Чазов про коронавирус

Имя Евгения Ивановича Чазова знают несколько поколений в нашей стране. В возглавляемом им 4-м Главном управлении при Минздраве СССР стремились лечиться не только руководители и заслуженные деятели культуры и науки Советского Союза, но и высокопоставленные деятели других стран.

Чазов никогда не стремился занимать руководящие посты, а всегда считал, что его дело — медицина, наука. Однако судьба усиленно толкала его на новые и новые вершины, включая пост министра здравоохранения СССР. И он их брал, скрепя сердце, всегда помня о том, что в первую очередь он — врач, который должен облегчить состояние пациента, будь то отдельный больной или миллионы жителей огромной страны.

Карболка и махорка

Евгений Чазов родился 10 июня 1929 года в Нижнем Новгороде. Его родители познакомились на фронте во время Гражданской войны. Они переехали в город Горький к родственникам отца. Мать поступила в мединститут, после окончания работала врачом-терапевтом. Ее пример стал определяющим в жизни Евгения. Он навсегда запомнил запах коридоров сельских больниц: карболка и эфир.

"Когда мать шла по райцентру, а она была в районе один врач в 1936–1937 годах, все кланялись. По-моему, так кланяются только священнику и врачу. Вот эта тяжелая работа мне запомнилась и ореол романтики. Может, поэтому я и пошел туда", — говорил Чазов в одном из телеинтервью.

В начале Великой Отечественной войны Евгению едва исполнилось 12 лет. Осенью, когда немцы прорвали фронт, мать, начальник госпиталя, отсылает его из Горького, положив в рюкзак за спиной семь пачек махорки. Путь предстоял далекий — 300 км до Северного Урала, махорка — "билет" на попутки.

С этого момента в жизни мальчика, а потом — молодого человека, все чаще возникают периоды полной самостоятельности. После окончания войны он поступает в Киевский мединститут и остается в городе, а родители переезжают в Москву. По выходным Чазов работает шофером, развозит грузы. А еще поет в ресторане украинские и русские народные песни. Оперный голос впоследствии произведет неизгладимое впечатление на правнучку Ирину, которая сейчас выступает в коллективе "Непоседы".

Учебу Евгений закончил с отличием, но аспирантуру окончить в Киеве не разрешили, отправили в Москву.

"Я уехал, и это было мое счастье, потому что я попал к Мясникову (Александр Леонидович Мясников — директор Института терапии АМН СССР, врач-терапевт) в клинику, где я смог начать заниматься наукой и в ординатуре защитить кандидатскую диссертацию", — отмечал Чазов.

Миссия врача

В начале профессионального пути будущий великий кардиолог работал врачом в Лобановской участковой больнице Ефремовского района Тульской области. С трудом скрывая слезы, он вспоминал в телеинтервью случай, когда в 1953 году обнаружил в одном из обездоленных войной домов 14-летнюю девочку с двусторонним воспалением легких и ее отчаявшегося отца. Доктор Чазов тогда спас ребенка — достал только появившийся у врачей пенициллин. У едва сводящего концы с концами отца пациентки он не принял тогда ни одного рубля и сбежал, когда тот хотел поймать для него в качестве благодарности курицу. Это правило Чазову привила мать: денег за помощь не брать никогда, а еще — всегда оставаться человечным. Позже эти жизненные принципы Евгений Иванович передаст своей дочери Ирине: целеустремленность, скромность, порядочность, уважение к позиции любого человека вне зависимости от его статуса, а также любовь к своему делу.

В Москве Чазов жил в комнате коммуналки в Новоконюшенном переулке и каждый день пешком ходил по улицам старой Москвы на работу в клинику, где работал под началом академика Мясникова. В эти годы он встречает свою первую жену — врача-реаниматолога. Позднее за развод, названный "аморальным поведением", его исключат из КПСС. В партию он вернется спустя несколько лет.

"Самый любимый возраст: от 17 до 26 лет, когда ты просто живешь и наслаждаешься жизнью, стараешься какие-то мечты осуществить. Моя мечта была — работать, работать, работать", — вспоминал Чазов.

В 1963 году он защитил докторскую диссертацию, а после ухода из жизни академика Мясникова возглавил дело учителя — стал директором Института терапии Академии медицинских наук СССР, затем преобразованного в Институт кардиологии им. А. Л. Мясникова.

"Кремлевский доктор"

В 37 лет доктор Чазов получил предложение от министра здравоохранения СССР Бориса Петровского возглавить "Кремлевку" — 4-е Главное управление при Минздраве СССР. Шел декабрь 1966 года. Место руководителя одного из важнейших управлений Кремля пустовало вот уже семь месяцев. Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу нужен был свой человек во главе. Как писал в 2012 году Чазов: "Не скоро я, наивный врач и ученый, понял, что оказался "пешкой" в той политической борьбе за власть, которая развернулась в то время". От предложения он, уже имевший опыт работы простым врачом в "Кремлевке", усиленно отказывался, даже использовал верный, как ему казалось, ход: указал, что разведен. Не помогло.

"Мои работы по лечению больных инфарктом миокарда, новые подходы к лечению тромбозов были известны к этому времени во многих странах мира. Известный американский кардиолог Пол Уайт, с которым мы подружились, предрекал большое будущее моим работам. И вдруг, как ураганом, были сметены за несколько дней все мои планы, мечты", — пишет Чазов в книге "Как уходили вожди. Записки главного врача Кремля".

Вопреки своему желанию, он стал руководителем, одновременно занимая должность замминистра здравоохранения СССР, но и на этом высоком посту продолжал клиническую практику и научные разработки. Как рассказал ТАСС советский и российский пульмонолог, академик РАН Александр Чучалин, однажды в субботу во время дежурства Чазов провел эксперимент на себе — велел ввести фибринолизин — препарат для растворения тромбов и лечения инфаркта миокарда, тромбозов.

"В понедельник он доложил своему руководителю: "Препарат готов, я его себе ввел и, как видите, жив-здоров". История знает случаи, когда врач проводил эксперименты на себе, но в XX веке это сделал только Чазов Евгений Иванович. Этот пример вошел даже в американские учебники по медицине", — сказал Чучалин, которого связывают с Чазовым более 40 лет совместной работы и дружбы. В одной врачебной команде они спасали жизни руководителей СССР — Константина Черненко и Андрея Громыко.

Впоследствии это новейшее лекарство, разработанное чазовским коллективом, спасло тысячи людей, в том числе продлило жизнь маршала Советского Союза Георгия Жукова, у которого развился острый инсульт в январе 1968 года. Официальное признание препарата произошло спустя десятилетия. И Ленинская премия, которую в 1982 году получил Чазов, во многом связана с применением им тромболитической терапии.

Идеальная система

При Чазове в "Кремлевке" для "лучших людей страны" была создана уникальная система диспансеризации, ранней профилактики и диагностики, за которую в 1975 году врач получил Государственную премию. Он знал, что это важный участок, так как, по его словам, "здесь хранятся самые сокровенные тайны руководства страны и его окружения — состояние их здоровья, прогноз на будущее, которые при определенных условиях могут стать оружием в борьбе за власть". Чазов был свидетелем и врачевателем недугов Никиты Хрущева, Леонида Брежнева, Юрия Андропова, Константина Черненко, Михаила Горбачева, Бориса Ельцина. При последнем, в годы борьбы с привилегиями, система 4-го управления была разрушена.

"Он хотел сделать 4-е управление моделью здравоохранения во всей нашей стране. Ведь здесь лечились не только сильные мира сего, но и просто очень уважаемые люди: академики, народные артисты — элита нашего государства. При папе 4-е управление — это, конечно, был оазис. Сейчас я вижу, что многие наши руководители и просто обеспеченные люди уезжают лечиться за границу. Мне это очень обидно. Во времена папы все приезжали лечиться в 4-е управление — не только из социалистических, но и из капиталистических стран, обосновывая свой выбор очень высоким уровнем здравоохранения", — рассказала ТАСС директор Института клинической кардиологии им. А. Л. Мясникова, дочь академика Ирина Чазова.

Она отметила, что в те годы ее отец работал сутками, успевая еще консультировать больных в Центре кардиологии им. Мясникова. "Но даже те небольшие встречи и общение, какие-то его замечания отложились у меня на всю жизнь. Папа — великий учитель, он вложил в меня какие-то вещи не нарочито, а между делом, играючи. Он мог сказать одно-два слова, и это было в точку", — сказала Ирина Чазова.

"Он создал великолепную систему, идеальную, равной которой нет в мире, —это кремлевская медицина. И при этом Евгений Иванович — русский, чеховский, душевный человек, несмотря на то, что на таком уровне он был во властной системе государства. Доступный, простой, сердобольный доктор Чазов", — отметил в беседе с ТАСС бывший министр здравоохранения РФ (1999–2004), кардиохирург, основатель и президент Национального медико-хирургического центра им. Н.И. Пирогова Юрий Шевченко.

В 1982 году благодаря поддержке Евгения Ивановича ему было оказано доверие выступить с докладом на Всемирном конгрессе кардиологов в Москве. В дальнейшем их связывали уже крепкие дружеские отношения.

Конгресс кардиологов в Москве

Проведение IX Всемирного конгресса в Москве было сверхсложной задачей, рассказал ТАСС почетный президент Российского кардиологического общества, ученый-эпидемиолог, академик РАН Рафаэль Оганов.

"В то время международные отношения были очень напряженными, шла холодная война, и были кардиологи, которые высказывались открыто за бойкот конгресса в Москве. Евгению Ивановичу удалось убедить, что этот конгресс — не политическое событие, а научный медицинский форум, и его успешное проведение станет заслугой всех кардиологов мира, а не только Советского Союза, в то время как его провал станет позором для всех кардиологов мира. Конгресс прошел очень успешно, и в нем активно участвовали даже те кардиологи, которые ранее выступали за его бойкот. Кстати, с тех пор в России не было всемирных конгрессов кардиологов, так как его организация является очень сложной проблемой", — рассказал Оганов, который был генеральным секретарем конгресса.

Коллега Евгения Чазова, заместитель генерального директора по хирургии, руководитель отдела сердечно-сосудистой хирургии Национального медицинского исследовательского центра кардиологии Минздрава России, академик РАН Ренат Акчурин вспоминает и другой случай. В 1985 году, на торжественной церемонии вручения Нобелевской премии мира движению "Врачи мира за предотвращение ядерной войны", одним из создателей которого был Евгений Иванович, от остановки сердца замертво упал один из советских журналистов. "Академик Чазов, увидев это, спрыгивает со сцены, скидывает фрак и начинает закрытый массаж сердца. Через несколько минут сердцебиение восстанавливается и живого пациента увозит скорая помощь в Стокгольмскую больницу. Через 1,5–2 месяца я этого пациента успешно прооперировал", — рассказал ТАСС Акчурин.

Акчурин подчеркнул, что благодаря Чазову с 1960-х годов начала расти советская, а потом российская кардиология. "Толчок этому длинному огромному поезду, состоящему из многих направлений, давал Евгений Иванович. И этот воз он тащил всю свою жизнь. И тащит до сих пор", — отметил врач.

Министр здравоохранения СССР

Насколько сильно не хотел уходить Чазов из Центра кардиологии в "Кремлевку", настолько же рьяно он противился и посту министра здравоохранения, к которому его подвигал Михаил Горбачев. В 1987 году назначение состоялось.

"Папа просчитал, что для достижения достойного уровня развития медицины в Советском Союзе нужны были не очень большие деньги. Он обратился с предложением к Михаилу Горбачеву. Горбачев пообещал, что даст денег столько, сколько нужно, и у него будет карт-бланш. Ведь папа пошел на эту должность только при условии, что будет то финансирование, которое он запросил. В действительности первый и единственный президент СССР не сдержал своего слова", — рассказала Ирина Чазова.

В 1990-м году, "понимая всю бесперспективность борьбы за обновление советского здравоохранения", Чазов добровольно покинул пост министра. Он ушел "с музыкой": сначала рассказал о своих достижениях на заседании Верховного Совета и получил переизбрание на новый трехлетний срок, а уже потом подал в отставку.

Тем не менее многолетняя работа Евгения Ивановича сыграла огромную роль в развитии методов лечения заболеваний кардиологического профиля в России, отмечает вице-премьер Татьяна Голикова.

"Он был идеологом создания в России сети сосудистых центров, инфраструктура которых задействована сейчас в реализации национального проекта "Здравоохранение", он стоял у истоков формирования программ по здоровому образу жизни. Его научные изыскания в кардиологии определили направления совместных интеллектуальных усилий медицинского сообщества на долгие годы вперед", — сказала ТАСС Голикова, выразив "глубокое почтение и признательность за вклад в развитие российской медицины".

Эпоха Чазова

Сегодня имя академика Чазова его современники ставят в один ряд с именами великих врачей — Сергея Боткина, Николая Пирогова, Александра Мясникова. Под его руководством защищено более 30 докторских и 50 кандидатских диссертаций. Евгений Иванович — один из создателей факультета фундаментальной медицины Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Автор более 450 научных трудов, в их числе 15 монографий, обладатель нескольких государственных наград, включая орден "За заслуги перед Отечеством" трех степеней и четыре ордена Ленина.

Несмотря на преклонный возраст Евгений Иванович раз в неделю бывает в своем кардиоцентре, общается с коллегами и друзьями. Он любит вспоминать, какие виражи закладывала его судьба и как подталкивала его к новым свершениям. Он гордится тем, что создал систему кардиологической помощи и построил кардиоцентр. Он всегда подчеркивал, что никогда не считал себя элитным врачом, но счастлив, что смог помочь выдающимся людям, в числе которых поэт Константин Симонов, маршалы Советского Союза Константин Рокоссовский, Александр Василевский, ученый-математик Мстислав Келдыш.

Отличительной чертой академика Чазова его коллега по РАН, главный внештатный специалист-диетолог Минздрава РФ Виктор Тутельян считает умение правильно подходить к проблемам медицины — довести дело до создания конечного продукта и внедрить его в практику.

"Талант талантом, а его фантастическая работоспособность и правильное образование, воспитание — эта та база, от которой он дальше сам рос, сам создавал. Поэтому у меня самые теплые воспоминания о прошлом. И сейчас Евгений Иванович бывает в центре. Его волнует все — состояние центра, развитие центра, он участвует в этой работе до сих пор", — поделился Тутельян.

Директор Национального медицинского исследовательского центра акушерства, гинекологии и перинатологии имени В.И. Кулакова Геннадий Сухих отметил, что вклад академика Чазова в развитие отечественной медицины огромен.

"Для меня это целая эпоха в науке, в медицине. Евгений Иванович Чазов не только профессионал с большой буквы, одаренный врач, он был отличным руководителем, талантливым, мудрым политиком. Эти качества и позволили ему, будучи еще совсем молодым, занять высокие руководящие позиции", — сказал Сухих.

"Евгений Иванович из тех, чью старость можно назвать "золотой осенью патриарха". Собирает добротные плоды. Евгению Ивановичу нечего стыдиться, его совесть, честь, достоинство на самом высоком уровне в его 90 лет. Он навсегда останется примером для подражания. От всего сердца желаю ему многая и благая лета. Это имя останется надолго в истории мировой медицины", —говорит бывший министр здравоохранения Шевченко.

"Папа — удивительный отец. Тем, что сегодня я — академик РАН, директор института, известный в России и за рубежом ученый, обязана своему папе. Но не потому, что он за ручку вел меня и открывал двери, которые могли бы быть закрыты, а потому что он меня воспитал правильно. Он давал мне удочку, чтобы я могла ловить рыбу, а не опекал, как делали другие родители. Мне невероятно повезло, спасибо родителям, спасибо любимому папе", — отметила Ирина Чазова.

Екатерина Ефимова, Кристина Марченко, Анна Ледовских

Директор НИИ клинической кардиологии им. А. Л. Мясникова Ирина Чазова — о престиже врачебной специальности, состоянии медицинской помощи в России и причинах ранней смерти российских мужчин.

— Вы выросли в семье врачей. Ваш отец, Евгений Чазов, работал министром. Скажите, вы в детстве его часто видели? Был ли выбор профессии для вас одним из способов быть ближе к отцу?

— Профессия была выбрана скорее спонтанно, но точно не потому, что я хотела быть поближе к отцу. Родители (мама у меня тоже врач) мне часто рассказывали о сложностях профессии, обсуждали, по возможности не называя фамилии, какие-то клинические случаи, поэтому я была погружена в гущу событий. Папа и мама приводили меня на работу, я видела, как люди в белых халатах спасают жизни пациентов. Наверное, эта романтическая аура и способствовала тому, что я решила быть врачом. Папа не первый в нашем роду врач: моя бабушка, его мама, в войну работала на санитарном поезде. Это была вообще легендарная личность, партизанила, ее чуть не расстреляли маленькой девочкой еще в Гражданскую войну, она пряталась, потом работала санитаркой, окончила медицинский институт, в конце своей карьеры преподавала в Первом медицинском институте. С папой я старалась видеться максимально часто, когда он мог уделить мне внимание. Жили мы тогда на Старом Арбате, по выходным ходили по этой улочке, и я, маленькая, хитренькая, затаскивала папу в зоомагазин, мы покупали то птичку, то хомяка, и мама уже боялась нас куда-то отпускать, потому что дом стал напоминать скворечник, зоологический мини-сад. Папа, наверное, пытался покупкой животных компенсировать отсутствие большого внимания, но мне кажется, что родитель может и не уделять большое внимание ребенку, но те короткие минуты, которые он проводит с ним, должны быть наполнены смыслом. Папа до сих пор для меня высочайший авторитет. Кажется, что он прочитал все возможные книги, помнит наизусть цитаты из Лермонтова, Пушкина. Мой папа большой молодец, много мне дал — не в материальном плане, конечно, а в духовном.

— Насколько сильно отличалась тогдашняя советская медицина от западной? Массовая медицина, не кремлевская, конечно. Каково сегодня отличие российской массовой медицины от западной?

— В нынешнее время, к сожалению, отличий меньше, мы стараемся перенимать много у западной медицины, причем не самое хорошее. Я вспоминаю свою стажировку в США много лет назад, когда столкнулась с некоторым формальным отношением к пациентам. Тогда на прием к врачу пришел больной с синдромом отторжения, ему пересадили легкие, и что-то пошло не так: пересаженный орган стал отторгаться. Пациент на приеме задыхался, плохо себя чувствовал, у него была температура, яркая картина этого печального синдрома, и вместо того чтобы броситься на помощь, врач уткнулся в бумаги, стал смотреть, какая у него страховка, что она может покрыть для этого пациента. Это был шок, и я подумала: какое счастье, что мы работаем не в той системе. Мы тогда были свободны и могли не задумываться о том, каким способом помогать пациенту. А вот сейчас, к сожалению, мы должны оглядываться на систему ОМС. Сейчас много говорят о проблемах в здравоохранении, это действительно так, но мне кажется, что едва ли не главной болевой точкой нашего здравоохранения является то, что система обязательного медицинского страхования неправильно построена. Я думаю, что то, как была внедрена система ОМС в нашей стране, и послужило толчком к разрушению нашего здравоохранения, и мы его никогда не реанимируем, если драматично не поменяем эту систему. Я очень надеюсь, что она будет более ориентирована на пациентов, а не на стандарты и ограничения. Сейчас врачи боятся назначить лишний анализ, дополнительное лечение, потому что тогда они попадают под санкции. Но пациент никогда не может быть положен в прокрустово ложе каких-то схем, и нас, российских врачей, сейчас лишают возможности творчества. Ограничения системы ОМС должны быть пересмотрены, конечно, какие-то стандарты обязательно должны быть, но для того только, чтобы врач плохо не обследовал и не лечил пациента. Считаю, что дополнительные исследования, которые врач считает необходимым сделать, должны быть разрешены ему, даже в системе ОМС.

— О качестве медицинского образования в России: правда ли, что оно драматически снижается?

— Я бы не сказала, что идет изменение в худшую сторону. Нынешние студенты просто другие, знают, что хотят, более открыты миру, читают зарубежные статьи, и, наверное, это хорошо. Конечно, они более инфантильные, менее самостоятельные, вот это, наверное, минус. Образование в целом, не только медицинское, неразрывно связано с условиями жизни людей, и поэтому, когда экономическая ситуация ухудшается, как можно ожидать какого-то драматичного улучшения в этой сфере? Слабое образование — это тоже проблема экономического порядка, но все же хочу сказать, что наша молодежь остается талантливой и очень креативной.

— Престиж врачебной профессии в России: находится ли он на прежнем уровне? Одолел ли меркантилизм благородные медицинские специальности?

— Меркантилизм и беззаветное, бескорыстное служение своему делу — эти две крайности присутствовали и в советское время, есть это и сейчас. Престиж врача упал, и причины этому две. Во-первых, конечно, нищенские зарплаты. Ну как можно требовать что-то от врача, когда его зарплата аналогична оплате труда уборщика помещений? Не хочу оскорблять людей, которые занимаются этим трудом, но их специальность не связана с получением высшего образования, самосовершенствованием. Считаю, надо драматично изменять порядок оплаты врачей. Первое и главное отличие западной медицины от российской в том, что там врачи находятся на вершине иерархии и по зарплате, и по отношению общества к ним. Там спорить с врачом совершенно невозможно, а ситуация, когда их избивают, это вообще неслыханно! А у нас же такое происходит все чаще и чаще, и это тоже следствие отношения общества к врачам. К сожалению, некоторые СМИ, отдельные чиновники позволяют себе огульно хаять, обвинять врачей даже в тех ошибках, которые они не совершали. Мне кажется, нужно ввести какой-то мораторий на непроверенную, негативную информацию о действиях врачей, и вообще определять, виновен он или не виновен, хороший он или плохой, не должны люди некомпетентные, это должно все решать врачебное сообщество, суд, в конце концов. Сейчас в сообществе часто стали говорить об экстремизме пациента, когда он, зная свою безнаказанность, приходит, требует то, что врач не может ему дать,— какие-то лекарства, дополнительные обследования, угрожает расправами. У нас априори всегда прав пациент, и, не вникая в суть проблемы и конфликта, все органы всегда встают на его защиту.

— Есть такое мнение, что русские врачи отличались от прочих, что русская врачебная школа — диагностическая, этическая, человеческая — отличалась от механистического западного подхода к медицине…

— Мы живем в условиях нестроений в отношениях между Западом и Россией, не вдаваясь в политические подробности: сказывается ли это на врачебных, научных контактах?

— К сожалению, иногда сказывается, и я чувствую, что мои старые знакомые, коллеги относятся к нашей стране с опаской, с меньшей охотой приезжают к нам, менее активно идут на контакт, на совместные мероприятия. Я делилась этими опасениями со своими коллегами, они также отмечают, что отношение к нашей стране стало более настороженным. Это, конечно, результат западной пропаганды, и очень печально, что так происходит. Надо сделать все, чтобы эти отношения наладились, это очень важно, мы ни в коем случае не должны быть изолированы от другого общества, это затруднит прогресс и науки, и здравоохранения в стране.

— Расскажите, пожалуйста, о российской медицинской науке. В каком она сейчас состоянии, есть ли прорывные исследования? По-вашему, почему с царских времен российские медики и физиологи не получали Нобелевской премии?

— Почему на Западе люди, особенно мужчины, живут дольше, чем в России? И может ли что-то наше государство сделать, чтобы увеличить продолжительность жизни?

— К сожалению, из-за отсутствия финансирования наш проект в этом году уже не действует. А идея его была хорошая, проект затрагивал не только медицинские аспекты: мы ездили по городам, обучали врачей, как предотвращать основные сердечно-сосудистые заболевания — артериальную гипертонию, атеросклероз, но также проводили встречи с журналистами, готовили материалы для пациентов. Считаю, что вторая часть этого проекта, просветительская, даже была более значимая. К сожалению, мы могли охватить за год только шесть городов, поэтому я не думаю, что вклад был большой. Но то, что стали больше говорить о том, как предотвратить, лечить артериальную гипертонию, атеросклероз, это очень важно. Я считаю, что свою функцию, свою миссию данный проект выполнил. Надеюсь, что он еще возобновится.

— Скажите, лечите ли вы родных и близких в обычной жизни? Вообще, хочется ли вам отдыхать дома от врачебной деятельности? Как вы проводите свободное время, много ли вашего времени достается детям и внукам?

Важны подробности спасения маршала Жукова с помощью тромболитической терапии. Так почему нам не положено было знать об этом? Почему сегодня с них снимается гриф секретности?

Впрочем, самого грифа как такового не было: просто сам факт хранения документов именно в этом архиве делал их недосягаемыми. И когда мне позвонил главный кардиолог Управления делами президента РФ, руководитель отделения неотложной кардиологии Центральной клинической больницы Никита Ломакин и сказал, что эти документы можно опубликовать.

И вот перед вами история болезни маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова. Самого словосочетания "История болезни" нет. Есть "Дело". Дело маршала победы. Дело о его спасении.

Зачем нам сегодня знать об этом? Нужно ли об этом знать? Почему вполне благополучный Никита Ломакин, которому еще нет сорока лет, почти случайно узнавший не о неких глобальных событиях середины прошлого века, а о лечении маршала Георгия Жукова, сделал все, чтобы об этом узнали мы, живущие сейчас.

- Как зачем? - удивляется Никита Валерьевич. - Это же наша с вами история.

Наша с вами. В будущем году мир отметит 75-летие победы во Второй мировой войне - самой страшной, самой кровавой. Все меньше тех, кто ее застал: жизнь неумолима. У нее свои законы. Уходят свидетели. Но не должна уходить память. Беспамятство - это страшный и не только медицинский диагноз.

Война прошла по моему детству. Мы жили в Горьком. Город нещадно бомбили. После окончания очередного налета фашистских самолетов мы, мелюзга, собирали осколки от бомб и зениток. Как ждали почтальона и как боялись, что он может принести не "треуголку" письма с фронта, а извещение о гибели близкого человека. Каким ужасом становилась потеря хлебных карточек. Как мечтали сдернуть с окон светомаскировку. Постоянное ожидание сообщений из черной тарелки репродуктора. Имена всех полководцев знали назубок. И главное имя, думаю у всех в те жестокие времена, было имя маршала Жукова. Он, Жуков, должен взять Берлин. Пусть не первого мая, как мечталось, а второго. Но только именно он. Маршал Жуков, и никто иной, должен принять капитуляцию фашистов. Никто, кроме него, не может возглавить Парад Победы в Москве.

Потом, через годы, было чтение книг маршала, фильмы о нем. Разных. Но не о болезнях этого феноменального человека. И светило мировой медицины академик Евгений Иванович Чазов, лечащий врач самых известных, самых высокопоставленных граждан Советского Союза, России, руководитель знаменитой "Кремлевки", министр здравоохранения СССР, написавший удивительные книги о своей практике врачевания, лишь чуть-чуть коснулся болезни маршала Жукова. И никогда нигде не публиковались подробности об участии Чазова в спасении полководца. Спрашиваю Никиту Ломакина: "Почему решили обнародовать "Дело" Жукова?"

- История этой болезни, - отвечает Никита Валерьевич, - помимо различных нюансов, не относящихся к медицине, это еще и история отечественной службы здоровья, ее вклада в мировое врачевание. Мы должны об этом знать. И тут важны подробности спасения маршала Жукова с помощью тромболитической терапии.

Напомню: это было время гонки - политической и научной - двух сверхдержав СССР и США. Тромболитическая терапия, как метод лечения, стала развиваться во второй половине 50-х годов прошлого столетия. По обе стороны океана уже было известно: мы фактически бессильны перед развитием инсульта, инфаркта миокарда. Совершенно необходимы эффективные средства борьбы с этими недугами. И прежде всего необходимо найти управу на тромб, который неизбежно присутствует в этих ситуациях. Иными словами: необходима тромболитическая терапия. То есть лечение, которое убивает тромб и не убивает самого пациента.

Такой препарат был создан в конце пятидесятых годов и в США, и у нас, в СССР. Вот фотография из архива, на которой совсем молодые профессор - биолог МГУ Галина Васильевна Андреенко и кардиолог Евгений Иванович Чазов. Галина Васильевна - автор первого отечественного тромболитика - фибринолизина.

Препарат с самого начала выгодно отличался от зарубежных аналогов. Это было время накопления данных об эффективности, побочных действиях и безопасности фибринолитических препаратов. Препаратов, уничтожающих тромб. Официальное признание этой терапии в нормативных документах началось лишь в 80-е годы прошлого века. Тогда же стали появляться и новые, более эффективные и безопасные препараты. Однако на пороге эры развития этого направления в лечении больных с тромбозами коронарных, сонных и других периферических сосудистых регионов были опубликованы разноречивые данные об эффекте тромболитиков. Имелись сообщения об их благотворном влиянии на течение заболевания. Но многих беспокоили риски возникновения кровотечения. А главное, не был отработан режим введения препарата, не было известно, когда именно его надо вводить с момента развития недуга. А потому не всегда введение лекарства приносило положительный эффект. К тому же в тот период методы визуализации и лабораторная диагностика, столь обычные в наше время, отсутствовали. Не было консенсуса ведущих специалистов мира о пользе тромболизиса.

- Консенсуса не было, а применение было.

- Было. Потому-то при лечении острых тромболитических сердечно-сосудистых катастроф особенно важны были клинический опыт врача, его интуиция, решительность в принятии нестандартных решений, согласие специалистов разных направлений. Растворение тромба - фантастическое достижение современной медицины. Ему предшествовали многолетние научные исследования, смелые эксперименты, кропотливые клинические наблюдения и трудные решения. К концу 60-х годов были обобщены первые экспериментальные и клинические данные о результатах применения фибринолизина. И вот теперь мы придаем огласке то, что произошло в 1968 году в лечении маршала Георгия Константиновича Жукова. Говорим о том, что инициатором принятия решения по его лечению с помощью фибринолизина был Евгений Иванович Чазов.

Жукову тогда был 71 год. Его госпитализировали в неврологическое отделение 17 января 1968 года с признаками развивающегося инсульта головного мозга. Существующие в то время средства борьбы с этим заболеванием эффекта не приносили. Спустя два дня после поступления в больницу у Георгия Константиновича развился острый инсульт. А это уже реальная угроза жизни. Решили собрать консилиум.

(Впервые публикуем полученный из архива список его участников. Вчитайтесь! В нем, без преувеличения, корифеи медицины мирового уровня. Возглавляют список академики Борис Васильевич Петровский, Александр Александрович Вишневский. Знала их, не однажды публиковала беседы с ними. В списке и Евгений Иванович Чазов. - И.К.)

Участникам того консилиума было известно, что за медицинской помощью Георгий Константинович практически никогда не обращался. Хотя болезни не обходили маршала стороной чуть ли не смолоду. Но настоящие проблемы со здоровьем начались лишь после окончания войны. Возможно, что в годы войны напряжение было постоянно и столь велико, что не до болезней. Не до врачей. Маршал никогда не пил спиртного. Курить бросил, кстати, по рекомендации врачей, еще до начала войны после перенесенного инфекционного заболевания. А вот когда напряжение военных лет ушло, когда на маршала Победы обрушилась лавина несправедливости (не станем вдаваться в их подробности: пусть они останутся на совести тех. кто их инспирировал), заявили о себе сердечно-сосудистые неприятности.

Консилиум констатировал высокую вероятность неблагоприятного исхода в связи с нарастанием признаков нарушения кровообращения в стволе головного мозга. И было принято очень не простое, очень смелое решение: использовать еще нигде не зарегистрированную, не до конца изученную тактику лечения. Ее последствия никто точно тогда не знал.

Экскурс в прошлое

Первый опыт введения такого препарата при лечении инсульта был в США в 1958 году. Оказалось: его применение не безопасно для пациента. А в это время, повторимся, в Московском Государственном университете имени Ломоносова биолог Галина Васильевна Андреенко разработала более надежный во всех отношениях препарат. Его-то и применили для спасения маршала Георгия Константиновича Жукова.

И спасли! Это стало поводом, отправной точкой широкого использования данной терапии.

Никита Ломакин, главный кардиолог Управления делами президента РФ, руководитель отделения неотложной кардиологии Центральной клинической больницы:

- Не все было просто. Лишь через 30 лет такая методика обрела права гражданства, стала практикой лечения тяжелейших нарушений здоровья. И Ленинская премия, которую в 1982 году получил Евгений Иванович Чазов, во многом была определена именно использованием тромболитической терапии. Решение о применении недостаточно изученного метода лечения с неопределенными последствиями для спасения жизни маршала Жукова было ответственным, трудным. Но и степень доверия врачам была высокой. Если бы наши предшественники в этой клинической ситуации опирались на рекомендации, приказы и стандарты, то тромболизиса такому больному пришлось бы ждать еще 30 лет.

Это был некий урок. И не только медикам. И маршал Жуков и по сей день помогает спасать миллионы людей, страдающих тяжелейшими нарушениями сердечно-сосудистой системы. Маршал Жуков и великий врач-клиницист, ученый академик Евгений Иванович Чазов.