сил.
Истекал уже он кровью,
Коченел. Спускалась ночь.

При одном моем условье,
Умереть бы я не прочь.
Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?
Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных?
И как выйдут на крылечко, –
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?

Смерть качает головой.

Что ли зря я замерзаю
На постели снеговой?
Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.
Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда.

Смерть (со злостью)

Погоди. Резон почище
Я найду – подашь мне знак.

Врешь! Идут за мною. Ищут.
Из санбата.

Смерть (оглядываясь по сторонам)

Вон, по стежке занесенной.

Из-за заснеженных кустов выходят два солдата с носилками. Смерть громко и визгливо смеется.

Что хохочешь во весь рот?

Из команды похоронной.

Все равно: живой народ.

Солдаты останавливаются и оглядываются по сторонам.

Не заметят, будь спокоен.

Будем живы – не помрем!

Солдаты останавливаются рядом с Теркиным. Смерть чуть отходит.

Вот еще остался воин.
К ночи всех не уберем.

А и то устали за день,
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем
Да покурим натощак.

Кабы, знаешь, до затяжки –
Щей горячих котелок.

Второй Солдат садится на Теркина.

Тяжело тебе, бедняжка.
Потерпи еще чуток.
Меньше мучился б ты, кабы
Не противился судьбе.

Прогоните эту бабу!
Смерть, не дамся я тебе!

Ты смотри-ка, вот так штука!

Второй Солдат вскакивает. Оба солдата склоняются над Теркиным.

Чудно дело – жив солдат!

А ну-ка,
Понесем его в санбат.
Торопись, – заждался малый.
Вырубай шинель во льду.
Поднимай!

Солдаты кладут Теркина на носилки и уносят со сцены.

Пиши пропало!
Я за ними не пойду.
С ними парня в одиночку
Мне осилить не суметь.
Так и быть, даю отсрочку.

И, вздохнув, отстала Смерть.

Смерть исчезает во вьюге. На сцене появляется полевой госпиталь. Из него выходит перебинтованный Василий Теркин на костылях.

И могу вам сообщить
Из своей палаты,
Что, большой любитель жить,
Выжил я, ребята.
И хотя натер бока,
Належался лежнем,
Говорят, зато нога
Будет лучше прежней.
И намерен я опять
Вскоре без подмоги
Той ногой траву топтать,
Встав на обе ноги.
Хоть фашистов сокрушить
Будет нам не просто,
Победим и будем жить
Лет до девяноста.

Повесть памятной годины,
Эту сказку про бойца,
Я и начал с середины
И закончил без конца
С мыслью, может, дерзновенной
Посвятить любимый труд
Павшим памяти священной,
Всем друзьям поры военной,
Всем сердцам, чей дорог суд.

Сказ о храбром рыцаре и разбойниках-лиходеях. Сценарий в стихах про благородного и честного рыцаря.

Сценарии для детского театра. Библиотека пьес, инсценировок и сценок в стихах по народным и авторским сказкам и басням для детского театра.

Детские стихи. Стихи, потешки, игры, задачки и загадки в стихах для детей.

Пьесы и сценарии Олеси Емельяновой для кукольного театра