Муж умер от туберкулеза и вич

По 20 тысяч евро компенсации присудил ЕСПЧ двум заявительницам, чьи родственники умерли после пребывания в одной из карельских колоний. Константина Пролетарского и Константина Б. освободили из-под стражи на носилках, и вскоре они оба умерли в больнице. Один –​ через 12 дней, второй через полгода. Оба скончались от последствий ВИЧ-инфекции. Суд установил, что за два года заключения они не получили ни таблетки.

Константин Б. был освобожден 25 апреля 2008 года в связи с заболеванием. Его лечащий врач сообщила на суде, что он находится "в крайне тяжелом состоянии, прогноз для жизни неблагоприятный. Самостоятельно передвигаться не может. ВИЧ-инфекция выявлена в местах лишения свободы".

Забирала Константина его сестра.

– На КПП брата мне вынесли на носилках, – рассказала она. – Он был без сознания. Я его не узнала. Это был скелет человека, обтянутый кожей. Мы положили Костю на заднее сиденье моей машины и повезли домой. 600 километров до Санкт-Петербурга, и всю дорогу я думала: умрет мой брат в машине или я смогу его довести. По прибытии в Санкт-Петербург мы немедленно поместили Костю в больницу им. С.П. Боткина. 6 мая 2008 года, то есть по истечении 12 дней, Костя умер, не приходя в сознание…

Константин был осужден на семь лет в декабре 2005-го. Но уже в 2007 году врачи плюс к ВИЧ-инфекции диагностировали у него туберкулез и еще ряд заболеваний. В связи с туберкулезом его перевели в специализированную тубзону ЛИУ-4. Весной 2008 года его состояние ухудшилось, и была назначена комиссия по освобождению.

Умер Константин от… всего. В больнице имени Боткина ему успели поставить несколько диагнозов: "ВИЧ-инфекция V стадия [терминальная]. Распространенный кандидоз слизистых оболочек. Генерализованный туберкулез с преимущественным поражением внутригрудных и внутрибрюшных лимфатических узлов в стадии инфильтрации. ВИЧ-энцефалит. Токсоплазмоз головного мозга. Отек головного мозга. Правосторонний пневмоторакс. острый эрозивно-язвенный гастрит. Желудочное кровотечение. Прогрессирующая полиорганная недостаточность. Анемия смешанного генеза…"

Тезка Константина Б. Константин Пролетарский был осужден на три года в декабре 2006 года. О том, что у него ВИЧ, он знал еще с 1999 года и получал на свободе лечение. Уже в 2007 году он был также переведен в ЛИУ-4 в связи с прогрессированием туберкулеза. И так же, как и его тезка Б., весной 2008 года Пролетарский был направлен на медико-социальную экспертизу с диагнозом: "Инфильтративный туберкулез легких в фазе инфильтрации и распада. Множественная лекарственная устойчивость. ВИЧ-инфекция IVВ стадия. Множественные кондиломы в генитальной области промежности. Хронический гепатит "В", "С", "D". Алиментарная дистрофия 1-й степени".

Осенью его освободили, отправили в больницу, но лечение одновременно всех заболеваний результата не дало. Через несколько месяцев он скончался в палате.

Они оба умерли, потому что за все время пребывания в колонии не получили ни одной таблетки, полагающейся при лечении ВИЧ-инфекции. И в мае 2010 года Ассоциация "Агора" обратилась в Генпрокуратуру с просьбой разобраться, что происходит в лечебно-исправительных учреждениях Карелии.

Дальше было много проверок, в ходе которых выяснилось, что в колониях нет не только таблеток, но и диагностики, и врачей-инфекционистов. Прокуратура Республики Карелия даже решила возбудить по этому поводу уголовное дело. Но ей было отказано с пояснением, что оба заключенных получали все возможное лечение. А что возможностей было мало, так это не вина ЛИУ.

– Кто виноват в этих смертях? Конечно, ФСИН! – уверен адвокат Ильнур Шарапов, который сотрудничает с правозащитной организацией "Зона права" и вел дело в ЕСПЧ. – В том, что они не выпускали людей в ситуации, когда не могли обеспечить им лечение. Они же сами могут инициировать актирование (освобождение по состоянию здоровья. – РС). Они же видели, сколько смертей!

А то, что даже туберкулезные зоны не могли обеспечить лечение, руководству ФСИН было известно. В декабре 2006 года УФСИН России по Республике Карелия обратилось к главному врачу Республиканского Центра СПИД с вежливым криком о помощи: "В течение длительного времени в учреждениях УФСИН России по Республике Карелия содержатся ВИЧ-инфицированные больные. медицинским персоналом принимаются все возможные меры к сохранению их здоровья. Однако наши возможности ограничены: нет иммунологической лаборатории, также отсутствуют врачи-специалисты, и нет возможности обеспечить больных противовирусными препаратами. "

В письме заместителю директора ФСИН России звучал уже просто SOS: "С сентября 2006 года по июль 2007 года из исправительных учреждений УФСИН России по Санкт -Петербургу и Ленинградской области в ЛИУ-4 этапировано 389 осужденных, из которых 130 человек имеют сочетание ВИЧ-инфекции и туберкулеза легких. 11 человек этапированы в состоянии крайней тяжести и двое из них скончались в течение пяти дней. На ближайшие несколько месяцев неблагоприятный для жизни прогноз имеют 45 ВИЧ-инфицированных осужденных…"

". В течение 4 квартала 2006 года … прибыли 99 осужденных, из которых 66 являлись ВИЧ-инфицированными, а 30 имели сочетанную патологию ВИЧ-инфекции с туберкулезом легких. скончались двое. В 2007 году. прибыли 340 осужденных, из которых 176 человек являлись ВИЧ-инфицированными. умерли 38. В 2008 году. в УФСИН России по Республике Карелия прибыли 570 осужденных. из которых 270 человек были ВИЧ-инфицированные. умерли 39. "

"Более 50% больных имеют неблагоприятный прогноз. больные были этапированы в некурабельном состоянии, когда медицинское пособие прогностического значения не имело. "

В ЕСПЧ мать Пролетарского и сестра Б. обратились в 2012 году. Но в меморандуме, который прислала в суд Россия, дело было описано так: "Управлением ФСИН по Республике Карелия описаны временные трудности с лечением ВИЧ-инфицированных (которые были устранены в течение нескольких лет), но недостатки медицинской помощи, оказанной П. и Б., не выявлены".

Впрочем, были "подтвержденные недостатки, допущенные при оказании медицинской помощи П. Однако, ненадлежащее оказание медицинской помощи не всегда приводит к значительному ухудшению состояния здоровья пациента или его смерти…" Подпись: Г. Матюшкин, заместитель министра юстиции РФ.

– Не всегда приводит к смерти? Приводит! – говорит Ильнур Шарапов с документами на руках. – Пролетарский получал лечение на свободе не меньше пяти лет и сохранял свое здоровье и жизнь. А судя по справке Управления федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения и социального развития по Республике Карелия, в ЛИУ-4 ему полагалось: обследование крови на вирусную нагрузку и на иммунный статус, осмотр специалистов, обследование на СПИД-маркерные заболевания, осмотр инфекциониста раз в три месяца, проведение лечения. Ничего этого не было!

Россия пыталась доказать, что заявительницы не использовали все внутренние способы защиты. Но ЕСПЧ встала на сторону родственниц и присудила выплатить им компенсацию.

– Мы пытались возбудить уголовное дело еще тогда, – комментирует Шарапов. – Отказали. Потом обратились с иском в гражданском порядке в Тверской суд для возмещения ущерба. Отказали. Так что все внутренние способы защиты мы исчерпали. Выплатят ли власти России компенсацию? Сложно сказать. Мы рассчитываем, что в результате этого решения ЕСПЧ какие-то лица будут наказаны. Но возможно, решение будет оспорено. Тогда будем реанимировать уголовное дело.

В конце прошлого года правозащитная организация "Зона права" распространила доклад "Тюремная медицина в России", в котором систематизировала накопившиеся проблемы с оказанием медицинской в помощи в учреждениях ФСИН.

– За решеткой сейчас содержатся более 640 тысяч человек, – говорит руководитель "Зоны права" Сергей Петряков. – В производстве наших юристов порядка 50 подобных дел. Некоторые из них находятся на рассмотрении в Европейском суде по правам человека.

Согласно этому докладу, ситуация с ВИЧ изменилась мало: по-прежнему нет врачей, оборудования, диагностики. Из 3977 человек, которые скончались в 2015 году, почти 20% умерли от последствий ВИЧ-инфекции.

Кроме того, по инициативе "Зоны права" Генпрокуратура РФ в прошлом году провела проверку и установила, что Минздрав России (ответственный за приобретение лекарств для ФСИН) провалил аукционы по закупке препаратов от ВИЧ. Заявка ФСИН составила 2,3 миллиарда рублей, а фактически препаратов поступило на 1,98 миллиарда.

3 марта 2017 г. 64 комментария около 9 минут на чтение

• 
  

Одноклассники издевались над девочкой несколько лет.

А что думаете вы?

Беседа с пациентом психиатрического учреждения

Пандемия коронавируса в мире изменила планы путешественника.

Какие меры были предприняты в отношении прибывших туристов.

Репортаж из медицинского учреждения.

Владимиру 38 лет (имя и возраст изменены по его просьбе. — Прим. авт.), шесть из которых он живет с диагнозом ВИЧ. Они с женой не верили в существование вируса и поэтому не лечились. Полтора года назад супруга Владимира умерла от ВИЧ-инфекции и туберкулеза. Сейчас мужчина один воспитывает маленького сына (тоже ВИЧ-положительного), и оба они каждый день принимают лекарства.

Вы были в Центре СПИД? Просто туда приезжаешь и, если честно, страшно. В туберкулёзке нашей (областная туберкулёзная больница на улице Терешковой. — Прим. авт.) очень страшно. Там каждый день труп. У меня когда супруга лежала там, приезжал к ней. Бывали случаи, разговариваешь с девчонкой, смеётся, завтра, говорит, выписывают, радуешься вместе с ней, родители её радуются, а утром узнаешь, что увезли в морг.

Когда болтаешься между жизнью и смертью, ценности абсолютно другие становятся, мировоззрение меняется. У меня процентов на 70 всё поменялось. Я понимаю смысл: что такое жизнь, что такое смерть. Между ними очень тонкая грань. Мы сегодня живые, завтра нас нет.

Я был поражён. Как так? Думал, что это шутка. Бред какой-то, не может быть такого.

Не ощущал я этого, понимаете. Допустим, палец когда порежешь — больно, а здесь ничего не ощущаешь. Просто поставили перед фактом. Также бегал, отжимался, плавал — не чувствовал, что что-то изменилось.

В то время общался с двумя девушками, у меня стоял выбор — какую из них взять в жёны. Хорошие девчонки, умные. Думал, что произошла ошибка, может пробирки перепутали, потому что обе девушки были из порядочных семей, а других половых контактов у меня не было.

Прокручивал в голове ещё варианты, откуда мог появиться ВИЧ. Я такой человек: если вижу, что другому плохо, — помогаю. Было два случая, когда знал, что парни наркоманы, но откачивал их. У одного шла пена изо рта и была разорвана губа, но надо было вытаскивать его, и я вытаскивал. Сейчас бы так же поступил. Думал, там, может, заразился, других вариантов не было.

И вопрос у меня встал просто — либо прекращать с этими девчонками встречаться, либо выбрать одну из них и признаться во всем. Обеим сказал, что надо расстаться. Одна согласилась сразу, а другая хотела понять, почему так поступаю. В лоб ей объяснил, в какой ситуации оказался.

Она говорит, ничего страшного, я тебя люблю, давай будем вместе. Мы стали общаться более плотно, вскоре у нас создалась семья.

Её звали Елена (имя изменено. — Прим. авт.). Она была младше меня. Мы пять лет прожили душа в душу. Я знаю, что такое любовь, что такое семейное счастье. Всего два или три раза поругались с ней, причем точно помню эти моменты.

Как-то разговорились, сказал ей, что женюсь при одном условии, если родит мне сына. Через некоторое время Лена сообщила, что беременна. Вместе пошли на УЗИ, узнали, что ждём мальчика. Свадьбы у нас не было, мы расписались в обеденный перерыв. Приехали в Свердловский ЗАГС, минут 15 на это ушло, надели кольца и поехали на работу. Это было в конце декабря 2011 года.

Когда сын родился, сдали анализ на ВИЧ, результат был положительным. Во время беременности был шанс, что ребенок появится на свет здоровым. Но надо было принимать препараты. Жена не пила лекарства, потому что не верила в ВИЧ. И мы упустили этот шанс. Почему? Я не доглядел, можно так сказать. Надо было следить, чтобы она принимала таблетки, напоминать ей.

Лена до последнего не верила. Началось всё с недомогания, стала часто простывать. Потом одно, второе, третье, здесь врач, там врач, но я не лез с расспросами. Ей когда надо было, спрашивала, советовалась. Может, она боялась чего-то, не знаю.

Жена лежала в одной больнице, во второй, в третьей, постоянно сдавала анализы. Я радовался, когда у неё вирусная нагрузка начала падать. Потом стали появляться здоровые клетки. Всё было бы хорошо, если бы в одной из больниц Лена не подхватила туберкулёз.

Ездили с ней к гадалкам, те убеждали меня, что всё будет хорошо. Только единственный человек за это время сказал мне, что уже поздно. Советовал отпустить Лену, не мучить ни её, ни себя. Мы тогда второй год ходили по всем этим кругам ада. Он провел определенный обряд, сказал, что год назад Лене можно было помочь, но не сейчас.

Перед смертью мы с ней разговаривали. Жена просила прощения, призналась, что изначально вирус был у неё. Но она считала, что ВИЧ не существует.

Если честно, не верю до сих пор… (В глазах Владимира появились слезы, повисла пауза.) Жены не стало полтора года назад. Силы уходили постепенно, но Лена никогда не жаловалась.

Лена просила, чтобы дал ей слово, что не брошу себя и буду жить. У нас ребёнок, поэтому я дал слово.

Сейчас у нас с сыном всё в порядке: вирусной нагрузки нет, клеток достаточно и силы приходят потихоньку. Восстановление чувствую даже по себе. Два раза в день пьём лекарства. Это как почистить зубы — обязательно.

Раз в полгода мы ездим в Центр СПИД. Проходим медкомиссию у себя в поликлинике, отвозим результаты и берём лекарства.

В 2015 году, когда начинал терапию, общался с людьми, которые состоят на учёте около 15 лет, и они живы. Рассказывали, когда не было лекарств, страшно было. Потом появились какие-то препараты, и их пили горстями. Многие умирали из-за того, что опускали руки, увлекались алкоголем и наркотиками, считая, что всё равно умирать — нет разницы от чего. Николай, с которым я познакомился, говорил, что врачи назначили ему пить таблетки каждые четыре часа, и он пил. Смотрю на него — человек живой, есть положительные тенденции в лечении.

Когда у жены начались проблемы, мы поехали в Центр СПИД, где врач с нами по-матерински поговорила. Она открыто сказала, что мне и ребенку можно избежать ухудшения состояния, объяснила, что нужно делать. Врачи — они же не боги, дают рекомендации, а дальше ты сам решаешь — следовать им или нет.

Нам действительно не хватило года. Если бы Лена сразу начала лечиться, мы бы вытянули её. И если бы не туберкулез. Пусть долго, три-пять лет понадобилось бы, но всё было бы нормально.

Время — это главное, что у нас есть. Мы никак не можем отыграть назад. Время просто уходит, а потом начинает играть против нас. Сейчас я знаю цену времени. День — это на самом деле очень много, поверьте.

Страшно, когда человек не верит в ВИЧ. Я через это прошел. Когда узнаешь о своем диагнозе, резко осознаешь: всё, парень, для общества ты потерянный. Вроде бы ты живой, и в то же время нет. Общество тебя в любом случае уже не примет. Всё зависит от твоего внутреннего стержня: если ты реально несгибаемый, то пойдешь вперед, как танк.

У меня была мечта — иметь семью, сына, свой дом, почему-то именно в Иркутске. Я хотел побывать на Кавказе и на Дальнем Востоке. Мечтал полетать на самолете или работать в авиации. Всего этого я достиг. Сейчас у меня мечта просто жить. Вот и всё.

Автор фото — Валерия Алтарёва

Чтобы сообщить об опечатке, выделите текст и нажмите Ctrl + Enter

Через две минуты Анжела выходит на улицу. Она ведет своего мужа под руку, помогает спуститься с крыльца, пробует усадить на скамейку. Денис остается стоять. Он молчит и смотрит куда-то в сторону. Денису 32 года, у него ВИЧ в стадии СПИДа и еще полтора абзаца сопутствующих заболеваний: энцефалит, туберкулез, хронический гепатит. Если верить врачам, до конца лета Денис может не дожить. Правда, те же самые врачи утверждали, что он не должен был дожить и до начала лета. Поэтому Анжела медикам верит наполовину и уже почти полгода сражается за жизнь своего мужа и отца их детей — дочке два с половиной года, а сыну шесть месяцев.

Анжела и Денис

Диагноз ВИЧ-инфекция ему поставили еще в 1999 году. За все годы жизни с вирусом он принимал терапию эпизодически — во время отбывания тюремных сроков. Спонтанно начинал и так же спонтанно бросал, потому что и без таблеток чувствовал себя хорошо, а с ними — не очень.

ВИЧ-инфекция — медленно прогрессирующее инфекционное заболевание, вызываемое вирусом иммунодефицита человека. Размножаясь, ВИЧ поражает клетки иммунной системы, которые называются Т-лимфоциты CD4+.

Анализ иммунного статуса показывает, сколько этих клеток сейчас в организме. В норме у здорового человека их количество варьируется от 500 до 1200.

Если человек живет с ВИЧ и не принимает антиретровирусную терапию (либо она не работает), то количество клеток будет снижаться, ведь именно в них вирус и размножается. Когда их становится меньше 200, то высок риск присоединения СПИД-ассоциированных заболеваний, и если они появляются, то врачи ставят стадию СПИДа.

В мае 2018 года врачи нашли у Дениса потемнение в правом легком и отправили в специализированное лечебно-исправительное учреждение — ЛИУ 51 в Нижнем Тагиле. В этот момент, по словам жены, и начались серьезные проблемы со здоровьем.

Анжела и Денис

Дениса госпитализировали в туберкулезную больницу в Нижнем Тагиле с диагнозом интенсивный туберкулез правого легкого и ВИЧ 4 стадии. Анализы показали вирусную нагрузку — 26 тысяч копий, иммунный статус — всего 2 клетки. На фоне практически убитого иммунитета появилась куча заболеваний-оппортунистов.

Каждый день Анжелы сейчас похож на день сурка: с 8:00 до 8:30 прием таблеток, в этом же промежутке — покормить детей и мужа, с 10 до 11 вывести детей и мужа на прогулку, дальше готовка, обед и снова таблетки. Признается, что силы уже на исходе, да и времени на детей совсем не остается. Не успевает даже собрать документы, чтобы отдать старшую в садик.

Правозащитница надеется на аппарат уполномоченного по правам человека, что они смогут похлопотать и устроить Дениса в ПНИ, и на руководство ГУФСИН по Свердловской области, которые наконец закроют вакантные должности врачей-инфекционистов в колониях. Она считает, что, если бы Денису вовремя оказали должную помощь, его можно было бы спасти. Но врачей там катастрофически не хватает, а у тех, которые есть, — колоссальная нагрузка.

За пять месяцев этого года ГУФСИН Свердловской области актировал, то есть освободил по состоянию здоровья, 72 человека. Это почти столько же, сколько за весь прошлый год. Зачастую люди узнают о своем положительном ВИЧ-статусе только после того, как попали за решетку. У многих из них уже тяжелые стадии заболевания, осложненные туберкулезом или гепатитом, у кого-то нет ни медицинской карты, ни истории болезни — все документы с нуля создаются специалистами, работающими с ними в заключении.

В апреле 2019 года ФСИН представил последнюю статистику по количеству заключенных с ВИЧ. Из отчетности следует, что на 1 января 2019 года в учреждениях уголовно-исполнительной системы страны находились 61 417 ВИЧ-положительных. Это порядка 7 % от всех живущих с ВИЧ в России. По данным ведомства, среди мужчин-заключенных ВИЧ есть у каждого десятого, среди женщин — у каждой пятой.

Причин тому несколько: одна из них — недостаточное финансирование и несвоевременная поставка препаратов заключенным, в связи с чем ведомство с весны этого года начало самостоятельно закупать диагностические тест-системы и АРВТ-препараты для пациентов с ВИЧ.

Анжела и Денис

Среди причин, почему не все ВИЧ-положительные люди, оказавшиеся за решеткой, получают жизненно необходимое лечение, Чащилова называет проблемы с диагностикой. Например, тюремные медики не сделали анализ и не узнали, что у человека ВИЧ, или следователь на стадии производства не выяснил этого. К тому же зачастую не учитывают серонегативное окно: период с момента инфицирования ВИЧ до появления антител к вирусу, по которым можно понять, что человек болен, может продолжаться до трех месяцев. То есть анализ показывает отрицательный результат, хотя вирус уже есть в организме. Повторный анализ никто не делает.

Анжела

Несколько дней назад в больнице умер еще один недавно актированный парень с ВИЧ. Ему не успели помочь — состояние, как и у Дениса, было критическим. Правозащитница Марина Чукавина уверена, что Анжеле и другим родственникам таких освободившихся людей было бы намного легче ухаживать за родными, если бы ФСИН при актировке оформляла группу инвалидности. Ведь в любом случае все заключенные перед освобождением в связи с болезнью проходят серьезную медицинскую комиссию.

Впрочем, региональная ФСИН заявила, что у них такая практика есть, и многие выходят на свободу уже с группой инвалидности. Денису же группу не назначили только потому, что из ЛИУ его срочно госпитализировали в туббольницу. Комментируя историю Дениса, главврач Свердловского областного центра СПИД Анжелика Подымова отмечает, что человек должен начинать прием АРВТ с момента постановки диагноза и быть привержен лечению независимо, на свободе он или отбывает наказание. Что касается социальной помощи, то ее надо добиваться, корректируя действующее законодательство, причем как на федеральном, так и на региональном уровнях.

Пока чиновники разбираются с документами и регламентами, Денис наблюдается в кабинете инфекционных заболеваний своего города, получает лечение от туберкулеза, лекарства от ВИЧ (Тенофовир, Ламивудин и Долутегравир), проходит обследования и профилактику от заболеваний-оппортунистов.

Анжела тем временем ходит по кабинетам, собирает справки и оформляет инвалидность, чтобы финансово стало хоть немного легче. Правда, в этой беготне она едва не забыла про собственное здоровье — у Анжелы тоже ВИЧ. Полностью погрузившись в проблемы освободившегося мужа, она на какое-то время забыла про свою терапию. Пока общественники не напомнили ей про ответственность за себя и жизнь своих детей, которые благодаря АРВТ родились здоровыми.

Заключенные с ВИЧ и туберкулезом добиваются врачебной помощи по нескольку лет

03.10.2011 в 19:09, просмотров: 11575

На прошлой неделе три женщины обратились в Тверской районный суд Москвы с уникальным иском. Их родственников — у кого сына, у кого брата — посадили в тюрьму и там сгноили, не предоставив лечения. Они умерли от истощения, туберкулеза, СПИДа. И теперь женщины требуют призвать ФСИН к ответу. Это первый подобный иск в России.

Но что интересно, скоро в Москве пройдет международный пафосный форум, посвященный достижению одной из глобальных “целей развития тысячелетия”, а именно №6: искоренение туберкулеза, малярии и ВИЧ. И Правительство России настояло, чтобы этот форум прошел именно у нас — Россия собирается возглавить борьбу с этими заболеваниями. А вот интересно: в чем именно мы можем ее возглавить? В чем мы “пионерам пример”? В том, что мы прикрыли всю профилактику среди наркоманов и теперь у нас ВИЧ попер как на дрожжах? Или в том, что у нас шестой год летом кончаются лекарства и уже год нет тестов для определения уровня ВИЧ? Или что Минздрав не выделяет денег на заключенных с ВИЧ, и они умирают, не досидев даже небольших сроков.

Господи, как я устала писать про моих умерших ровесников, которые могли бы сейчас жить…

Константин Б. был освобожден из ЛИУ-4 (зоны для заключенных с туберкулезом) в связи с тяжелой болезнью. Его вынесли на носилках и отдали родным. Константин умер через 12 дней. Ему было 33 года. Последняя стадия ВИЧ-инфекции, туберкулез.

Геннадий Питателев умер в ЛИУ-4 через 6 дней после того, как прибыл туда этапом из питерской тюремной больницы им. П.Ф.Гааза. Последняя стадия ВИЧ-инфекции, истощение, туберкулез. Ему было 29.

Константина Пролетарского освободили по состоянию здоровья из ЛИУ-4 с температурой 40. Проведя полгода в питерской больнице, Костя умер. Последняя стадия ВИЧ-инфекции, туберкулезный менингит. Ему было тоже 29.

Дело в том, что в Санкт-Петербурге, Ленинградской области и Карелии очень много наркотиков, ВИЧ-инфекции и туберкулеза. Соответственно, много и заключенных с этими заболеваниями. И единственная тюремная больница им. П.Ф.Гааза в Санкт-Петербурге в конце концов перестала справляться с этим потоком. Тогда в 2005 году директор ФСИН Калинин издал приказ, в соответствии с которым всех туберкулезных больных из Питера и Ленобласти должны были отправлять в два учреждения в Карелии — ЛИУ-2 и ЛИУ-4, предназначенных для содержания и лечения осужденных, больных туберкулезом. Но особенность заключалась в том, что солидная часть туббольных имела еще и ВИЧ. А в этих двух колониях не было ни одного врача-инфекциониста вообще! Только фтизиатр. Потому как они специализируются на туберкулезе. Они просто не знали, как лечить. А заключенные пошли рекой.

Высокую смертность в уголовно-исполнительной системе отметил замгенпрокурора России Евгений Забарчук. По его данным, в 2009 году в российских колониях и изоляторах умерли более 4670 человек, что превысило аналогичный показатель 2008 года.

— Начиная с 2006 года больных заключенных стали этапировать туда без разбору, — говорит Павел Чиков. — В этих двух ЛИУ администрация сама в шоке была. Сотни человек с ВИЧ, и ни одного врача для них. Там не было ни лекарств, ни лабораторий.

— Таким образом, — говорит Павел Чиков, — Следственный комитет объяснил, что люди умирали не по вине персонала УФСИН по Карелии или врачей, а потому, что ФСИН направила им огромное количество заключенных и не обеспечила их необходимым количеством инфекционистов, тест-систем, терапией и т.д. Но это, мол, было в А теперь у них все налажено. Но Константин Б. скончался в прошлом году. Так что картина с лечением сегодня мало изменилась.

— А сейчас много заключенных с ВИЧ на Северо-Западе?

— 4,5 тысячи. И у них во ФСИН на эти 4,5 тысячи человек только 3 инфекциониста! И два из них работают в тюремной больнице им. П.Ф.Гааза.

— То есть ездить в колонии они не будут?

— Нет, конечно! И это типичная проблема. В Удмуртии больше тысячи ВИЧ-инфицированных заключенных, там один инфекционист. И можно представить, с какой вероятностью и частотой каждый из них имеет доступ к этому врачу. Можно сказать, что не имеет.

— А вот тюремная больница им. П.Ф.Гааза в Питере, которую вы упоминали, она подходит для лечения заключенных с ВИЧ?

Сейчас в больнице им. Гааза находится осужденный в очень тяжелом состоянии — у него 50 иммунных клеток (норма около 800. — А.К.). Адвокат хочет добиться, чтобы его освободили по состоянию здоровья. Так в больницу теперь перестали пускать адвокатов.

— На нет суда нет!

— Именно так. Ну нет же ничего, ну что ж теперь! И Следственный комитет в Карелии тоже сказал: ну откуда они могут взять, раз нет?! Ну да, умерли. Но ведь нет же врачей и лабораторий!

— Сколько всего осужденных с ВИЧ в России?

— 65 тысяч. Каждый выявленный находится в уголовно-исполнительной системе. И очень интересно посмотреть, какова доля получающих АРВ в колониях и на воле. Минздрав заявляет: у нас около 100 тысяч по стране получает терапию. Это почти 20% от всего количества. А на зонах получают АРВ 5% инфицированных. Как минимум 15% недополучают. Как может человек с 50 клетками не получать терапию — я говорю про того человека в Гааза?! И это в нынешних условиях, с теми бюджетами, которые есть у Минздрава, которые выделяются на терапию! Люди, умирающие от СПИДа, — это штука недопустимая. Это нонсенс.

— Это позор.

— Абсолютный позор. И умирающие от туберкулеза — позор. Это можно еще было понять в когда денег реально было меньше. И позиция Европейского суда по правам человека такова, что государство обязано защищать жизнь людей, исходя из имеющихся экономических возможностей. И поэтому клеймить Россию конца с теми экономическими возможностями, которые у нее были, — рука не поднимается. Но не клеймить ее сейчас — вот это уже недопустимо.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №25762 от 4 октября 2011